Исмаил Шихлы - Буйная Кура

• Название: Буйная Кура
• Автор: Исмаил Шихлы
• Жанр: Русская классическая проза

---

То ли от молодости и крепости, наполняющей ее тело, то ли в ответ на восхищение, откровенно светившееся в глазах мужчины, Мелек неожиданно улыбнулась ему. Джахандар-ага улыбнулся тоже. Женщина мгновенно спохватилась, покраснела, закрыла лицо концом накидки, торопливо поправила сбившееся платье и пришпорила коня. Но уже было поздно. Образ улыбающегося мужчины, развалившегося на траве, она повезла, с собой, также как ее соблазнительный образ остался в глазах мужчины.

Можно было бы расспросить у кого-нибудь из длинного обоза, кто эта женщина, откуда, как ее зовут, но Джахандар-ага почему-то не осмелился это сделать.

И вдруг год спустя, возвращаясь из города, он снова увидел ее на берегу Куры. Целый год он вспоминал эту женщину. Он видел ее во сне, думал о ней наяву, и как только она вспоминалась, та же самая темная горячая волна приятной сладковатой тяжестью заливала всю его плоть.

Джахандар-ага остановил коня и стал сзади глядеть на ничего не подозревавшую Мелек. Женщина, зайдя по щиколотки в текучую быструю воду Куры, мыла ноги, показывая их до колен. В последних отблесках закатного солнца казались золотистыми и воды Куры, и ноги Мелек, и даже ее черные волосы.

Джахандар-ага тронул коня и в одно мгновение оказался рядом с женщиной.

- Послушай, ради памяти твоего отца, напои водой.

Женщина вздрогнула и распрямилась. Она увидела огромного мужчину, возвышающегося над ней, как скала, и сразу узнала ту же самую прошлогоднюю улыбку. Дрожащей рукой она зачерпнула в Куре и протянула всаднику медную кружку. Джахандар-ага схватил Мелек за локоть протянутой руки, притянул к себе, и в одно мгновение та оказалась в седле. Она, конечно, начала биться и вырываться, но конь был направлен смело и прямо поперек Куры, на тот пустынный берег, в тот вечереющий синий лес.

Две ночи провел Джахандар-ага за рекой у знакомых хуторян, упиваясь своей победой. На третьи сутки он привез Мелек к себе домой.

Мелек не любила своего законного мужа, Джахандар-ага был хорош и силен, поэтому она сразу и целиком подчинилась этому решительному мужчине с львиным, как ей казалось, сердцем.

Джахандар-ага думал, что все пройдет тихо и спокойно. Ну, может быть, пошумит сначала, покипятится Зарнигяр, но ведь успокоится же она в конце концов. А о детях распалившийся неожиданной любовью Джахандар-ага и не вспомнил. И вот разразился этот утренний отвратительный скандал: сын замахнулся на отца, Мелек едва осталась жива, Зарнигяр-ханум пребывает разъяренной, Салатын страдает.

Джахандар-ага кружился около двери, не осмеливаясь войти внутрь. Он боялся, что стоит ему открыть дверь, как снова поднимется шум, и, быть может, он сделает тогда нечто непоправимое.

Зажглись звезды, и заметно похолодало. Джахандар-ага решился и вошел в дом. Вопреки ожиданиям, дом его встретил тишиной. Никто не вышел встречать его, да и некому было выходить. Шамхал ушел из дому, Зарнигяр-ханум забилась куда-то и, наверно, плакала. Салатын, напуганная происшедшим, не смела показаться на глаза. Только Мелек и была в комнате. Она сидела на краешке тахты, прислонившись к стене.

Из-за того, что никто не оправил лампу, свисающую с потолка, в комнате было полутемно. Этот бледный желтоватый свет раздражал, наводил уныние. Джахандар-ага вывернул фитиль и только сейчас, повернувшись, посмотрел на Мелек. Молодая женщина сидела, сложив руки на груди и неподвижно глядя в окно. Ее платье было в нескольких местах разорвано. На лбу и на щеках синяки. Она сидела и всхлипывала.

Джахандар-ага растерянно молчал, он не знал, что говорить и что делать: то ли подойти и утешить, то ли крикнуть, чтобы она замолчала. Тишина длилась долго. Всхлипывание становилось все громче. Джахандар-ага, полулежавший на тахте, наконец потерял терпение:

- Ну довольно! Перестань разливаться рекой. Встань, подойди ко мне.

Мелек подошла и встала перед мужчиной.

- Зачем ты сделал меня несчастной? Зачем я тебе нужна?

- Ну, а что такого с тобой случилось?

- Что же еще могло случиться? Я опозорена на весь мир. С каким лицом мне возвращаться назад. Они ведь меня убьют.

- Не говори глупостей. Ты никуда из этого дома не уйдешь.

- А Шамхал?

- Шамхал - щенок. - Мужчина поднялся и сел прямо, расправив плечи. Больше чтоб я не слышал его имени.

- А твоя жена, дочь?

- Поменьше разговаривай. Это тебя не касается. Я хозяин дома, я знаю, что делаю.

Мелек подчинилась и замолчала. Но в глубине души Джахандар-ага чувствовал свою неправоту. Он понимал, что на этом дело не кончится, что каждый день в доме будут ссоры и крики. А между тем мир в доме во что бы то ни стало надо было восстановить. Нужно вернуть жизнь снова на старый путь, в тихую колею. Да жалко и Зарнигяр. Сколько лет они клали головы на одну подушку. У него взрослые сыновья, дочь на выданье. Как же теперь быть? Разве возможно Зарнигяр выгнать из этого дома? Что скажут люди?

Но с другой стороны, ни в чем не виновата и Мелек. Разве не он сам оторвал ее от родного очага? А ее муж? Разве он не появится через несколько дней на арене и не попытается отомстить?

Мысли одна мрачнее другой, одна тяжелее другой давили Джахандар-агу. Он и сам был не рад теперь, что ни с того ни с сего сам, добровольно сунул голову в это пекло.

Но временами он начинал утешать и успокаивать себя.

"Э... Что там случилось, - говорил сам себе Джахандар-ага, - как будто я сделал что-нибудь сверхъестественное, ужасное, небывалое. Как будто не полагается по обычаю иметь две жены. Не я первый придумал такой обычай. Ничего не случится. А женщины покричат, поплачут и успокоятся, как всегда. Может быть, они затаят в себе злость и яд, но внешне должны подчиниться и притихнуть".

А как посмотрит на все Ашраф? Может, и он, подобно своему брату Шамхалу, кинется на отца? Может, и он встанет на сторону матери?

Джахандар-ага расстроился окончательно. Он представил, как сын Ашраф, который учится сейчас в Горийской учительской семинарии, откроет дверь и еще на пороге скажет: "Как тебе не стыдно, отец? Что ты наделал, зачем обижаешь мать?" А сказав это, повернется и уйдет, как Шамхал, и покинет этот дом навсегда.

На дворе послышался шум, залаяли собаки, заскрипела арба. Это вернулся Таптыг с убитым оленем. Вскоре он вошел в дом и доложил:

- Хозяин, олень на дворе. Что делать с ним дальше?

- Позови ребят, пожарьте себе шашлык, там хватит на всех.

- А вы?

- Принесешь нам два хороших шампура, посочнее.

Таптыг ушел в темноту двора. Тотчас там начались хлопоты. Слышно было, как Таптыг сказал людям, слугам, собравшимся около оленя:

- Похоже, олень сегодня достанется нам, несите ножи, шампуры, дрова, чистую воду.

Засуетились женщины, гремя посудой, заработали острые ножи. Не прошло и пяти минут, как олень был освежеван и разделен на куски. Мясо, годное для шашлыка, отделили от мяса, которое пойдет на бозартму.

Между тем костер разгорелся. Окна осветились отблесками огня. Ночной мрак, затопивший все село, был вынужден отступить на пределы двора Джахандар-аги.

Засучив рукава, Таптыг хлопотал около костра. Те два шампура шашлыка, которые пойдут хозяину, он не мог доверить никому: обязательно что-нибудь напортят, либо пережарят, либо сделают его жестким.

Всякий, кто ходил мимо огня или стоял около него, отбрасывал в ночной воздух длинные черные тени, которые двигались, пересекались, сталкивались. Тени то укорачивались, то порой удлинялись так, что устремлялись за изгородь и только там вдали сливались с общей темнотой, казавшейся благодаря яркому костру особенно непроглядной.

Поленья горели весело, то бесшумно и ровно, то с треском и искрами. Постепенно стал появляться уголь. Спущенные с цепи псы сбежались на запах мяса. Два из них лежали поодаль, положив головы на лапы и безотрывно глядя на руки людей, разделывающих тушу оленя. Иногда они подползали поближе, но ничего не добыв, тихо повизгивая, отползали назад. Другие собаки сидели вокруг, тоже следя за каждым движением хозяйских слуг, готовые наброситься на первый же кусок.

Таптыг разрезал оленьи кишки на несколько частей и бросил собакам. Те вгорячах кинулись было друг на друга, но, поняв, что еды много, схватили каждая свою долю и разбежались по темным углам двора.

Слуги перестали подкладывать дрова в костер, принесли шампуры. Огня становилось все меньше, а горячих углей все больше. Скоро двор наполнился сладким запахом жареного мяса.

Далеко за полночь Джахандар-ага, разомлевший от сытости и от жаркой близости новой, молодой жены, шептал ей, держа на руке ее голову:

- Ты же знаешь, что я тебя никуда не отпущу. Ты всегда теперь будешь рядом со мной. Но ведь и её надо пожалеть. Как-нибудь надо тебе с ней помириться, сладить. В доме нельзя жить без тишины и согласия... К тому же она мать моих детей. Подойди завтра к ней, упади в ноги, назови себя ее служанкой, скажи, что ни в чем не будешь перечить, скажи, что ты не виновата, что с тобой приключилась беда, попроси прощения. Я знаю ее характер, она смягчится, у нее доброе сердце, а потом вы привыкнете друг к другу, и все уладится. Я тоже попробую с ней поговорить. Так что не переживай и не плачь.