Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

Кончина видного купца и приказного деятеля была трагичной — 16 мая 1682 года он был обвинен мятежными стрельцами в том, что, «будучи у великих государевых дел, со всяких чинов людей великие взятки имал и налогу всякую и неправду чинил», и убит. Мы никогда не узнаем, справедливы ли были эти обвинения или в стрельцах говорили злоба и зависть; однако перечень боярских преступлений, поданных стрельцами, включает в себя многие фантастические обвинения и доверять ему нельзя{135}. Невестка А.С. Кириллова Ирина Симоновна, вдова его сына Якова, также служившего думным дьяком, а затем принявшего постриг в Донском монастыре, в конце XVII века дала деньги на строительство колокольни над воротами и пожертвовала храму двухсотпудовый колокол. Изящная церковь, украшенная кокошниками, наличниками, колонками, изразцами с изображением двуглавых орлов, по счастью, сохранилась до настоящего времени{136}.

На правой стороне Большой Ордынки располагалась Кадашевская слобода, которая в 1630 году насчитывала 413 дворов, а в 1682-м — 510. Она получила название от села Кадашева, упомянутого в завещании Ивана III. Существует мнение, что это название происходит от слова «кадка» и, таким образом, отражает главное занятие жителей. Есть также предположение, что наименование «Кадашево» идет от мужского некалендарного (отсутствующего в святцах) имени или прозвища Кадаш. К началу XVII века относятся сведения о ткацком производстве в Кадашеве. Ремесленники изготавливали льняное полотно для нужд двора, а потому слобода находилась в привилегированном положении: управлялась приказом Царицыной мастерской палаты и была одной из самых богатых. Ее жителям выделялись земельные участки, от размеров которых зависели количество и тип тканых изделий, сдаваемых ими в казну. В слободе было немало редких для того времени каменных домов.

В 1658—1661 годах в Кадашах выстроили комплекс государева Хамовного двора, располагавшийся на месте современных домов 5—11 по Старомонетному переулку: «четыре палаты поземные, а меж них сени, а мерою тех палат и сеней длиннику 21 сажень, поперек 5 саж[еней]. А против тех палат другие же четыре палаты и сени, а мерою тако ж». В каменных палатах стояли ткацкие станы, в деревянных избах располагались белильные и вышивальные мастерские. В плане Хамовный двор представлял собой почти квадрат со сторонами приблизительно 86 метров. Каменные палаты производственных помещений стояли по всему периметру, над ними возвышались высокие бочкообразные кровли. После строительства Хамовного двора на нем сосредоточились всё ткацкое производство и отделка тканей, которые ранее мастера и мастерицы осуществляли на дому{137}.

Храм Кадашевской слободы во имя Воскресения Христова впервые упоминается в завещании князя И.Ю. Патрикеева (1498), где именуется «церковью Воскресения, что на Грязех». В 1657 году он был возведен в камне. Строительство современного церковного здания началось около 1687 года на средства купцов Кондрата и Логина Добрыниных, отца и сына. Возможно, архитектором был Сергей Турчанинов, колокольных дел мастер, завершивший шатер Воскресенского собора в Новом Иерусалиме. Церковь Воскресения в Кадашах — уникальный памятник архитектуры конца XVII века, сочетающий в себе черты традиционного посадского храма со стилистикой нарышкинского барокко. Двухъярусный Воскресенский храм имеет очень необычное оформление в верхней части, которая завершается тремя ярусами белокаменных «петушиных гребней» — фронтонов, расположенных уступами. Украшает храм и резная виноградная лоза. Пять глав, венчающих церковь, установлены на призматических барабанах, грани которых подчеркнуты тонкими витыми колоннами.

По другую сторону Большой Ордынки, в восточной части Замоскворечья находилась еще одна казенная слобода — Овчинная. В 1632 и 1658 годах здесь было 103 двора. Слобода относилась к конюшенному ведомству, а ее население обрабатывало овечью шерсть и выделывало шкуры. До нашего времени сохранились слободская церковь Михаила Архангела (возведена в XVII веке, сильно перестроена в 1700 году), а также палаты XVII—XVIII столетий (Средний Овчинниковский переулок, дом 10). Там, возможно, находился административный центр слободы — братский двор — либо производственные помещения.

Севернее Овчинной располагалась черная Кузнецкая слобода, именовавшаяся также Новой Кузнецкой. По-видимому, ее жители переселились из Заяузья и потому слобода получила название Новой (память о ней сохранилась в названии Новокузнецкой улицы). В 1638 году в слободе насчитывалось 72 двора, спустя 20 лет — 185. Скорее всего, их обитатели там и работали, поскольку проводившаяся в 1641 году перепись кузниц зафиксировала в Замоскворечье всего 28 штук, часть которых принадлежала жителям соседних слобод — Садовнических и Кадашевской{138}. Слободская церковь Николая Чудотворца была возведена в камне в 1681—1683 годах (дошедшее до нашего времени здание выстроили в начале XIX века).

Другая черная слобода — Голутвинная — находилась в западной части Замоскворечья, за Якиманкой. Она и ее слободской храм во имя Рождества Богородицы впервые упоминаются в 1504 году в духовной грамоте Ивана III. Считается, что она являлась слободой Богоявленского Старо-Голутвинского монастыря, основанного в XIV веке на окраине Коломны, однако наименование слободы могло происходить и от слова «голутва», означающего ровное, расчищенное место. В XVII столетии слобода была черной. В 1632 году здесь было 77 дворов, в 1б53-м — 111 дворов. К Голутвинной слободе примыкала Панская, населенная выходцами из Польши, Литвы и иных земель. Среди них встречаются офицеры полков «иноземного строя», военные музыканты, толмачи, русские дворяне. Жил в слободе даже новокрещеный «арапленин» Дмитрий — соплеменник пушкинского предка Абрама Петровича Ганнибала{139}. Слободской храм был посвящен празднику Благовещения.

Местность, расположенная к западу от Голутвинной и Панской слобод, по направлению к Москве-реке, называлась Бабьим Городком (ныне здесь находится Бабьегородский переулок). Это название вызвало много различных гипотез. Впервые оно встречается в источнике начала XVII века в форме «Бабья городня». И.М. Снегирев предположил, что оно связано с мостом через реку Москву, устроенном на «городнях» — клетках и сваях. Слово «баба» могло означать либо речную старицу, либо болванку, которой забивают сваи.

Во второй половине XVII века столица уже сильно шагнула за границы Земляного города. За его пределами находились 34 слободы, тесно привязанные к Москве как в административном, так и в экономическом отношении. Некоторые из них, например Новая Дмитровская, были продолжением старых городских; другие — Иноземная (Новая Немецкая), Мещанская — создавались правительственными указами; третьи развивались самостоятельно. К 1701 году число дворов за городскими стенами (6115) было вполне сопоставимо с их количеством в самом Земляном городе (7394). За пределами города находились десять монастырей — Спасо-Андроников, Новоспасский, Покровский, Симонов, Данилов, Донской, Андреевский, Саввинский, Новодевичий, Новинский, — прославленных своими святынями и подвижниками благочестия и, несомненно, воспринимавшихся как московские. Наконец, за городом — в Коломенском, Измайлове, Рубцове, Преображенском, Воробьеве-Алексеевском и других местностях — в XIV—XVI веках возникали и обустраивались, а в XVII столетии достигли расцвета царские усадьбы, в которых располагались великолепные архитектурные и садово-парковые ансамбли, а также одни из первых русских промышленных производств — казенные мануфактуры.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «ПО БОЛЬШОЙ МОСТОВОЙ УЛИЦЕ»

Размеры и вид города

Русские средневековые авторы, повествуя о Москве, употребляют общие выражения, которые не дают возможности представить внешний вид города. Например, патриарх Иов так рассказывает о строительной деятельности Бориса Годунова: «И самый царствующи богоспосаемы град Москву, яко некую невесту, преизрядною лепотою украси: многая убо в нем прекрасные церкви камены созда и великие полаты устрой, яко и зрение их великому удивлению достойна; и стены градные окресть всея Москвы превелики камены созда и величества ради и красоты проименова его Царьград; внутрь же его и полаты купеческий созда во упокоение и снабдение торжником…»{140}

Гораздо более информативны описания иностранцев, обращавших на общий вид Москвы особое внимание. Далеко не все иноземные путешественники были в восторге от увиденного, однако наблюдатели сходятся в одном — их поражает огромное пространство.

«Сам город — деревянный и довольно обширен, — пишет Герберштейн, — а издали кажется еще обширнее, чем на самом деле, ибо весьма увеличивается за счет пространных садов и дворов при каждом доме. Кроме того, в конце города к нему примыкают растянувшиеся длинным рядом дома кузнецов и других ремесленников, пользующихся огнем, между которыми находятся поля и луга. Далее, неподалеку от города заметны какие-то домики и заречные слободы, где немного лет тому назад государь Василий выстроил своим телохранителям новый город Nali... Недалеко от города находятся несколько монастырей, каждый из которых, если на него смотреть издали, представляется чем-то вроде отдельного города. Следствием крайней обширности города является то, что он не заключен в какие-либо определенные границы и не укреплен достаточно ни стенами, ни рвом, ни раскатами»{141}. Путешественник мог обозревать панораму Москвы с Поклонной горы на Смоленской дороге (той, которая в XIX веке осталась единственной из многих Поклонных гор, существовавших на каждом направлении).