Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

По мнению эпидемиологов, именно в Центральной Азии около двадцати тысячелетий назад и возник вирус этой страшной болезни, переносчиками которой в степи являлись сурки, а в лесной зоне — крысы и мыши, а вернее, паразитировавшие на этих животных блохи. Изначально чума была болезнью животных. Но, продвигаясь в степь, кочевники-скотоводы вступили в тесное соприкосновение с очагами чумы и открыли пути для ее широкого распространения по миру{351}. Исследования природы и механизма распространения чумы позволили в конце концов в XX столетии победить эту болезнь, но в Средние века миллионы людей умирали в муках или теряли близких.

Эпидемия чумы, распространившаяся в степях Золотой Орды и в других улусах Монгольской империи, в 1347 году проникла в Европу Л.Н. Гумилев пишет: «Говорят, что хан Джанибек, осаждая Кафу (Феодосию), приказал перебросить через стену этой генуэзской крепости труп человека, погибшего от чумы. Так зараза проникла в неприступную твердыню. Генуэзцы спешно эвакуировались и двинулись домой, но по дороге останавливались в Константинополе и в Мессине в 1347 г. Чума поразила Вязантию и Сицилию[14]. В 1348—1349 гг. эпидемия опустошила Италию, Испанию, Францию, Венгрию, Англию, Шотландию, Ирландию, Данию, Норвегию, Швецию, Нидерланды, была занесена на кораблях в Исландию и в Пруссию, после чего в Западной Европе затихла, но в 1351 г. перекинулась во Псков. В 1353г, опустошив Великое княжество Московское, злая зараза ушла на юг, в степи, не затронув Нижнего Новгорода. Москва и Подмосковье на время опустели. Гибель от эпидемии, по непроверенным сведениям, достигала 30% населения… Но на одном месте эпидемия продолжалась от четырех до шести месяцев, после чего уцелевшие могли считать себя в безопасности и оплакивать погибших родственников»{352}.

По примерным оценкам, эпидемия «черной смерти», как называли чуму в Европе, унесла около двадцати миллионов жизней. Впоследствии чума неоднократно возвращалась, вплоть до конца XVIII века, собирая жуткую жатву{353}.

В 1349 году моровое поветрие пришло на территорию Великого княжества Литовского — ближайшего соседа русских княжеств. Летописец зафиксировал: «Мор бысть на люди в Полоцке». Вероятно, первая волна эпидемии была не слишком сильной. Но уже в 1352 году бедствие охватило Европу: «Того же лета на-ча слыти мор в людех, тако бо изволися Господу Богу на своей твари на всяка времена помышление творя, роду человеческому полезное и спасение даруя, всегда ища нашего обращения к Нему и покаяния от злых дел наших, их же творим съгрешающе непрестанно». «Черная смерть» уже стояла на пороге Руси. Эпидемия началась в следующем, 1353 году с Пскова, пограничного города, через который шла торговля с германскими землями. «Сице же смерть бысть скора: храхнет человек кровию, и в третий день умираше, и быша мертвые всюду… — сообщает Никоновская летопись, — убо и священницы не успеваху тогда мертвых погребати, но во едину нощь до заутра сношаху к церкви мрътвых до двадесять и до тридцати, и всем тем едино надгробное пение отпеваху, точию молитву разрешалную, иже глаголется рукопись, комуждо особь изглаголаваху… И не бе где погребати мертвых, все убо бяше могилы новые… и мног плач и рыданье во всех людей бе, видяще друг друга скоро умирающе и сами на себя тоже ожидающе»{354}.

Эти жуткие сцены повторялись во всех городах, охваченных эпидемией, — Новгороде, Смоленске, Киеве, Чернигове, Суздале, — «и во всей земле Рустей смерть люта, напрасна и скора». Весной 1353 года «черная смерть» добралась до Москвы. О масштабах трагедии свидетельствуют летописные записи, рассказывающие о кончине 11 марта митрополита Феогноста, на той же неделе — двух сыновей великого князя Московского Семена Ивановича Гордого, Ивана и Семена, 26 апреля — самого великого князя, а вскоре и его брата князя Андрея Лопаснинского{355}. Из троих сыновей Калиты выжил только Иван Красный. Если болезнь так жестоко выкосила великокняжескую семью, где мужчины были здоровее и крепче большинства горожан, а против чумы, несомненно, принимались защитные меры, следовательно, потери среди рядовых горожан были не меньше — видимо, до 2/3 жителей Москвы, как и в Западной Европе.

Следующий удар эпидемия нанесла в 1364 году. Ей предшествовали неоднократные грозные знамения: «прехожаху по небу облаци крови», «погибе солнце, и потом месяц преложися в кровь»{356}. На этот раз чума пришла с востока, из Орды. «Мор велик» начался в Нижнем Новгороде: «хракаше люди кровию, а инии железою болезноваху день един, или два, или три дня мало неции прибывшее, и тако умираху». Смерть забирала по 50, 100 и более человек в день. Из Нижнего Новгорода эпидемия перекинулась в центр страны, охватив Рязань, Коломну, Переславль-Залесский, Москву, Тверь, Владимир, Суздаль, Дмитров, Волок Ламский, Можайск — «и во все грады разыдеся мор велик и страшен»{357}. Симптомы болезни летописи описывают подробно и единообразно: кровохарканье и опухание лимфатических желез (появление бубонов).

В XIV—XV веках болезнь возвращалась неоднократно. Например, в 1366 году «бысть мор велик в граде Москве и по всем властем (волостям. — С. Ш.) Московским». Сильнейший удар чума нанесла в 1420-х годах. Под 1425-м летописец записал: «Сентябрь. Нача мор преставати в Новегороде в Великом, и паки возста силен зело во Пскове, и в Новегороде Великом, и в Торжку, и во Тфери, и на Волоце, и в Дмитове, и на Москве, и во всех городах Русских, и во властех, и в селе по всей земле; и бысть туга и скорбь велия в людех». На следующий год эпидемия повторилась: «Мор бысть велик во всех градех Русскых, по всем землям, и мерли прыщем: кому умереть, ино прыщь синь и в 3-й день умираше; а кому живу быти, ино прыщь черлен да долго лежит, доднеже выгниет. И после того мору, как после потопа, толико лет люди не почали жити, но маловечны и щадушни начаша быти»{358}.

О масштабах эпидемии опять можно судить по потерям в составе московского княжеского дома. Во время чумы 1425—1427 годов скончались все пятеро взрослых сыновей героя Куликовской битвы князя Владимира Андреевича Серпуховского, а в феврале 1428-го, вероятно, также от чумы, умер их троюродный брат, сын Дмитрия Донского Петр{359}.

На всем протяжении XV века и значительную часть XVI столетия чума щадила Москву, хотя неоднократно опустошала пограничные Псков и Новгород. Вероятнее всего, центральные области страны удавалось уберечь от эпидемии благодаря жестким мерам: на дорогах устраивались заставы, несчастные жители городов, где свирепствовала чума, изгонялись отовсюду. Ливонская война (1558—1583) повлекла за собой разорение и запустение прибалтийских и литовских земель, и оттуда в Россию вновь пришла чума. В 1566 году эпидемия распространилась на Смоленск, Луки, Торопец, Новгород, Псков, Можайск, в 15б9-м охватила Москву и другие города и продолжалась до 1571 года. Составитель Морозовского летописца писал: «Такового поветрия не бысть, отнеже и царство Московское начася, понеже невозможно исписати мертвых множества ради». В отдаленном Устюге в 1571 году умерло 12 тысяч человек, «опроче прихожих», «а мерли прищем да железою»{360}.

Современник событий немец-опричник Генрих Штаден писал об эпидемии 1566—1571 годов: «Сверх того Бог Вседержитель наслал великое чумное поветрие, и если в какой двор или дом приходила чума, тотчас этот дом и двор забивали; умирал кто-нибудь внутри, там же его и следовало хоронить, так что многие обречены были на голодную смерть в своих домах и дворах. По стране во всех городах, монастырях, незащищенных посадах и деревнях, а также на всех путях и проезжих дорогах были поставлены заставы, чтобы никто не мог добраться до друг друга. А если на заставе кого хватали, того тотчас следовало бросить в костер, бывший на той заставе, со всем, что при нем было: повозкой, седлом, уздой. По стране повсеместно на съедение собакам доставались многие тысячи людей, умерших в чуму»{361}.

Карантины и заставы, горящие костры «для очищения воздуха», забитые дома, сожжение трупов и даже живых людей, бежавших из чумных районов (в этом Штаден был абсолютно прав), были в те времена главными средствами борьбы с эпидемией. Новгородские летописи сообщают, что во время эпидемии 1567—1568 годов «которые люди побегоша из града, и тех людей, беглецов, имаша и жгоша». В 1571-м больных чумой было запрещено исповедовать; «а учнет которой священник тех людей каяти, бояр не доложа, ино тех священников велели жещи с теми же людми с болными». Царский указ костромским воеводам от 4 сентября того же года предписывал оперативно сообщать государю о развитии эпидемии («на посаде и в уезде от поветрия тишает, и сколь давно, и с которова дни перестало тишать?»), а в случае ее распространения «поветренные места… крепить засеками и сторожами частыми… чтобы из повет-ренных мест на здоровые места поветрия не навести». Если же чуме удастся пробраться сквозь заставы, Иван Грозный угрожал сжечь самих воевод{362}.