Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

Во время царских выходов милостыню не раздавали. Напротив, от наплыва толпы государя защищали 100 стрельцов с батогами. Только в определенные дни — в канун Рождества Христова, на Пасху, в другие праздники и в начале постов — государь лично в сопровождении отряда стрельцов и подьячих приказа Тайных дел посещал тюрьмы и богадельни, одаривая подаянием заключенных, полоняников и нищих на улицах. Так, в 1664 году в пятом часу утра царь Алексей Михайлович посетил Большой тюремный и Английский дворы, где подавал милостыню пленным (полякам, немцам, украинцам, казакам и др.), разбойникам, холопам. Всего в обеих тюрьмах были осчастливлены 1054 человека. Кроме того, идучи от Английского двора, царь жаловал нищих, бедных и раненых солдат «безщотно». Одновременно стрелецкие полковники от его имени раздавали милостыню колодникам Земского приказа и толпе нищих на Красной площади и у Лобного места. В тот раз царское нищелюбие обошлось казне в 1131 рубль и четыре алтына. Любопытно, что размер подаяния существенно колебался: пленному полковнику царь пожертвовал 40 рублей, другим офицерам — по шесть, шляхтичам давал по рублю, а гайдукам, казакам, мещанам и прочим малозначимым пленникам — по полтине. В 1665 году в среду Страстной недели царь раздал 1812 рублей. По полтине получили и 713 стрельцов, сопровождавших государя и стоявших в тот день в карауле.

Также по государеву указу нищих и заключенных в праздники кормили. Так, сидевшим на Английском дворе пленникам в 1664 году на праздник Рождества Христова достались вино, мед, свинина, говядина, сыры, ситные калачи и т. д. В том же году на Благовещение на Аптекарском дворе нищих кормили ухой — всего ее отведали 682 человека. На Пасху колодники получали не только милостыню и щедрый обед, но в придачу шубы, рубашки и «порты»{396}.

Раздача милостыни сопровождала важнейшие события семейной жизни царя — женитьбу и рождение детей. Г.К. Котошихин пишет, что после свадьбы «царь и царица ходят по богаделням и тюрмам и дают милостыню ж; так же и нищим и убогим дают по рублю и по полтине и менши человеку». «И тех денег расходуется множество тысяч», — отмечает беглый подьячий. Празднование рождения царских детей, по свидетельству Котошихина, сопровождалось еще и масштабной выпивкой, которую «ставил» царь стрельцам, солдатам и другим служилым низшего ранга: «…им середи царского двора испоставят ведер по 100 и по 200 в кадях да пива и меду против того вшестеро и всемеро, и кто хочет пить и окроме стрелцов, и ему пить волно; а з двора к себе никому домов носить не дадут»{397}.

Еще одним — печальным — поводом для гигантских раздач милостыни были похороны. Согласно Котошихи-ну во время царских похорон «во всех приказах, изготовя множество денег, завертывают в бумаги по рублю и по полтине и по полуполтине, и вывезши на площади, подьячие роздают милостыни нищим и убогим и всякого чину людям поручно, в богадельнях роздают всякому человеку рублев по 5, и по 3, и по 2, и по одному, смотря по человеку; да и во всех городех чернцом, и попом, и нищим дают погребальные денги и милостыню, против московского вполы и в третью долю». При погребении царицы раздача милостыни была «против царского вполы», царевича — «против царицына малым чем с убавкою», царевны — «против царского в четвертую долю»{398}.

Раздавалась богатая милостыня и на похоронах патриархов. Вероятно, ее размер был, по выражению Котошихина, «против царского вполы», однако на протяжении всего XVII века эти суммы увеличивались. В 1640 году на погребении патриарха Иоасафа I было в несколько приемов роздано (в том числе 300 богаделенным нищим и 923 колодникам) 503 рубля 28 алтын и четыре деньги, а в 1б72-м, когда хоронили патриарха Иоасафа II, раздали 760 рублей 26 алтын и четыре деньги. В числе получателей милостыни упоминаются колодники, обитатели богадельни, нищие на мостах и крестцах. Документы свидетельствуют, что раздача милостыни проходила в далеко не благостной обстановке. В число расходов, связанных с погребением Иоасафа II, вошел и рубль, данный подьячему Тимофею Васильеву на гроб, камку, саван и могилу нищему Мартину, «котораго растоптали на патриарше дворе нищие»{399}.

За погребальной милостыней следовала щедрая раздача денег на поминовение, особенно в сорокоуст. Выше уже говорилось об огромных раздачах припасов после смерти боярина Никиты Ивановича Романова, в результате которых были облагодетельствованы семь стрелецких полков и восемь московских женских монастырей, не считая духовенства разных церквей и московских колодников.

Было бы неверно полностью отождествлять московских нищих с современными бомжами, хотя, конечно, и такие персонажи встречались среди них очень часто. Вместе с тем в переписях Москвы XVII века нищие многократно упоминаются в качестве домовладельцев. Так, согласно переписи 1638/39 года, трое нищих владели дворами в Бронной слободе, причем их дворы были записаны в тяглые. Как видим, правительство не делало поблажек для тех, кто «кормится Христовым именем», хотя духовенство от тягла освобождалось{400}. На церковной земле храма Всех Святых на Кулишках в 1638 году проживал нищий Григорий, на дворе которого жили «захребетники» — четверо ярославцев и два галичанина — люди, видимо, не совсем бедные, поскольку трое из них имели пищали, с которыми собирались сражаться в случае боевых действий{401}. Согласно переписям, большинство московских нищих жили на церковных землях. При описании этих дворов часто встречаются термины «дворишко» или «келья», а об их хозяевах иногда говорится «увечный» или «слепой». Были, однако, среди них и вполне крепкие люди. Так, по данным военной переписи Москвы 1638 года, нищий Ивашка Заика намеревался сражаться рогатиной.

Петр I со свойственным ему рационализмом не признавал социального значения нищенства. При нем были приняты меры по борьбе с этим явлением, которые осуществлялись по двум направлениям: организации богаделен для убогих и стариков и борьбы с побирающимися на улицах. Царским указом от 1691 года осуждались нищие, которые, «подвязав руки, також и ноги, а иные глаза завеся и зажмуря, будто слепы и хромы, притворным лукавством просят на Христово имя милостыни, а по осмотру они все здоровы». Таким обманщикам следовало «чинить жестокое наказание, бить кнутом и ссылать в ссылку в дальние сибирские городы». Как говорилось выше, в 1701 году московских нищих было указано собрать в 60 новооткрытых богаделен; на их содержание выделялись средства из Монастырского приказа, а затем из Синода. Очевидно, при приеме в богадельни нищие должны были пройти освидетельствование, и на государственное попечение попадали действительно увечные, больные и старые.

В 1718 году появился запрет подавать «поручную милостыню» под страхом пятирублевого, а при повторном нарушении — десятирублевого штрафа. «Для ловления нищих и подавцев милостыни» было указано «определить из московского гарнизона нарочных посыльщиков, из каких чинов пристойно». В том же году вышел указ о наказаниях нищих: в первый привод — битьем батогами, во второй — кнутом и ссылкой в каторжную работу. Женщин было велено отсылать в «шпингауз» (прядильню), а «ребят» — на Суконный двор и иные мануфактуры. Если нищие были зависимыми людьми, на их хозяев «за их несмотрение» налагался штраф в пять рублей. В 1738 году во исполнение этого указа были пойманы два незрячих нищих. Напрасно несчастные оправдывались, что из-за слепоты ничем иным не могут добыть пропитания. Оказалось, что один из них был пойман уже во второй раз и, несмотря на уверения в том, что его так и не определили в богадельню, подвергся порке батогами. Ни слепота, ни старость не спасли его от суровой кары{402}.

Но даже столь жестокие меры не могли полностью уничтожить нищенство. В 1734 году во время голода в новой столице в Москве и вдоль Петербургской дороги собралось более семи тысяч нищих. Богадельни не справлялись с наплывом этих обитателей городского дна: «…в Москве по церквам во время службы, и паче в праздники ходят нищие и по дорогам, лежа, просят милостыни, из которых и пьяные бывают и необычно кричат; также и в грацких воротах и в прочих местах происходит»{403}. В 1761 году правительство приказало возобновить борьбу с нищенством, но, несмотря на все усилия, ликвидировать его так и не удалось и оно благополучно дожило до наших дней, ухитрившись пережить даже строгости социализма.

Кабак — пропасть, там и пропасть

Смачное тюркское слово «кабак» глубоко укоренилось в российской и, в частности, московской повседневности. Истории кабаков, кабацкого дела и традиций пития посвящена значительная литература, которая включает и исследование И.В. Курукина и Е.А. Никулиной о повседневной жизни русского кабака. Предшественником «государева кабака» была древнерусская корчма, где пили мед и пиво. Где-то на рубеже XV— XVI веков в Москве получает распространение водка, а вслед за этим корчмы сменяются царскими кабаками, в которых продавали пиво и водку, длительное время именовавшуюся «хлебным вином». Доходы от питейной продажи шли в казну, а управлялись кабаки официально утвержденными должностными лицами — кабацкими целовальниками, реже — жаловались служилым людям или отдавались на откуп{404}. Англичанин Флетчер, уделявший особое внимание доходам царской казны, пишет, что царь получает с кабаков «оброк, простирающийся на значительную сумму: одни платят 800, другие 900, третьи 1000, а некоторые 2000 иди 3000 рублей в год»{405}.