Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

Однако далеко не всегда конфликты в слободе решались «судом чести». Грубость нравов, свойственная наемникам, усугублялась при соприкосновении с бытовой агрессией, царившей на московских улицах и в домах. Брань, кулачные расправы, нанесение увечий — всё это было одинаково распространено и в слободе, и в Москве в целом. В 1659 году один капитан, заманив к себе другого, жестоко избил его, а когда тот стал жаловаться, ложно обвинил в попытке совершить насилие над его женой. Причиной инцидента стала вражда по службе. Спустя несколько дней генерал-майор Друммонд также зазвал в свой дом купца Карла Коля и вместе со слугами избил батогами за то, что он непочтительно отзывался о шотландцах. В том же году некая генеральша изувечила свою служанку — та «не хотела уступать своей хозяйке по части распутства или, по крайней мере, до известной степени подражала ей»{464}.

Частыми были и конфликты между «немцами» и москвичами, зачинщиками которых являлись как русские, так и иноземцы. В ночь на 3 сентября 1651 года шведский резидент К. Поммеринг «скакал из гостей пьян» и напал на спешивших на пожар «для унятия и брежения» боярина князя А.Н. Трубецкого и стрелецкий караул. Трое стрельцов получили ранения, причем двое были ранены тяжело. Ночью 14 января 1678 года англичане из свиты посланника И. Гебдона подрались в Немецкой слободе со стрелецким караулом. Дворянина Ивана Пазухина иноземцы «тащили по земли, и били, и за волосы драли», а стрельца Андрея Нестерова застрелили из пистолета. В обоих случаях царь не решился покарать преступников, обладавших дипломатическим иммунитетом, и просил монархов Швеции и Англии «достойное учинить наказание»{465}.

Другие столкновения заканчивались не столь трагично. В 1659 году майор фон Зален, напившись у датского посланника, возвращался домой и по дороге, решив «пошутить» над торговцем, бросил в того несколько яиц, запачкав ему лицо и одежду. Набежавшие торговцы отлупили майора и его слугу, которых спасли от дальнейшего избиения стрельцы. 8 июля 1677 года англичанин Чарлз Гердон, поругавшись на Балчуге со стрельцом, выхватил шпагу, но, получив поленом по голове, бросился наутек от разъяренной толпы русских и нашел спасение у стрелецкого караула. Материалы этого дела свидетельствуют, что поводом к драке стали выкрикнутые кем-то слова: «Шиш на Кукуй!» Бывало, иностранцы становились невинными жертвами. Так, 9 октября 1685 года на Мясницкой улице на карету датского резидента А Бутенанта фон Розенбуша напали с палками и дубинами люди стольника Б. К Пыжова, при этом слуг дипломата побили, а его самого «безчестили и оскорбляли»{466}.

Поддержанием порядка в слободе были озабочены и московские власти, и сами жители. В январе 1658 года тамошние купцы жаловались царю, что «у них учало в слободе от служилых иноземцев и от всяких прихожих людей воровство большое, людей их грабят, побивают до смерти, и из слободы де им в город рано и из города поздно ездить страшно, и московским и их торговым людем для расплаты в товарных денгах ходить к ним опасно ж», и просили «их от таких людей оберечь». Царь указал дворянину Василию Кузьмичу Безобразову организовать в слободе охрану порядка согласно установленным в Москве правилам: «…в всех улицах и переулках со всех сторон для брежения ото всякого воровства велено учинить решетки», «учинить в Немецкой слободе з дворов сторожи з десяти дворов по человеку», «да и самому ему будучи в Немецкой слободе, ездить по слободе по часту и смотрить, и беречь того на крепко: что б в той Новой Немецкой слободе отнють никакого воровства и душегубства, и поединков, и корчмы, и блядни не было». Естественно, в число запретов входили также курение и нюханье табака{467}. Как мы знаем, караулы в слободе были учреждены, что, однако, не являлось гарантией тишины и спокойствия. Так, 13 сентября 1671 года жена голландца Адольфа Гутмана «иноземка Сарка Антонова» жаловалась на «неведомо каких воровских людей», поджегших и разграбивших ее дом{468}.

В наказе В. К Безобразову и его преемникам правительство особо подчеркивало необходимость следить за соблюдением установлений Соборного уложения, запрещавших службу у «немцев» православных людей. Такие случаи были далеко не редкими. Сохранилось несколько дел, связанных с жалобами русских слуг на религиозные притеснения со стороны хозяев-иноземцев. «К церкви не отпускает», «в поеные дни» «сквернит» своими яствами и хочет привести «в немецкую веру» — таков их стандартный набор. В свою очередь, бывшие господа всячески открещивались от приписываемых им деяний, объясняли доносы злобой нерадивых слуг. Представляется, что правду говорили иноземцы, поскольку, прекрасно зная о жестоком наказании, грозившем тому, кто в России покусится на православие, они вряд ли стали бы принуждать слуг к перемене веры или притеснять их в религиозном отношении.

Центром слободского управления и самоуправления была съезжая изба. Здесь находился противопожарный инвентарь, хранились «цепи одношеиные да железа ножные» для преступников. Распространение на слободу власти объезжего головы встретило серьезное сопротивление иноземцев, добивавшихся подсудности только Посольскому приказу. В результате к концу XVII века здесь сложилась своеобразная система управления. С 1695 года всеми делами в съезжей избе ведал полковник-иноземец, назначавшийся из Военного приказа, а для несения караула в его подчинение командировались 20 солдат и капрал. Зачастую в конфликтах с представителями московской администрации полковник «укрывал» и «не выдавал» жителей Немецкой слободы. Наряду с представителем центральной администрации в управлении слободой участвовали и «знатные люди», выборные от населения. По всей видимости, они же занимали первенствующее положение и в трех церковных общинах слободы.

Как уже говорилось, в слободе существовали три храма — два лютеранских и один реформатский. Община лютеранской кирхи Святого Михаила, основанная еще в первой половине XVII столетия иноземными купцами, именовалась «старой» или «купеческой». Вторая кирха, Петра и Павла (ее каменное здание было заложено в 1694 году в присутствии царя Петра I), объединяла «новую» или «офицерскую» общину. Впоследствии «офицерская» распалась на две и по инициативе энергичного генерала Николая Баумана была построена еще одна кирха, пастором которой стал Иоганн Готфрид Грегори, сыгравший впоследствии значительную роль в создании русского театра. Реформатская кирха именовалась также голландской. С 1692 года в Немецкой слободе было разрешено и католическое богослужение. Главное кладбище слободы было единым для всех исповеданий{469}.

Наконец, следует сказать о национальном составе слободы. Большинство ее жителей были выходцами из германских земель. Вероятно, на втором месте находились шведы и голландцы. Жили в слободе также датчане, англичане, шотландцы, ирландцы, значительно меньше было французов и итальянцев.

Немецкая слобода и ее жители оставили и более заметный след в истории Москвы, нежели уличные драки и стычки. Повседневное общение москвичей с носителями иных культурных традиций подготовило почву для восприятия Петровских реформ, развернувших Россию в сторону Запада. Далеко не все москвичи считали иноземцев «погаными» и сторонились их. Русские аристократы бывали в домах генералов и полковников в слободе, а те, в свою очередь, посещали их усадьбы. Например, зимой 1678 года, когда проводилось следствие по убийству стрельца в слободе, один из опрашиваемых, ротмистр И.И. Март, заявил, что ничего не может сообщить о происшествии, поскольку в тот вечер был в гостях у стольника князя Михаила Волконского{470}.

Западное влияние успешнее всего распространялось в России через бытовую культуру — мебель, посуда, картины, гравюры и даже одежда из Европы были широко распространены в домах московских бояр и дворян. По свидетельству Олеария, двоюродный брат царя Михаила Федоровича боярин Н.И. Романов часто выезжал на охоту в «немецком платье». Да и сам Алексей Михайлович царевичем для «потехи» наряжался в иноземное платье, а уже будучи государем, в 1660 году велел прислать себе из-за границы «кружев, в каких ходит шпанский король и французский, и цесарь». При его дворе носили польские ферезеи (не путать с ферязью)[17] и «турские» (турецкие) кафтаны, однако более радикальные перемены в одежде запрещались. В 1675 году царь выпустил указ, предписывавший дворянам, «чтобы они иноземских немецких и иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не постригали, тако ж и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили, и людем свои потомуж носить не велели». Поводом к появлению этого указа стало поведение стольника князя Андрея Михайловича Кольцова-Мосальского, который «на голове волосы у себя постриг», за что был понижен в чине — переведен в жильцы. Следование князя западноевропейской моде легко объяснимо — его отец, по свидетельству голландского посланника Кунрада фон Кленка, жившего и торговавшего в Москве, был тому «брат названой, пивали и едали вместе по многие времена в дому боярина Никиты Ивановича Романова»{471}.