Olga Koreneva - В барханах песочных часов. Экстремальный роман

• Название: В барханах песочных часов. Экстремальный роман
• Автор: Olga Koreneva
• Жанр: Современная проза

---

- С мамой он придет, - ответила Лена.

- А что ж, отца нет, или помер?

- Есть, но они с матерью в разводе…

- Да что вы заладили про разводы, ей-богу, давайте что-нибудь повеселей, - вклинилась в разговор Ирина Николаевна.

В это время на экране телевизора возник крупным планом труп мужчины, распростертый посреди улицы. Потом в кадр въехал разрушенный дом.

- Кошмар! Целую минуту показывали, и никаких комментариев, даже не сказали, кто! - воскликнул Трошин. - Это называется безответственная информация. Смотри и думай что хочешь.

- Это называется, Саша, сегодняшняя норма жизни, - отозвалась Ирина Николаевна. - Трупы на улицах городов, что ж, смотри и привыкай, норма.

- Ну, хватит, задолбали эти ужасы, - сказала Лена и переключила программу.

По ТВЦ «толкали» Аллу Пугачеву с песенкой про любовь и надоевших мужчин.

- Алка молодец! - восхищенно воскликнул Коля. - Умеет исполнить.

- Ха, так она же объявила, что больше не покажется на эстраде! - вспомнила Лена.

- Да ей что… Она сегодня объявила, а завтра заявила. Знаменитость, - резонно вступился за любимую певицу Коля.

- Вы хоть что мне говорите, - ревниво вставила Валя, - а у меня о ней одно мнение: нахалка! Молодому парню голову заморочила. Он же ей в сыновья годится, чернявый этот, как его.

- Киркоров, - подсказала Лена. - Не переживай, Валя, у артистов так положено. Это в творчестве помогает.

Глава 26

Несмотря на то, что Москва основательно потрепала Туркина, он не чувствовал к этому городу никакого раздражения. Возможно, мегаполис отвечал его внутренней потребности жить среди множества чужих людей. Этакий своеобразный момент свободы. Во всяком случае, он не ощущал себя песчинкой в огромном бархане, как это случается с провинциалами. Он адаптировался сразу же, еще в те дни, когда впервые ступил на московскую землю. Он с наслаждением болтался в самых людных местах. Без напряга разговаривал сам с собой вслух, и никто не обращал на него внимания. Сама собой пришла мысль зацепиться за Москву. Но как? Да еще и биографию себе подпортил защитой Белого Дома. Первый угол в Москве получил в Матросской тишине, второй - в третьесортной кутузке, куда его упекли как охранника проштрафившейся фирмы, не угодившей налоговой инспекции. Пару месяцев он провел в кпз этой каталажки вместе с другими охранниками, потом оказался на воле без копейки и без крыши над головой. Типичный бомж. Куда податься? В стране такая каша заварилась, что никому ни до кого дела нет. Неизвестно, какая власть будет завтра. Решил Федор воспользоваться телефоном старого товарища. Саша Данилов при демократах в гору пошел. Сейчас какой-то чин в ФСБ. Как-то говорил Федору: “Трудно будет, звякни по этому телефону… А трудно тебе, брат, будет обязательно…”

“Надо же, как в воду Саша глядел”, - хмыкнул Федор и направился к телефонной будке.

Данилов встретил Туркина в своем кабинете с неожиданным радушием. “Одно из двух”, - подумал Туркин, - “либо Саша себя не слишком уверенно чувствует, либо я ему вовремя подвернулся”.

- Рассказывай все по порядку, прокоммунистический элемент, - улыбнулся Данилов, протягивая Федору сигареты. - А может, коньячку тяпнем за встречу? - весело добавил он.

- Чтоб я так жил! - воскликнул Федор в тон Данилову. - Все, Саша, я предаю казачье войско, как Андрий, ради панночки-демократии!

- А батьку не боишься? Застрелит…

- Да ведь наш батька первый к вам переметнулся, и «процесс пошел», - намекнул Федор на последнего генсека.

За рюмкой Туркин еще раз убедился в собственной проницательности: он действительно оказался в поле зрения Данилова в нужный момент. Необходимо было обезвредить банду работорговцев, специализировавшихся на продаже бомжей в страны ближнего зарубежья. Предположительно, куда-то в районе Душанбе. Бомжей в Москве пруд пруди, отовсюду съезжаются на заработки. Бандиты обещают им высокооплачиваемую работу, на что те обычно ловятся.

Туркина эта информация не удивила, потому что он уже слышал о существовании подобного рабства на юге страны еще при советской власти.

План состоял в том, что Федора сведут с предполагаемыми работорговцами как бомжа. Он должен будет проделать в таком качестве путь до “хозяина”, выяснить систему и уничтожить ее. За это ему будут списаны все грехи перед новой властью, а также обещана работа, прописка и жилье в Москве.

- Подумай, Федор, но недолго. Времени у нас, сам понимаешь, нет. День тебе хватит на размышления? - посерьезнев, спросил Данилов, и вдруг опять резко перешел на полушутливый тон:

- А ты, Федя, по всему подходишь для этой операции. Видок у тебя отнюдь не московский, и тюрягой от тебя несет.

Туркин допил коньяк и, отодвинув рюмку, спокойно произнес:

- А что тут думать, надо сегодня сдаваться, ночевать все равно негде.

- Вот и любо, Федор, - обрадовался Данилов. - Я тебе еще полковничьи погоны верну, вот увидишь! Еще меня перепрыгнешь… Ты мужик упорный…

После инструктажа и соответствующей экипировки Туркин отправился на Воронцовский рынок, где в одном из так называемых кильдимов (укромное помещение) у него должна была состояться встреча с работорговцами. На рынке вообще, да еще столичном, Федор был в последний раз уж в незапамятные времена. От обилия снеди, сочных красок и терпкого духа у него голова пошла кругом. Он долго глазел на огромных влажных осетров, банки с икрой, овощные и фруктовые пирамиды, и с каким-то ностальгическим чувством вспоминал абасовские пиры в Бодайбо. Сглотнув слюну, он вдруг учуял запах маринованной черемши, и быстро подошел к торговке. С жадностью съел сразу целый пучок ароматной острой травы, и ее чесночный дух защитил Федора от всех остальных дурманящих запахов рынка. Ничто больше не отвлекало его внимания. Он деловито направился к нужному кильдиму. В небольшом прокуренном помещении за конторским столом сидели кавказцы. Стол был завален зеленью, фруктами, копченостями. Люди обедали.

- Приятного аппетита, - поприветствовал их Федор. - Я насчет работы…

Мужчины настороженно уставились на него. Один из них проговорил, постучав по часам пальцем:

- Прыды чэрэз полчаса. Обэд. - И указал на дверь.

Туркин согласно кивнул и вышел из кильдима.

События развивались стремительно. Федора ни о чем не расспрашивали. Видно, от него действительно еще пахло тюрягой. Он подписал какую-то филькину грамоту. В договоре значилось, что он должен отработать год на хозяина какого-то поселка. Оплата - десять долларов в день. Его накормили, напоили, и вместе с другими десятью бомжами, в сопровождении кавказца отправили плацкартом в Душанбе. Всю дорогу кавказец угощал их вином и анашой. Разговоры велись только вокруг анаши: какая хорошая, какая плохая, как ее собирают, сколько стоит баш и каков ритуал курения. Когда, например, косяк идет по кругу, то все должны делать не более трех затяжек, а последний, затягиваясь “пяточкой”, как правило говорит фразу: “не последнему фраеру…” В общем, от всей этой тягомотины Туркина подташнивало не меньше, чем от дыма анаши в тамбуре. Напротив них сидели три толстые украинки, они безостановочно жевали жареных кур, крутые яйца, сало, помидоры, и азартно говорили о кулинарных изысках. На фоне разговоров об анаше их болтовня о борщах и галушках казалась Федору райской песней. Он заметил, что кое-кто из бомжей тоже с умилением посматривает на хохлушек.

- Замечательные женщины живут в бывшем Советском Союзе, - сказал один из них. - Меня зовут Саша, - отрекомендовался он.

- А я Федор, - ответил Туркин. - А что тебя, Саша, заставило в бомжи податься, с виду ты мужик интеллигентный, - поинтересовался он.

Саша рассмеялся.

- Да какой я бомж, - горько сказал он. - Я писатель. Жена ушла, ребенок умер, а жена прекрасная женщина, но зарабатывать я могу только пером, а литература никому сейчас не нужна, семья моя не вынесла голода. Все эти литфонды денег нам не дают, жулье, там такая же мафия, как и в правительстве страны. Литературные стипендии тоже себе присуждают и тем, кто с ними повязан, также и литературные премии. Хотел устроиться преподавать в Литинститут - тоже проблема, там своих хоть отбавляй. А тут есть шанс быстро заработать, десять долларов в день - это тебе не хухры-мухры, это деньги, да еще питание бесплатное. Через год богатеньким буду, жену верну, за квартиру расплачусь.

- Знаете что, парни, - сказал бомж в серой замусоленной робе, - не нравится мне все это, братцы. По-моему, не хрена мы не заработаем, чует мое сердце.

Туркин задумался. На душе было неуютно, как в ту ночь в далеком детстве, когда он проснулся от ощущения ужаса и увидел в окне, с которого ветром сорвало занавеску, треугольную белую морду вроде как из тумана сотканную с двумя страшными светящимися глазами. Морда глядела на него жутким взглядом, и тут в его мозгу возник приказ: через десять лет он должен подчиниться чему-то неведомому, он должен пойти с ними… Федор дико заорал: “Нет, нет, нет…” Потом ему один знакомый, философ-китаист, объяснил значение этого видения: то был хороший знак. За его душу вступились высшие астральные миры. А два страшных глаза - это была его негативная карма, от которой он должен был освободиться сам. Для этого должен быть использован такой прием: ночью перед сном надо произнести мысленно: “Во имя отца” - и при этом обвести себя воображаемым шнуром, который завязать узлом справа, потом сказать: “во имя сына”, и опять окружить себя шнуром и завязать на узел слева, затем сказав: “во имя святого духа”, проделать то же самое с узлом внизу, под ногами. Сняв негативную карму, он должен был по прошествии какого-то времени увидеть ту же физиономию с одним треугольным глазом, и это - самый хороший знак…