Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве

• Название: Дело о таинственном наследстве
• Автор: Татьяна Молчанова
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083664-2

Конец 19 века, Псковская губерния. С графом Орловым, приехавшим погостить у своей тетушки, происходят странные события. Не менее загадочные вещи случаются и на глазах у Наташи Красковой – молоденькой княжны, живущей с отцом в имении неподалеку от тетушки. Княжна, с детства обожающая всякие тайны, пытается понять, что стоит за всеми этими происшествиями. Ей помогает ее друг – бывший дворовый Василий. До поры до времени все Наташины расследования походили на интересную игру, пока на ее именинах не умирает тетушка Орлова, и в уезд не приезжает следователь по особо важным делам расследовать эту смерть, оказавшуюся убийством…

---

В один из этих дней, ранним утром, они прискакали верхом на одну тайную Наташину полянку, договорившись выследить приходившую подкормиться туда заячью семью.

Промучившись полтора часа в колючих зарослях ежевики и кляня весь заячий род на свете, Наташа с графом вылезли из тайника озябшие и исцарапанные. Домой возвращаться не хотелось. Наташа, чтобы согреться, предложила показать боевой прием из своих книжек, которые граф накануне рассматривал с большим интересом.

– Размахивать ногами я не буду, конечно, – прыгая вокруг Орлова, смеялась Наташа. – Но вы знаете, граф, что одним движением руки можно сломать человеку шею!

– Наташенька, мне моя шея еще нужна, – жалобно сказал граф. – Может, что-нибудь полегче?

– Нет, – насупилась Наташа, – я уже настроилась. Да вы не бойтесь, я до вас даже не дотронусь. Вовремя остановлюсь, надеюсь. Вы только не двигайтесь, не бойтесь и следите за моими руками – потом сами попробуете.

– Нет уж, увольте, пробовать не буду: ваша шея не для того создана, чтобы ее ломать, Наташенька.

«Господи, ну как же это у него получается сказать „Наташенька“ так, что чувствуешь себя сразу потерянной… Будто под гипнозом: кажется, сделаешь все, что не попросит», – подумала она и, чтобы отвлечься, нахмурилась и, насколько позволяло платье, приняла боевую стойку.

Приказала:

– Подойдите ближе, граф, еще ближе! Стойте!

– Отчего же, – сказал граф, – я могу еще.

– Да стойте же! – рассердилась Наташа.

Саша залюбовался лицом девушки, которое из милого и нежного стало сосредоточенным и отстраненным. Ее губы сжались, дыхание стало ровным и глубоким. Глаза зажглись зеленым огоньком, который стремился к только одной ему ведомой цели. Наблюдение за этой воинственной метаморфозой настолько увлекло графа, что он забыл все данные ему наставления. И когда Наташа, страшно и коротко что-то прокричав на выдохе, сделала выпад руками – как показалось Саше – прямо ему в лицо – он от неожиданности отскочил. И сделал это так неловко, что, поскользнувшись о корягу, со всего своего немаленького роста рухнул на спину и застыл так, широко раскинув руки.

«Убился! – внутренне закричала Наташа. – Ведь недаром я поминала, что Бог троицу любит. Вот он – третий раз. Я его убила!»

Она кинулась к графу. Тот, казалось, действительно «убился». Лежал неподвижно, бледный, с закрытыми глазами. Наташа судорожно ощупала графу голову, шею и, отчаявшись, приложила ухо к груди – стучит ли сердце? Стучало, да еще как! Быстро-быстро. Она с чувством облегчения подняла голову и увидела открывшиеся глаза графа с прыгающими смешинками в глубине. Но вдруг выражение глаз поменялось – они потемнели, смешинки сменились сосредоточенностью. Саша обхватил ее за плечи и повлек вниз, к себе. Перевернулся вместе с ней, и вот уже она лежит на траве с таким же бьющимся сердцем, снизу глядя на его лицо.

– Наташа, Наталья, Наташенька! – шептал он. Провел рукой по Наташиным сбившимся волосам, лаская их. Кончики его пальцев задели шею, и это движение как будто запустило в ее теле совершенно неизвестный до сей поры механизм. Спина сделалась горячей, резкая волна тепла прилила к животу, груди, голова закружилась.

Граф увидел, как глаза девушки полузакрылись, губы и щеки зарделись от прихлынувшей крови. Угадав, какое его движение вызвало это чудо, уже сам почти не понимая, что делает и какие приличия нарушает, Саша наклонился ближе… Нежно, а затем все более настойчиво он стал целовать ее шею, за ушком, в ямочку между ключицами, в чуть обнажившееся плечо… Его руки уже обхватили ее талию, чтобы прижать это так искренне откликающееся тело к себе…

Рядом лошадь громко хрустнула веткой, и Наташа, вздрогнув, очнулась, оттолкнула от себя графа и вскочила на ноги.

– Наташа, простите меня, – полным раскаяния голосом взмолился граф. – Я не должен был, но вы, вы так… Наташенька, я… я… люблю вас! – тихо закончил он.

«Вот и погуляли!» – пискнул в голове Наташи саркастический голосок. Но Наташа его почти не услышала. Она была в полном смятении. Чтобы скрыть его, она повернулась к графу спиной и, кивнув в сторону его лошади, тихо промолвила:

– Поедемте домой, граф! – чем совершенно того обескуражила.

* * *

Несколько дней после этого объяснения они не виделись. Наташу не отпускали из дома хозяйственные хлопоты. Началась подготовка к 8 сентября, дню празднования ее именин. Графу же прислали какие-то документы из Петербурга, кои он должен был просмотреть и вернуть с посыльным, вселившимся в дом Феофаны и всем своим видом напоминавшим ходячий знак вопроса, что графа раздражало, и он хотел поскорее с документами покончить. Но как трудно было сосредоточится на этих скучных бумагах, когда перед глазами билась голубая жилка на нежной Наташиной шее, и он касался ее губами и чувствовал дрожь Наташиного сердца. Что сквозь запятые, точки и тире он видел маленькую родинку на ее плече, и умилялся этой родинке, и, закрыв глаза, погружался в мучительное томление. Вот, оказывается, что это такое. Он ждал, что любовь приходит как некий узурпатор, властно вторгаясь в сущность и меняя ее, подчиняя своим законам и правилам. Он думал, что любовь – это атака, посягательство, которое невозможно не принять, которому невозможно не подчиниться. Меньше всего он ожидал, что любовь, оказывается, может приходить вот так, когда от вида растрепанных Наташиных волос хочется почти плакать от счастья, когда прикосновение ее руки волнует его как мальчишку, когда хочется шептать – «родная», вкладывая в это слово свое преклонение перед этой девочкой, победившей его и дарившей чувство, которого он так давно ждал.

«Родная», – тихо прошептал граф, покачал головой то ли от неверия всему происходящему, то ли страшась полноты своих ощущений, и, вздохнув, склонился над бумагами. Знак вопроса, подглядывающий в приоткрытую дверь кабинета, удовлетворенно удалился кушать чай.

Наташа же была на удивление спокойна. Признание графа было как будто таким естественным. И вот этого она в себе не понимала. Ну как так – ей признаются в любви, да еще в такой романтической обстановке. Признается человек, которого она… И тут на нее нападал некий ступор. Слушая себя, пытаясь понять, что она чувствует, Наташа не слышала ничего, даже своего спасителя – саркастического голоса. Вот, только когда она вспоминала, как граф целовал ее, какие темные у него были в тот момент глаза, как сама она провалилась в какое-то щемящее нетерпеливое пространство, тогда она чувствовала, что ей хотелось бы глубже погрузиться в него, пройти его до конца, узнать, почувствовать… И сделать это вместе с графом.

Василий, в отличие от поглощенной графом и праздничными хлопотами Наташи, времени даром не терял и обещание свое выполнял. Он каждый день в разное время наведывался в трактир. Но давешний дергающийся господин все не появлялся. Юноша уже стал подозревать, что нового совпадения времени и обстоятельств может и не случиться. Пока ему в голову не пришла светлая мысль. В очередной раз забежав в трактир, он подозвал мальчишку-полового. Дав ему пятак, допросил, не видал ли он в последнее время искомого господина. Прыгая вокруг мальчишки, он силился изобразить его, что получалось у Васи довольно-таки неплохо. Особенно удачным вышел момент, когда он уставился в одну точку и пробубнил что-то вроде: «…аще вина елого». Зачарованный видом кончика своего носа, открывшегося ему первый раз под таким углом, Василий не сразу разобрал, что в приступах смеха, перемешанных с икотой, пытается сказать ему половой.

А тот, всхлипывая, икал:

– Ну вылитый барин дновский, ха! Ик! Он вот так себе всегда вино заказывает. Ха-ха! Ик! – закатывался мальчишка, пока Василий не дал ему затрещину, так, легонько, для острастки. И половой, наконец, смог объяснить довольно-таки внятно следующее: оказывается, этот господин не кто иной, как гость дновский. Почему дновский? Так приезжает с той стороны всегда, туда и уезжает. В город наведывается пару раз в неделю по каким-то неясным делам и обязательно захаживает к ним в трактир. Имя? Не-а, не знает. Барин ни с кем тут особо не разговаривает. Засядет часа на два, выпить закажет так, не особо много. Кушать почти не кушают. Да тут много таких, деловых, что ли. Сидят, кумекают что-то…

– Да вот, кстати, и он! – Мальчишка кивнул на входящего в зал дерганого господина.

Василий шуганул мальчишку. И, притаившись у буфета, стал наблюдать за таинственным барином. А тот опять слегка пошатывался и вид имел уже совершеннейшего старичка. Он сел за столик, сделал заказ, достал какие-то бумаги и стал их изучать.

Следующие действия Василий совершал исключительно по вдохновению. Он быстрым шагом вышел в зал, и, проходя мимо столика с господином, очень замысловато вкрутил свои ноги в соседний стул. Тот, служивший верой и правдой уже дюжину лет, такого отношения к себе не потерпел. Взбрыкнул всеми четырьмя ножками, отчего Василий, к вящему своему удовольствию, начал падать прямо на господина. Тот в первое мгновение оторопело уставился на внезапно свалившегося на его руки юношу. Затем попытался скинуть его со своих колен, на что Василий стал громко всхлипывать: