Александр Боханов - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Александр Боханов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-235-02296-3

Судьба последнего русского царя стала сегодня предметом многочисленных спекуляций. Кто он на самом деле? «Николай кровавый», как еще совсем недавно уверяли нас школьные учебники истории, или Святой великомученик, как считает русская зарубежная православная церковь? Автор далек от того, чтобы идеализировать своего героя. Но он убежден: Россия была обречена пройти страшный путь революций, гражданской войны, пережить эпоху «диктатуры пролетариата». Дело отнюдь не в том, как и какие решения принимал царь. Монарха предали его подданные: аристократия, впереди которой были представители царской фамилии, так называемое «просвещенное общество» и только потом уже — народ. Судьба последнего русского царя, со смирением предающего себя и свою семью на поругание и смерть, не может не волновать нас еще и потому, что их расстрел явился началом бессудных ночных расправ, жертвами которых стали миллионы наших соотечественников. Иллюстративный ряд книги вобрал в себя значительное количество редчайших фотодокументов.

---

С самых ранних пор великий князь Александр Александрович выказывал неподдельный интерес к военному делу и к истории, которой очень увлекался и занимался ею без принуждения. Затаив дыхание, часами готов был слушать повествования о военных баталиях, о тяжелых военных буднях, о трудных переходах и о замечательных победах русской армии. Его привлекали и рассказы живых участников событий, тех офицеров, кто прошел горнило мужественно-безнадежной Крымской войны. Он очень переживал, узнавая о неудачах «наших», и в такой момент не мог сдержать своих восклицаний и вопросов. Александр рос живым и непосредственным ребенком, не умевшим врать и лукавить. Воспитание и придворный этикет ломали натуру, принуждали вести себя «как надо» и говорить «что надо» и «когда надо», но природная естественность все равно прорывалась наружу время от времени.

Это была русская натура не по составу крови (критики высчитали, что у него всего 1/64 часть русской крови!), а по строю своих мыслей, чувств, восприятий. Он искренне верил в Бога, никогда не испытывая никаких великосветских сомнений, почитал старших, любил простоту и ясность во всем. Обожал животных, а с любимыми собаками охотно проводил время и мог часами бродить с ними по окрестным лесам, не ощущая тоски или одиночества. Ценил доброту и честность. Если убеждался, что человек его любит, всегда помнил об этом и не стеснялся демонстрировать свою признательность. Родовитость не имела значения. Вот, например, его бонна — няня, англичанка Екатерина Струтон, которая служила ему многие десятилетия. Он обожал «дорогую Китти», знавшую и хранившую его детские тайны. И когда она умерла, он, уже император, нашел необходимым отдать ей последний долг и пойти за ее гробом. Это был человек, в котором было много естественного, даже стихийного.

Великий князь Александр хорошо с детства знал, что ему не суждено быть царем и не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Он начисто был лишен амбициозных черт характера, которые могли бы хоть на минуту раздражить его самолюбие. Более того. Ему претила сама мысль о возможности стать царем именно по складу характера: человека, любившего уединение и простые занятия, всю жизнь с трудом переносившего официальные церемонии, тяжелые кандалы придворного этикета. Он ни с кем не говорил об этом, только с Никсом, который его понимал, так как тому-то выпал как раз царский жребий. Но наступил апрель 1865 года, и все переменилось…

Александр Александрович выехал из Петербурга в Ниццу 4 апреля. Он не думал, что положение брата безнадежно, и когда в Берлине, 6 апреля, узнал, что Никc причащался, пришел в ужас. Но надежда оставалась, и, даже подъезжая к Ницце, до конца он все еще не осознавал грядущих потрясений и не мог представить, что Господь допустит, чтобы его брат, «милый Никса», покинул их. И, лишь когда прибыл на виллу Бермон, до него дошел весь трагизм ситуации. Он тут многое понял, перечувствовал и повзрослел.

Через год занес в дневник проникновенную исповедь-воспоминание: «Бог призвал меня на это трудное и неутешительное место. Никогда я не забуду этот день в Ницце, первую панихиду над телом милого друга, где все несколько минут стояли на месте, молчали и только слышались со всех сторон рыдания и рыдания неподдельные, а от глубины души. Никогда я не чувствовал в себе столько накопившихся слез; они лились обильно, облегчая грусть. Все жалели и жалели Отца и Мать, но они лишились только сына, правда, любимого Матерью больше других, но обо мне никто не подумал, чего я лишился: брата, друга, и что всего ужаснее — это его наследство, которое он мне передал. Я думал в те минуты, что я не переживу брата, что я буду постоянно плакать, только при одной мысли, что нет больше у меня брата и друга. Но Бог подкрепил меня и дал силы приняться за новое мое назначение. Может, я часто забывал в глазах других мое назначение, но в душе моей всегда было это чувство, что я не для себя должен жить, а для других; тяжелая и трудная обязанность. Но, «Да будет Воля Твоя, Боже», — эти слова я твержу постоянно и они меня утешают и поддерживают всегда, потому что все, что не случится, все это Воля Божия и потому я спокоен и Уповаю на Господа!»

В тот день Александр впервые увидел датскую принцессу, увидел, как она убита горем, и в его душе пробудились жалость и симпатия. Под грузом трагических обстоятельств, сделавших его 12 апреля 1865 года наследником престола, он плохо соображал, мало обращал внимания на окружающую обстановку. Чувствовал лишь тяжелую утрату, понимая, что все милое прошлое ушло без следа, что теперь ему придется жить совсем иначе. Но как? Что теперь делать, у кого спросить и можно ли спросить? «Дорогой Папа» успел ему сказать несколько слов, призвал его к стойкости и мужеству, выразил уверенность, что Александр будет достоин своей новой роли. Больше разговора не получалось. Мама же была убита горем, занемогла и почти не вставала с постели. Ее и в Россию пришлось везти в таком положении.

Среди родни и свиты был совсем один, и не с кем было поговорить запросто, некому излить свою душу. Всегда ощущал нехватку друзей — людей искренне любящих, преданных, понимающих и верных; многие годы все еще надеялся, что, может быть, таковые у него появятся. Но не появлялись. Родственников, знакомых, сопровождающих было всегда достаточно, а вот друзей не хватало. Жизненный опыт убедит, что в его положении рассчитывать на истинную, рыцарскую дружбу невозможно; что те, кто клянется в верности и преданности, почти всегда преследуют тайные или явные, но непременно корыстные цели. Понимая это умом, он сердцем не мог смириться и всегда завидовал тем, кто богат друзьями. И самый близкий его друг ушел от него навсегда, и они на земле уже больше не встретятся.

Никса никто заменить не мог. Александра одолевали тяжелые мысли. Немного легче стало в Югенхайме, где он с родителями и Дагмар провел несколько дней по пути в Россию. Здесь молодой человек близко познакомился с датской принцессой, и она вызвала сочувственную симпатию. Бедная! Ей ведь тоже, как и ему, так нелегко!

Горе сблизило молодых людей. Они подолгу гуляли вдоль Рейна. Разговаривали и почти всегда об усопшем, память которого была дорога обоим. Эти прогулки и собеседования протекали под неусыпным и поощрительным взглядом императора Александра II. Трудно сказать, в какой момент в голове царя возникла, казалось бы, тогда совсем неуместная мысль: женить сына Александра на датской принцессе. Во всяком случае именно в Югенхайме царь высказал вполне определенно мечту «оставить дорогую Дагмар возле нас». Тогда никто не принял всерьез это замечание царя. Никто… кроме, может быть, самой Дагмар.

Потом, когда самое невероятное случится и дочь датского короля все-таки сделает такую блестящую брачную партию, при разных дворах, в высшем свете России будут многократно обсуждать эту необычную историю. Некоторые станут злословить, утверждая, что принцесса после смерти одного цесаревича «бегала» за другим, осаждала его и в конце концов «взяла штурмом крепость». Среди великосветских «львиц» и «пантер» быстро утвердилась именно эта точка зрения. Ее разделяли и некоторые другие завсегдатаи петербургских салонов, не понимавшие, как же так получилось, что невеста одного брата стала женой другого? Это действительно было достаточно необычно для брака лиц императорской фамилии. Была здесь некая тайна или все произошло по воле случая? Был ли это брак исключительно по расчету или он являлся союзом любящих сердец?

Дагмар дала свое согласие стать женой Николая Александровича лишь тогда, когда в ее душе появилось большое чувство к русскому престолонаследнику. Они полюбили друг друга. Но, когда через два года после того она венчалась с младшим братом умершего, она и тогда любила своего суженого. Она любила одного, она любила и второго. Здесь не было притворства. Вся ее жизнь с Александром III наглядно подтвердила искренность ее чувств. Конечно, наивно полагать, что юную Дагмар не манила сладостная перспектива стать царицей огромной империи, жить и сверкать при самом богатом и блестящем дворе Европы.

Ее самолюбивая и чрезвычайно чуткая натура не могла оставить без внимания и практическую сторону замужества. Став русской царицей, она смогла бы помогать своей бедной Дании, которой грозили опасности со всех сторон. Но, при всех трезвых расчетах и прагматических раскладах, в основе брака все-таки была чистая и возвышенная любовь к человеку, которому она сказала «да». Как зарождалось это чувство, почему оно зародилось, — тайна непостижимая. И не надо ее разгадывать; она навсегда останется достоянием лишь тех, кому дана, кому ниспослана.

Ничего в Югенхайме Дагмар императору не ответила. В состоянии глубокого потрясения вернулась во Фреденсборг и проводила дни в молитвах и слезах. Родители и близкие не на шутку встревожились. Их милая Минни, такая живая, такая беззаботная превратилась в тень, обрекла себя на горькое одиночество. Она никого не хотела видеть, потеряла аппетит, и улыбка не появлялась на ее лице. Почти через две недели после возвращения домой принцесса получила письмо из Югенхайма от русского царя, полное ласки, добрых слов утешения. В нем же она нашла и нечто такое, что заставило ее истомленное сердце затрепетать. Александр II написал, что очень, очень желал бы, чтобы Дагмар навсегда осталась в их семье. Намек был достаточно очевиден. Речь могла идти лишь о замужестве.