Алексей Провоторов - Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014

• Название: Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014
• Автор: Алексей Провоторов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-084560-6

Писатели-фантасты не закрываются от настоящей жизни, а наоборот, открывают ее новые, неожиданно удивительные грани. Оказываясь в их мирах, читатель лучше понимает, как ему жить в этом. Оттого фантастика всегда притягательна.

Мы продолжаем представлять рассказы, написанные русскими фантастами — победителями конкурса, организованного независимыми экспертами.

---

— Я никого не убивал, — повернулся в сторону Витмэна Шестопалов. — Я признался в чужих убийствах, чтобы полететь в космос. Я с детства мечтал полететь в космос.

— Чего?! Ты это серьёзно?! — простонал Витмэн. Потом заорал: — Идиот! И о чем ты сейчас думаешь? Думаешь, ты — герой?! Болван, ты — подопытная крыса! Ты нашпигован датчиками, как хорошее сало чесноком! Даже когда ты сдохнешь, они не перестанут передавать информацию о твоём разлагающемся зловонном ливере и окружающей его среде. Ха-ха-ха! Ты даже не человек, ты — робот, ты — поставщик информации, ты — зонд!..

«Я не робот! — огрызнулся про себя Шестопалов. — Я — космонавт!»

— …Мы с тобой летим в гробу! В таких саркофагах нет героев… — От избытка чувств Витмэн задохнулся и противно захрипел, ему явно недоставало воздуха. — В них — мразь, убийцы, сволочи. Ты понял меня? Мы — отбросы общества. Космический мусор. Ха-ха-ха!.. Послушай, вот что я тебе скажу… как только мы шлёпнемся на эту неизведанную планету… будь она проклята… я сломаю тебе ноги и руки… чтобы ты не смог даже выползти из этой консервной банки… герой!..

И тут Витмэн неожиданно заснул. Самым натуральным образом. Захрапел сквозь респиратор. Словно его снова усыпили, снова подали в маску анестетик.

«Сбой программы? — растерянно закрутил головой Шестопалов. — Нас ошибочно разбудили раньше срока и теперь усыпляют снова? Сначала Витмэна, затем меня? Что-то надо делать, пока я в сознании…»

Он торопливо выпутался из ремней, глубоко вздохнув, снял маску, после чего дотянулся до напарника и ухватился за его «прикованное» к подлокотнику запястье. Теперь можно взлетать. Когда-то он мечтал насладиться невесомостью, но сейчас даже не обратил на неё внимания, просто подплыл к Витмэну и воспарил над ним.

«Скотина, гнида… — Шестопалов нащупал на лице напарника „намордник“ и, вцепившись в него, решительно рванул на себя. С хрустом лопнули пластмассовые застёжки, отброшенная маска полетела куда-то далеко в сторону, а пальцы обеих шестопаловских рук что есть силы вонзились в горло дрыгающегося Витмэна. — Это ты — мусор, ты! А я… я — космонавт! Космонавт!..»

Казнить нельзя помиловать Елена Елизарова

Казнить смертников вывели на рассвете. Двоих: тощего плешивого мошенника и кряжистого рыжего иноверца. Вытолкали из королевских подземелий на свет божий и плетьми погнали на площадь Висельников.

Солнце едва взошло, но охочая до зрелищ толпа уже запрудила площадь. Мрачно переругивались городские оборванцы, отпускали неуклюжие шутки лавочники, да степенно покашливали в кулаки ремесленники и мастеровые. В публичных казнях в королевстве знали толк. И, что ни утро, рубили на площади Висельников головы. Иных, правда, сжигали, а кого попроще, так и вздёргивали наскоро, на радость воронам, что расплодились за последние годы числом несметным.

— Фальк, сын Фреола, — перекрыл шум толпы голос городского глашатая, — уличён в лихоимстве, повинен в мошенничестве и воровстве. Приговаривается к отсечению головы. Фаркей, сын Фиримона, уличён в святотатстве, повинен в иноверии и колдовстве. Приговаривается к сожжению на костре.

Стража выстроилась в каре, под улюлюканье и свист поволокла приговорённых к центру площади Висельников. Опёршись на рукоять топора, замер рядом с плахой палач. Его подручные сноровисто и деловито укладывали последние вязанки хвороста у подножия врытого в землю столба.

Когда меж зубцов восточной городской стены выглянул золотой диск солнца, когда стража, расступившись, бросила смертников на колени, когда первый удар колокола возвестил, что в королевство пришёл новый день, распахнулись врата примыкающей к площади Висельников с юга Святой Обители. Его блаженство авва Фернар, десница и глас Господний, второе лицо в стране после короля, ступил на площадь. Враз сошла на нет людская разноголосица. В нарушаемой лишь отрывистым вороньим карканьем тишине авва Фернар, поджарый, жилистый, однорукий, стремительным шагом двигался по образованному раздавшейся толпой коридору. Обрубок отсечённой по локоть левой руки подобно маятнику раскачивался в такт шагам.

Было его блаженству за сорок. И было в его гордом, властном лице нечто такое, что заставляло людей робеть и отводить взгляды. Каждодневная аскеза не иссушила мускулистое, налитое сдержанной силой тело воина. Авва Фернар и был воином до того, как принял сан. Именно он, командуя конницей, переломил ход решающей битвы в двадцатилетней давности Войне за Веру. И счёл своим долгом взять на себя власть церковную сразу после победы. С боевым клинком, однако, его блаженство так и не расстался, короткий меч по-прежнему был приторочен к перетягивающему сутану ремню.

В пяти шагах от приговорённых авва Фернар остановился. Вор и мошенник Фальк с мольбой и подобострастием глядел на него с колен. Авва Фернар был сейчас его последней надеждой: право помилования осуждённых издревле, ещё со времён многобожия, принадлежало главе духовенства, второму лицу в стране после короля.

Его блаженство вскинул уцелевшую в битве руку и обратил лицо к небесам. Дела осуждённых на смерть авва Фернар знал наизусть. И сейчас молил Всевышнего за раба Божьего Фалька. Молил, пока не раздался в голове неслышимый для других глас Господний.

Авва Фернар резко выдохнул, воздетая к небесам рука полетела вниз.

— Волей Всевышнего этот человек помилован! — низким, с лёгкой хрипотцой голосом выкрикнул он. — Дайте ему коня, пусть уходит!

— Святой отче, — тощий плешивый Фальк грянулся оземь, извиваясь, пополз вперёд. Исступлённо, в кровь разбивая губы, принялся целовать землю. — Заступник, святой отче, живи ж ты вечно…

Авва Фернар шагнул к плечистому иноверцу, упёр взгляд в заросшее рыжим волосом лицо.

— Чего уставился, святоша? — с издёвкой спросил вдруг тот. — Таким, как я, Господня милость заказана, не так ли?

Авва Фернар, проигнорировав дерзкую речь, вновь вскинул руку, обратил лицо к небесам и стал просить Господа за раба Божьего Фаркея. Он знал, что смертник прав: для святотатцев у Создателя милости нет, за многие годы Всевышний не пощадил ни одного. Вот и сейчас его блаженство ждал минуту, другую, третью… Господь безмолвствовал. Авва Фернар опустил руку.

— В помиловании отказано. Предайте его огню!

Смертник внезапно расхохотался.

— Желаю тебе поскорее оказаться на моём месте, святоша.

Авва Фернар повернулся к приговорённому спиной и пошёл с площади прочь. Дерзкий лающий смех летел ему в спину. Что ж, кем-кем, а трусом иноверец не был. Как, впрочем, и большинство из них, пришла вдруг крамольная мысль. Авва Фернар привычным волевым усилием её подавил.

* * *

До полудня его блаженство разбирал дела, коих накопилось изрядное множество. Затем скромно отобедал в общей трапезной и велел послушнику подседлать жеребца. Лошади были слабостью святого отца, едва ли не единственной, ещё с прежних времён, с войны. Верховую езду сменило фехтование, за ним последовала уединённая молитва, так что в подземелье его блаженство спустился к трём пополудни.

Было в подземелье промозгло и стыло. И безмолвно: гнетущую, ватную тишину нарушали лишь редкие вопли, доносящиеся из дальних пыточных. Неслышно ступая, авва Фернар двинулся по коридорам. В конвое он не нуждался, шёл один, ведомый мятущимся огоньком со свечного огарка. У забранных решёткой одиночных казематов, в которых томились смертники, останавливался, подолгу смотрел вовнутрь и шагал дальше. Лиходеи и лихоимцы, разбойники и казнокрады, под пыткой признавшиеся в содеянном, — у каждого из них оставался ещё шанс. И шансом этим был он, авва Фернар, тот единственный, кто способен был слышать глас Господний. У врагов короны, мятежников и бунтовщиков, безбожников и иноверцев шансов не было никаких. Предательства Господь не прощал.

Камеру, где содержалась преступница, приговорённая к казни на завтра, его блаженство оставил напоследок. Поднеся к решётке свечу, всмотрелся в лицо узницы. Была та совсем молода и, даже измождённая, истерзанная пытками, дерзко и удивительно красива. Безбожница и бунтовщица, поносившая святую церковь и злоумышлявшая на короля, припомнил авва Фернар. Он нахмурился, отринул внезапно охватившую его жалость и зашагал к ведущей наверх лестнице.

Растаяли под сводами Святой Обители последние слова вечерней молитвы, и авва Фернар направился в свою келью. Ни размерами, ни убранством та не отличалась от прочих. Пять шагов в длину, три в ширину. Вся обстановка — дощатый стол, два плетёных стула, чулан да ветхий топчан в углу.

Авва Фернар переступил порог и притворил за собой дверь. Чужое присутствие он даже не увидел — почувствовал. Виду не подал, лишь дрогнул огонёк с зажатой в руке свечи, да холодная струйка пота чиркнула от затылка по позвоночнику.