Оулавюр Сигурдссон - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Оулавюр Сигурдссон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1984

Автор — один из крупнейших прогрессивных исландских писателей нашего времени. Его перу принадлежит более 20 книг: романы, повести, сборники рассказов и стихи.

В сборник включены повести «Игра красок земли» и «Письмо пастора Бёдвара», а также романы «Часовой механизм» и «Наваждения», взволнованно рассказывающие о судьбах современной Исландии, о связи поколений.

---

— А ты все же вредный, — шепнула она, — не захотел сыграть со мной в «черного Пьетюра»!

— Как-нибудь в другой раз поиграем, — пробормотал он.

— Ну хорошо, — согласилась она. — В другой раз непременно.

Возвращаясь домой по кочковатому болоту, он пытался разгадать все те загадки, которые это путешествие задало его уму и сердцу, но голова у него была так заморочена, что в конце концов он совсем запутался. То он не сомневался, что Сигрун Мария любит его и считает себя навеки связанной с ним, то вдруг приходил к выводу, что она обращается с ним как с игрушкой, он кажется ей скучным, неотесанным чурбаном, который не умеет танцевать, ничего не смыслит в самых что ни на есть простых книгах и не может выдавить из себя ни слова, только потеет да краснеет. Но тут же, встрепенувшись, он взмахивал палкой и начинал петь, потому что Сигрун Мария прочла по картам их судьбу: через несколько месяцев они объявят о помолвке, поставят домик на хорошей земле, и у них будет четверо славных ребятишек. Она сама смутилась и покраснела, когда прочла по картам их будущее. Потом она показывала ему фотографию дедушки и бабушки из Монастырского Подворья, заглядывала ему через плечо, дышала ему в щеку и наконец сказала: «Они всегда друг в друге души не чаяли!»

Он снял носки и вошел в воду, прозрачную и сверкающую на солнце. Но вода была такая холодная, что у него свело пальцы и зубы застучали. Камешки на дне уже не щекотали подошвы, как утром, да и весеннее журчание реки, видимо, только послышалось ему, потому что звук был однообразный и унылый.

Как ни ломал он себе голову, он не мог вспомнить ни одного родственника, который, стоя на краю могилы, вздумал бы сделать его своим наследником. Не знал никого, кто мог бы прислать письмо, сулящее ему большие деньги, после чего можно было бы отправиться в поселок к ювелиру, заказать обручальные кольца и объявить о помолвке.

7

В июне на пустоши среди каменистых кочек расцвела гвоздика, а у ручья на болоте распустилась таволга. Вершины гор пылали в лучах вечернего солнца, а ночи стали тихими и светлыми. И все же ему казалось, что время совсем не движется. Беспокойные, заполненные работой дни тянулись бесконечно долго. Костры заката будили в нем сомнения и вопросы, ночью их сменяли щемящая тоска и мечты. Оставаясь один, он забывал о работе и, вздыхая, смотрел на север.

Разумеется, он видел Сигрун Марию в церкви на пасху и на троицу, но она ни на шаг не отходила от своих родителей, и ему не удалось поговорить с ней. Он собирался сказать ей с глазу на глаз, что скоро получит из столицы книги, увлекательные романы, которые она в любой момент может взять почитать, а потом хотел украдкой сунуть ей в руку свои стихи, сочиненные в первый день лета. Напрасно! Ничего не удавалось, что бы он ни делал; все оборачивалось против него же, и счастливый случай всякий раз ускользал из-под самого носа. Теперь он не надеялся встретиться с ней раньше чем на праздничной лотерее, которую устраивал Союз молодежи.

За всю весну не было никаких новостей, если не считать того, что незадолго до Иванова дня прибыли дорожные рабочие и разбили палатки в северной части пустоши, у реки. Местные власти неожиданно раскошелились на ремонт проселочной дороги, решив за одно лето превратить ее в шоссейную, поэтому окружной дорожный мастер набрал несколько человек в поселке и послал их в этот приход, чтобы заработать денег.

Большинство дорожников были молодые веселые парни. В свободное время они курили трубки или сигареты и пили у себя в палатках сладкий кофе с галетами. Почти у всех были усики, а на головах клетчатые кепки. Один только шофер ходил в каскетке. Сдвинув каскетку на затылок, он совал трубку в угол рта и кричал рабочему, разбрасывавшему на дорогу щебенку: «А ну давай!», а потом сплевывал табачную слюну: «Поехали!»

В конце каждой недели они уезжали на своем грузовике домой. Хвастались, что тут же спускают всю свою зарплату. У них-де в поселке полным-полно знакомых девушек, и все они обожают получать подарки. Глядь, а денежек нет как нет. Зато какие девушки, дружище! Бойкие, жизнерадостные — одним словом, огонь! Они страсть как любят ерошить парням усы и не прочь выскользнуть ночью в окно, когда папа и мама спят сладким сном, а потом вернуться потихоньку под утро и нежиться в постели до обеда, не обращая внимания на ворчанье домашних.

Вечерами дорожные рабочие иногда пели песни. Уходили на холм недалеко от палаток и там распевали «Донну Клару», «Завтра утром меня отвезут в тюрьму» или «Рамона, Рамона, лишь ты». Голоса далеко разносились в ночной тиши, особенно выделялся голос шофера, чистый и звучный. Весенний вечер менялся вдруг до неузнаваемости; когда вдали начинал звучать этот голос, казалось, все вокруг наполняется каким-то странным беспокойством.

Наконец вывесили объявление о том, что правление Союза молодежи устраивает лотерею в Лощинах, в помещении школы, во второе воскресенье июля. Будут разыграны пять ягнят, которых обещали выделить фермеры, как только осенью с гор пригонят скот. Кроме того, можно будет выиграть множество полезных вещей, разумеется если вам повезет, например отличный примус или же эмалированный рукомойник, голубые кофейные чашки, два фунта сахару, спички, фитили и ламповые стекла. Вечером состоятся танцы. Приглашен самый знаменитый местный музыкант — Палли с Холмов. Начало праздника в четыре часа, входной билет — одна крона, лотерейный билет — пятьдесят эйриров. Участие могут принять все желающие. Внизу стояла подпись: «Правление Союза».

Едва это важное известие разнеслось по округе, дни стали тянуться совсем уж медленно. Казалось, им никогда не будет конца.

На выгоне начался сенокос. Парень махал косой, правил острие вдвое чаще, чем обычно, и поминутно смотрел на север, провожая взглядом каждое облачко. Дай бог, чтобы погода не испортилась, чтобы стога успели свезти под крышу и ему не пришлось убирать сено как в прошлом году!

Завидев над горой светлое облачко, он уже в страхе и унынии ждал проливных дождей до конца недели, а в воскресенье — суховея. Но погода стояла отличная. В субботу после обеда они как раз кончали убирать сено, когда мимо проехали на своем грузовике дорожные рабочие и помахали им кепками. Вечер был такой алый от заката, такой мирный и благоухающий, что он до рассвета не мог уснуть и сочинил новое стихотворение, посвященное Сигрун Марии. Когда он вкладывал его в конверт, где уже лежали гвоздика и незабудки, в его глазах стояли слезы. Он решил сбегать утром к ручью и поискать там еще красивую веточку таволги.

День лотереи превзошел все ожидания — таким он выдался ясным и светлым. Он надел праздничный костюм, натянул новые сапоги, купленные на овечьей ярмарке. В один карман куртки положил конверт со стихами, в другой — кулечек карамели. Смазал волосы маслом и поминутно бегал к зеркалу причесываться.

Поглощенный приготовлениями, он не заметил, что сестра тоже собирается в дорогу, пока не столкнулся с ней нос к носу у зеркала, решив полюбоваться собой напоследок.

— Ты возьмешь себе серую или Звездочку? — спросила она. Он вздрогнул всем телом, словно от ожога. Кто разрешил ей ехать на лотерею?.

— Папа с мамой, — ответила она, сияя радостным нетерпением.

— Что тебе там делать? — спросил он. — Ты еще слишком мала для развлечений и, кроме того, не умеешь танцевать.

— Ты тоже не умеешь, — возразила она, озабоченно разглядывая в зеркале свои веснушчатые щеки. — А я хочу попытать счастья. Вдруг мне достанется ягненок, или примус, или еще какая-нибудь полезная вещь, например ламповое стекло или эмалированный рукомойник? Маме ведь давно хочется иметь примус.

Он покраснел от досады, стараясь найти какие-нибудь убедительные доводы. С чего она взяла, что ей непременно достанется ягненок или примус? Ничего она не выиграет, ровным счетом ничего! Да ей и билеты не на что купить, у нее ведь нет денег, сидела бы лучше дома!

— Нет есть, — сказала сестра. И она в состоянии купить себе билеты. У нее остались почти все деньги, скопленные в прошлом году, вдобавок несколько эйриров, вырученных за шерсть ее овцы Голты, да еще шесть крон, которые ей подарили на конфирмацию.

— Ты не можешь показаться на людях в этих штанах, — сказал он. — Они такие страшные.

— Твои не лучше, — ответила она и отвернулась, чтобы сглотнуть подступивший к горлу комок. На глазах у нее выступили слезы. Она терялась в догадках, почему он так отнесся к ее желанию поехать на лотерею. Она ведь не собиралась просить его покупать для нее билеты. Она сама в состоянии оплатить все свои расходы. Если он не хочет ехать с ней вместе, пусть едет вперед.

Парень отошел от зеркала и выглянул в окно. Родители и братья стояли на лужайке возле лошадей, но сбруя еще была в сарае. Он отвернулся и провел по смазанным маслом волосам обломком расчески, не в силах еще раз взглянуть в полные слез глаза сестры. В сущности, она всегда относилась к нему с уважением и была доброй девочкой.