М. Раскин - Маленький нью-йоркский ублюдок

• Название: Маленький нью-йоркский ублюдок
• Автор: М. Раскин
• Издательство: Адаптек, ACT
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005
• ISBN: 5-93827-051-0, 5-17-036140-8

«Маленький нью-йоркский ублюдок» — правдивая история о злоключениях молодого аутсайдера из Нью-Йорка, которого можно сравнить с Холденом Колфилдом нового века.

---

Каким-то шестым чувством я понял, что мама сейчас постучит в дверь. Она всегда так делала, когда малость успокоится, а я перестану швыряться стульями. Она вошла, а я сидел, уставившись на лист бумаги.

— Майк, можем мы поговорить как взрослые люди? — сказала она.

— Я думал, мы только что это сделали. Вопрос обсуждению не подлежит.

Уверен, что вы считаете меня последней сволочью, если я позволяю себе так разговаривать с матерью. Но если честно, я пытался сделать лучше для нее. Ей всегда нужно все усложнять и делать более трудноразрешимым, чем есть на самом деле. Она все раздувает до размеров катастрофы. Не понимаю, зачем так драматизировать. Если вам необходимо драматизировать события, езжайте в Голливуд.

— Майк, скажи, почему ты всегда хочешь быть не таким как все? Все учатся в институте и находят работу. Никому это не нравится, но все учатся и работают, понимаешь? Всем приходится как-то зарабатывать, почему же тебе нужно обязательно все усложнять? Что-то не так — и ты просто все бросаешь и пакуешь чемоданы в дорогу? Ну скажи, разве разумные люди так поступают? В конце-то концов!

— Ма, давай оставим это, ладно? Меня просто тошнит из-за того, что все устроено так, как ты сказала, и никак иначе. Вот потому-то люди в метро так и выглядят, каждый скулит, что его нудная работа — полное дерьмо, что все бессмысленно и бесполезно, но, несмотря на это, никто не хочет ничего менять. Все предпочитают забываться и терпеть, скучать и прозябать. Ну и хрен с ними, пусть, а я так не могу. И плевать, что я останусь без гроша до конца жизни. Уж лучше быть грязным и голодным, чем потерять вкус к жизни и сдохнуть со скуки. И если ты думаешь, что…

— Майк, вдумайся, что ты говоришь! Да ты просто рехнулся! Ну почему ты не можешь жить как все? Почему тебе надо все время вылезать за рамки? А учеба? Неужели так сложно следовать правилам?!

Не могу передать, как громко я тогда заорал. Думал, у меня сосуды в голове полопаются.

— Потому что правила — полное дерьмо, и я не хочу быть, как все. В них-то вся проблема и есть. И ты абсолютно права, институт я брошу. Что я там приобрел за два года учебы, а? Они мне врали и сшибали деньги — да они просто шарлатаны, насилующие истину. Да провались они все со своими квотами и прочими махинациями. А теперь отстань от меня, ладно? Я эту тему обсуждать больше не намерен. У меня голова болит.

Мой отказ продолжать разговор не особенно ее испугал, но она все-таки оставила меня в покое. Правда, лишь после того, как я обещал, что завтра мы в час встретимся на бульваре Киссена и вместе пообедаем. Тогда она наконец вышла из комнаты. И слава Богу, потому что башка у меня просто раскалывалась. Я подумал, вот было бы здорово сразу же залезть в машину и валить, но у меня не было денег. В банк мне предстояло зайти только завтра.

Ну вот. Проснулся я рано, к девяти потихоньку раскачался и встал, а выйдя в гостиную, обнаружил, что мама уже отчалила на работу. На столе лежала записка, в ней мне напоминали об обещанной встрече в час дня на бульваре Киссена.

Приняв душ и одевшись, я пошел в банк. У меня и в мыслях не было ехать туда на машине: разыскивая свободное место для парковки, можно заработать разрыв сердца. Поэтому я и ненавидел ездить в этот дурацкий банк. Нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы найти место, где встать, в том районе вообще всегда жуткое движение, все забито и выглядит убого до крайности. А топать туда — отдельная мука, особенно учитывая скорость ветра в тот день, но едва я дошел, мне полегчало. Видок у меня не совсем подходил для банка. На мне была старая грязная куртка-пилот и рваные джинсы. Одет я был, прямо сказать, не по-выходному. Впрочем, у меня и нет одежды на выход. Что не столь важно. В том банке меня знали, да и район не самого высокого пошиба. В общем, снял я свои сбережения подчистую. И особого горя по этому поводу не испытывал. Какой смысл копить деньги, если не собираешься их тратить? У меня было около трех штук долларов, и я считал, что этой суммы должно хватить, чтобы где-нибудь начать жизнь заново. Деньги мне были нужны, только чтобы протянуть до того, как найду какую-нибудь левую работку и жилье. А с тремя штуками на кармане какой-то шанс был.

К счастью, кассир, что обслуживал меня в тот день, меня не знал и не стал мучить ни разговорами, ни расспросами. Я хотел побыстрее покончить с этим делом. В банках, как и в больницах, я здорово нервничаю. Если даже не брать в расчет эти дурацкие камеры на каждом углу, то характерную вонь все же нельзя не приметить. Все подобные заведения пахнут одинаково. Не могу описать этот запах, но он определенно неприятный. Думаю, что в банках попахивает сгнившими деньгами. Там пахнет деньгами, которые лежат годами и потихоньку протухают. Я этого запаха не выношу. И не только потому, что банковские служащие кажутся мне ужасно несчастными. Их, впрочем, винить не за что. Но мне не понять, откуда берутся люди, которые идут работать в банк. Сдается мне, в их среде самоубийство — не редкость.

Ладно, проехали. Этот кекс за перегородкой выдал мне громадные сбережения в количестве трех восхитительных тысяч долларов. В основном он отсчитал мне стольниками, но наплевать. Этого достаточно, чтобы смыться из Нью-Йорка и начать постройку великой империи. Я развеселился. Мол, вот он я, придурок, на голове у меня черт-те что, джинсы такая рвань, что не спрячешь все мои сокровища, а наличного бабла у меня в кармане больше, чем у любого бессмысленного тупаря вокруг. Я находил это уморительным. Да уж, идиотизма мне не занимать.

Я был до смерти рад выйти из банка. Весь поход вместе со стоянием в очереди отнял столько времени, что освободился я только к половине одиннадцатого. А поскольку в час я должен был встретиться с мамой, то решил пройтись до бульвара Киссена пешком и там подождать. Домой не хотелось. Если уж я пошел, то могу идти хоть вечность, но если меня остановить — то и остановлюсь навечно. Вместо силы воли мне всучили какую-то фигню.

И я прошел пешком от Джуэл-авеню до бульвара Киссена. С мамой мы встречались в одной паршивой закусочной на углу. Да и бульвар, собственно, был паршивый. Это было место круглосуточных сборищ местных дегенератов и прочего пьяного отребья. Я ненавидел это место. Ну зачем я согласился встречаться с ней в тот день? Все, чего я хотел — это уже быть в пути. Конечно, я не сомневался, что будет очень приятно провести с ней какое-то время перед отъездом, но это отвратное место как раз и было одним из факторов, усиленно способствующих отъезду. Печальнее всего, что я вырос на этом бульваре. Почти каждый день во время летних каникул мы с друзьями часами бродили по нему туда-сюда. Но когда выросли и повзрослели, это место превратилось в отвратительное гетто.

Я уселся рядом с забегаловкой у изукрашенной граффити стены и осмотрелся по сторонам. Я глаз не спускал с сокровища, хранившегося у меня в джинсах — не подумайте лишнего, вовсе не свое природное сокровище я имею в виду. Когда я был помладше, мне столько раз обчищали карманы на бульваре Киссена, что и не сосчитать. Просто стыдно признаться, как часто это со мной происходило. Помню, как однажды, когда мне было четырнадцать, один из гнусных подонков украл у меня велосипед. Случилось это, когда мы с другом играли в теннис. Несколько лет назад возле этих муниципальных жилищных комплексов были импровизированные теннисные корты, мы там играли, потому что большевики из вонючего Квинз-колледжа на своих драгоценных кортах нам играть не разрешали. И вот раз, когда мы с другом играли, к нам подвалило четверо чернокожих подростков постарше. Я сразу понял, что нам капец. Эти выращенные на правительственную дармовщину ублюдки целыми днями только и делали, что без всяких причин грабили и избивали людей. Ясный пень, если уж подгребла эта гопота, а с ними вожак весь из себя крутой, плакали наши карманные сбережения, сейчас нас разделают по полной. Первым из этой трусливой стаи рот открыл самый высокий: «Слышь, недомерок, твой велик?» Если незнакомец называет вас «недомерком», коим вы вовсе не являетесь, смею заверить, вы имеете дело со злоумышленником. Поверьте на слово.

Я не ответил. Мы с другом переглянулись, и я утвердительно кивнул вымогателю. Господи, что мы могли поделать, нам ведь было всего по четырнадцать, к тому же мы были детьми из порядочных семей. Неприятностей на свою голову не искали. Мы всего-то и хотели что поиграть в теннис и радоваться.

Мой велик стоял, примкнутый к ограде. И куплен-то всего неделю назад. Мне его выбрал отец, собирал его по частям несколько часов. Мне так нравился этот велосипед. Это был отличный велосипед и такой новенький, чистенький. Черный с зелеными светящимися полосками, за те несколько дней, что прошли с момента покупки, меня минимум сто раз спросили, где я такой достал. Он просто приковывал внимание. К несчастью, в тот день он приковал внимание четырех неандертальцев, слишком безмозглых и ленивых, чтобы найти работу и самим купить себе хороший велосипед.