Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

• Название: Битва двух империй. 1805–1812
• Автор: Олег Соколов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42347-5

Соколов Олег Валерьевич — крупнейший специалист по истории наполеоновской эпохи, кавалер ордена Почетного легиона, основатель движения военно-исторической реконструкции в России — впервые раскрывает нам тайну рокового решения Наполеона — почему же он начал войну с Российской империей?

Может, причиной тому мечты Наполеона о мировом господстве? Или у войны 1812 года были совсем другие «авторы», на совести которых лежит ответственность за эту историческую трагедию? Почему не состоялся «русский брак» императора? Кто хотел стать польским королем? Кому была выгодна эта война — разделенной Польше, изолированной Англии, униженной Пруссии? Кто проигрывал от союза Франция — Россия?

Впервые за двести лет здесь представлены оригинальные первоисточники — архивные документы, дневники, мемуары (как русские, так и французские), — с которыми еще не знаком российский читатель. Бесстрастная история — без цензуры.

---

Как ясно сказано в предыдущих главах, до 1805 г. подобных настроений в русском обществе не было. Мало того что интересы России и Франции серьёзно не пересекались, — даже сойтись в бою было негде, мешали лежащие в центре Европы государства, о чём так переживал Александр. Не было не только никаких геополитических и экономических предпосылок, но даже и общественного мнения, которое бы толкало правительство к конфликту.

Русская аристократия не испытывала никакого желания драться с Наполеоном, у народа не было ненависти к французам, и уж тем более не существовало никаких серьёзных оснований идти сражаться в далёкие края за интересы, не понятные ни русским солдатам, ни даже генералам. Ничего, кроме маниакального желания Александра I и кучки поддерживающих его аристократов-англофилов любой ценой ввязаться в войну с Францией. Что касается Наполеона, он вообще не мог понять, чего от него хочет Александр, и был уверен, что молодого «несмышлёного» царя толкают на войну продавшиеся Англии аристократы, засевшие в русском правительстве.

Зато, когда Россия поучаствовала в двух больших войнах против Франции, ситуация изменилась. Кроме жажды реванша со стороны офицеров и генералов, возникли вполне серьёзные опасения за интересы правящего класса в целом. Тем самым появились экономические и геополитические предпосылки серьёзного конфликта.

Теперь Александр мог даже на некоторое время самоустраниться от процесса, который он начал. Была обрушена глыба, которая мало-помалу вызвала лавинообразную реакцию, и личное участие царя стало уже не столь важным.

Обращая внимание на огромные сдвиги в отношении русского общества к Франции и Наполеону, нельзя в то же время смотреть на события 1807–1811 гг. сквозь призму будущей войны 1812 г. Знаменитый поэт и партизан Денис Давыдов в своём известном произведении «Тильзит в 1807 г.» дал такую безапелляционную картину отношения русских офицеров к французам: «Общество французов нам ни к чему не служило; ни один из нас не искал не только дружбы, даже знакомства ни с одним из них, невзирая на их старания… За приветливости и вежливость мы платили приветливостями и вежливостью — и всё тут. 1812 год стоял уже посреди нас, русских, с своим штыком в крови по дуло, с своим ножом в крови по локоть(!!)»[13].

Эта фраза, написанная много лет спустя после 1812 г., очень хорошо показывает, как последующие события часто полностью искажают воспоминания. Свидетельства многих французских участников Тильзитской встречи говорят скорее о приятельских отношениях, которые установились между офицерами ещё недавно враждовавших армий. Наконец, бывали и совсем особые случаи. Так, капитан штаба д’Эспеншаль знал некоторых русских офицеров по своему эмигрантскому прошлому: «…Я, по счастливой случайности, встретил молодого графа Левашова, с которым был очень дружен в Неаполе, — рассказывает д’Эспеншаль. — Мы бросились в объятья друг другу со всей экспрессией нашей молодости, вспоминая о недавнем времени, когда у нас было много общих моментов счастья и удовольствий»[14]. Ну а о том, с каким энтузиазмом русские офицеры завязали дружеские связи с французскими офицерами, и как они вместе предавались отчаянному веселью в штабе самого Наполеона в кампанию 1809 года, речь пойдет в следующей главе.

Эти случаи, конечно, неординарные, зато реакция, которую отметил русский чиновник Вигель в среде провинциального пензенского дворянства, была скорее вполне обыденной: «Что за толки услышал я, — Боже мой! Вот их сущность: „Ну что ж, была война, мы побили неприятелей[35], потом они нас побили, а там обыкновенно, как водится, мир; и слава Богу, не будет нового рекрутского набора“»[15].

Интересно также отметить реакцию российского духовенства на заключение Тильзитского мира. С учётом того, что говорилось об анафеме, можно вообразить, что все русские священники в штыки приняли известие о подписании мира с Антихристом. Но иерархи русской церкви вполне понимали, что проповеди насчёт Антихриста были исключительно политическими, поэтому договор с Наполеоном их совершенно не удивил. Митрополит Августин произнёс в Петербурге восторженную проповедь по поводу заключения мира и получил от Александра I щедрые подарки за блестящую речь. В ответ знаменитый митрополит Платон написал своему коллеге: «С полученным Вами от государя подарком я поздравляю, он служит доказательством того, что есть у нас мир, да и мир радостный»[16].

Что же касается народа, то среди мужиков распространился слух, в комической форме объяснявший, почему от вражды с безбожным Наполеоном перешли к дружбе. Говорили, что если «наш православный царь» встретил «ихнего ампиратора» на плоту, то это потому, что он перво-наперво, макнув его в воду, окрестил, и только после этого стал вести переговоры.

В этой связи возникают большие сомнения в абсолютно спонтанной, жёсткой реакции петербургского общества на появление посланца Наполеона. Очень странно, что в стране, где мнением начальства обычно не пренебрегают, в течение полутора месяцев нигде (!) не принимали генерала, который чуть ли не каждый день ужинал в обществе царя! Ну и, наконец, история с отказом разместить Савари и его свиту в гостиницах вообще вызывает недоумение. Настолько, что этому просто не стоило бы верить, если бы генерал написал об этом только в своих мемуарах. Но он ясно и чётко указывает на это происшествие в своём рапорте Наполеону от 6 августа 1806 г. То есть факт налицо.

Совершенно невообразимо, чтобы хозяева гостиниц осмелились самовольно играть такую шутку с человеком, которого спустя несколько часов после приезда в Петербург принял в своём дворце сам царь. Всё это очень похоже на тонкую игру, организованную по прямому указанию самого Александра, в стиле приёма, известного в следственной практике под названием «доброго» и «злого» следователя. Подчёркивая свою доброжелательность, будучи изысканно любезным с посланником, царь как бы показывал: «Вот видите, я делаю всё, что могу! Но Вы понимаете, что очень сложно работать в такой ситуации, когда вся страна враждебна нашему союзу». Тем самым он заранее снимал с себя все обязательства по отношению к Франции — всегда можно было сослаться на противодействие знати. Ас другой стороны, он мог больше требовать от своего союзника под предлогом необходимости задобрить эту знать.

Конечно, это лишь догадки. Ясно, что письменного приказа не принимать Савари в салонах петербургских аристократов быть не могло, и потому трудно найти какое-либо неоспоримое доказательство. Зато совершенно очевидно, что царь, несмотря на все свои приторно любезные встречи с Савари, сохранил в душе вражду к французскому императору. И этому есть письменные доказательства. Своей матери молодой царь с циничной откровенностью писал: «Никакого подлинного союза с Францией нет и в помине: есть лишь временное показное примыкание к интересам Наполеона. Борьба с ним не прекратилась — она лишь изменила свою форму».

А прусскому королю царь откровенно говорил ещё в Тильзите: «Потерпите. Мы заберём обратно всё, что потеряли. Он сломит себе шею. Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я Ваш друг и надеюсь доказать Вам это на деле».

Игру Александра I первым понял и со всей ясностью изложил великий князь Николай Михайлович Романов. Этот князь и выдающийся историк был расстрелян в 1918 г. большевиками за свою принадлежность к царской семье и поэтому в течение всего советского периода ни разу не издавался. Трудно найти большего разоблачителя Александра, чем этот член семьи Романовых.

Николай Михайлович писал: «Александр, как не простил Австрии кампании 1805 г., не забыл и Аустерлица и ждал терпеливо минуты смыть позор; не желая, может быть, преждевременного кровопролития, он только и сблизился с Наполеоном, чтобы его погубить, и, когда настал момент, воспользовался гениально всеми обстоятельствами, став всенародно жертвой коварства и честолюбия своего союзника»[17].

Стремление Александра прикидываться добрейшим другом, жертвой недовольной, фрондирующей знати, послужило, очевидно, причиной назначения послом во Францию графа Петра Александровича Толстого. Назначение совершенно невообразимое, если бы царь хоть на секунду стремился сохранить хорошие отношения между Россией и Францией. Граф Толстой был генералом, чуждым дипломатической тактичности, человеком суровой внешности и резких манер. К тому же он был убеждённым, ярым противником франко-русского союза! Его жена, «долговязая, тощая, несветская, неуклюжая, неумная», также была резко враждебна по отношению к Франции.

Едва посольская чета приехала в Париж, как с первых дней своего пребывания во французской столице Толстой стал, словно нарочно, делать всё, чтобы испортить отношения между странами. По поводу приезда русского посла император устроил самый торжественный приём во дворце Фонтенбло и был необычайно любезен. Специально чтобы выказать уважение к России, он надел полученный в Тильзите орден Андрея Первозванного с голубой лентой через плечо. Несмотря на это, граф Толстой во время всей аудиенции стоял с недовольным видом и хранил ледяное, угрюмое молчание.