Анна Климова - Сердце странника

• Название: Сердце странника
• Автор: Анна Климова
• Издательство: Книжный Дом
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-17-0362-9

Второй роман из мелодраматической дилогии («Осенняя женщина» и «Сердце странника») рассказывает о запутанной истории девушки, которая после тяжелого недавнего прошлого ищет способ примирить себя с окружающим миром и находит его в любви к таинственному молодому человеку. Светлые чувства, преодолевающие все препятствия, все внутренние разногласия, всю гордыню, весь страх и ненависть, и есть главное в жизни влюбленных…

---

— Что верно, то верно, — задумчиво согласилась старуха. — Ты как утес, о который разбиваются волны времени и людские усилия. Несмотря ни на что ты удивительно цельная натура. Монолит. Из тебя получилась бы замечательная революционэрка, — хохотнула Анжелика Федоровна. — Как Вера Засулич. Тебе бы только бомбы бросать в эксплуататоров.

— А ты вместо того, чтобы языком чесать, определялась бы с горшком-то. Все ж какая-то польза. Я уж и овсянку сварила. Скоро есть сядем. А ты еще никаких своих дел не сделала.

— Вот пристала же. Говорят тебе, не надо. Я сегодня, Зоенька, в путь отправляюсь.

— Это куда ж ты собралась? — обернулась к ней настороженно Зоя. — На улице вон дождь. Снежок мокрый обещались к обеду.

— Там, куда я уйду, Зоя, нет ни дождя, ни снега, ни ночных горшков. И герани твоей, слава богу, тоже нет.

— Помирать, никак, собралась? — с иронией отозвалась Зойка, разрыхляя гвоздиком землю в вазонах. — Артистка! Рановато ты что-то в этом месяце. Обычно аккурат к двадцатому числу начинаешь помирать.

— Ты не понимаешь, Зоя. Ты еще молода.

— Ага. Молодуха хоть куда. Может, еще и замуж успею.

— Вот ты сейчас иронизируешь, а ведь потом плакать будешь. Ведь будешь.

— Ни слезинки не пророню. Ни единой слезинки.

— Как бы там ни было, это случится сегодня вечером. Может быть, ночью. Хочу легко уйти. А сейчас мне легко, как никогда. «Желания ушли, ушло страданье, ушла печаль, что дев и юношей все дни терзает напролет. Пришла пора, когда могильный стылый холод к порогу дома тихо подойдет». Не помню, кто написал. Поэтому ответственно заявляю, что ссориться с тобой я сегодня не хочу. И не буду, душа моя. Хочу прожить этот день так, чтобы не было стыдно ни за себя, ни за других.

Рука Зои замерла над очередным вазоном, а сама она невидящим взглядом уставилась в окно.

— Ты, старая, ерунду-то не городи. Все бы тебе каркать попусту. Вот натура дурная.

— Говорю, как есть, Зоя. И ты не в силах ничего изменить.

— Так болит у тебя что-то или как?

— Если бы болело, я бы не умирала. Хуже нет покидать этот мир в страдании. Хватит того, что в страдании мы появляемся на свет. Хорошо еще, что не помним этого.

— Ну, ладно. Завелась, смотрю, ты что-то с утра, — нетерпеливо махнула рукой Зойка и критически осмотрела шторы. — Сниму-ка я их к субботе, перестираю. Да и темные они у тебя тут. В шкапу посветлее есть.

— В шкафу, а не в этом твоем «шкапу»! Нет, не научу я тебя уже говорить, как надо. Не успею. И оставь шторы в покое. Ни к какой субботе ты их не снимешь и не перестираешь. В субботу будут поминки. Не собираешься же ты учинять стирку на моих поминках? Это, по меньшей мере, ненормально. Все решат, пожалуй, что ты умом тронулась.

— Тьфу ты, господи! Уж и поминки приплела! — несильно разозлилась Зойка, видимо, больше обеспокоенная словами старухи.

— Да, поминки. Я и денег подсобрала. В шкатулке с моими побрякушками найдешь. Должно хватить. Эта инфляция даже умереть спокойно не даст. Все думаешь, как бы не пропали деньги. Смешно, Зоя, получается. Вроде деньги на месте, а каждый день словно ворует кто-то. Не волнуйся, я не о тебе.

Зойка скептически хмыкнула.

— К твоим рукам деньги никогда не прилипали. Копейку, бывало, найдешь, так тут же в вазу на трюмо бросишь. Михаил Степанович за это называл тебя Плюшкиным в юбке. Кстати, похоронишь меня рядом с ним. Хорошо еще, что я первая умираю. А так ты улеглась бы с ним и на погосте. С тебя станется.

— Что, сама бы взяла и легла, да? — со злым весельем поинтересовалась Зойка.

— Ну, я уверена, ты что-нибудь придумала бы. Ты девица разумная. Хотя, признаться, и выглядела полной дурой. Ты всегда находила способ, как с ним улечься и где. Но здесь я тебя опережу. Уж прости, я его вдова. Имею полное право.

— Ты есть-то сегодня будешь или голодной помрешь?

— Есть? Да, я буду есть. Но твоей овсяной каше я нынче даю отставку. И твоему гадкому детскому морковному пюре тоже. Удивляюсь, как бедные дети его едят. Я, моя хорошая, хочу чашечку горячего черного кофе с капелькой рома или коньяку. Ни в коем случае не растворимого! На дух не выношу это урбанистическое «лакомство»! К кофе, пожалуй, можно пирожное. Да, «корзиночку»! С белейшим кремом безе, под которым прослойка масла и джема. Сегодня я могу позволить себе пороскошествовать.

— Больше ты ничего не хочешь? — подбоченилась Зойка. — Кофе ей подавай! От кофе у тебя изжога и давление. Забыла?

— Глупости. Маленькая чашечка не повредит. И хорошо бы нам позавтракать всем втроем. А где, кстати, Кристина?

— Которую ночь не появляется Кристина твоя. Все они, кошки драные, на один манер. Только грязь в дом.

— Перестань ругаться. У девушки ее возраста должны быть увлечения. По крайней мере, ей будет что вспомнить в старости. И не смей прогонять Кристину с моих поминок. Я прослежу.

— С того света?

— Это уж мое дело. Ну, чего стоишь? Ступай за пирожными. Ни крошки в рот не возьму, пока не выпью кофе с пирожными. Ступай же!

Зоя вздохнула и пошла в прихожую, бормоча на ходу:

— Господи, не дай такую старость.

— На похороны пригласи Семена Григорьевича с его новой супругой, — неслись вслед наставления Анжелики Федоровны, — а также нашу почтальоншу Леночку, нашу медсестричку Жанночку, Амалию Карловну не забудь…

— Так Амалия умерла давно!

— Да? Тогда ее не надо. Так, кто же еще живой-то остался? И не вспомню сразу. Ты не помнишь, Зоя?

— Мне вспоминать или идти за твоими пирожными?

— Иди, иди! А я, пожалуй, подумаю сама в тишине. Не может быть, чтобы все вот так… Впрочем, мне не нужны кортежи и вереницы безразличных людей, которые даже не знают, кто я такая. Пусть это будет небольшой кружок. Возможно, кто-то вспомнит в театре и пришлет венок. Это было бы очень кстати. Когда все твои друзья и знакомые в могиле, Зоя, каждый венок на счету. Согласись, могила с одним-двумя венками смотрится жалкой и неинтересной.

— Господи, какой интерес в могиле-то? — зычно и раздраженно вопросила Зоя из прихожей, невольно втянувшись в дискуссию на заданную Анжеликой Федоровной тему.

— В жизни и смерти все должно быть красиво, Зоя. Во всяком случае, к красоте надо стремиться, потому что уродства и без наших стараний хватает. Да! Вспомнила! Обязательно позови Мишеньку и Анюту.

Застегнув молнию на сапоге, Зоя тяжело опустилась на диванчик перед дверью. Она слышала, как Фифа говорила еще что-то, но не могла сосредоточиться на ее словах. Какое-то страшное понимание проникло в душу, заразив ее самыми черными, самыми острыми предчувствиями.

— Ты уже ушла, Зоя? — спросила старуха.

— Да! — резко ответила она и вышла на площадку.

— Нерасторопное созданье, — проворчала Анжелика Федоровна, откидывая одеяло. — У меня времени осталось всего ничего, а она копошится.

Сидя на постели, она немножко позлилась на Зою, но скорее по привычке, чем по необходимости. Потом принялась думать о белье, которое на нее наденут. Тут уж она никаких возражений не допустит! На теле у нее будет нежнейшая французская рубашка. Лет пять назад Анжелика Федоровна лично выбрала эту рубашку и отложила в специальный ящик комода, запиравшийся на ключ… Боже! А где ключ-то? Позабыла! А ведь там не только рубашка, но и остальные предметы последнего туалета, выверенные, рассчитанные и подобранные соответственно событию. И духи. Пузырек, как сейчас помнила, стоил что-то страшно дорого. На него ушла половина всей пенсии. Но перед запахом она не могла устоять. Анжелика Федоровна хотела уйти в облаке чудного аромата, а не тлена. И вот пожалуйте! Ключ спрятала, а куда — не вспомнить! Проклятая старость! Как было бы прекрасно не стареть, а в расцвете сил просто лечь и уснуть. Но нет. Время так и норовит поиздеваться, поиграть с вами в кошки-мышки, исцарапать кожу морщинами, изжевать кости, так что они от любого движения скрипят, словно несмазанные петли, наделать в памяти дыр в самый ответственный момент, когда ничего забывать не следует, иначе ты уже не человек, а пустое ведро из-под мусора!

Накинув халат, Анжелика Федоровна подошла к комоду и подергала ящик. Нет, заперто. Все! Конец. Хоть и не умирай сегодня вовсе. А ведь такого хорошего дня может уже и не быть, или смерть придет нежданно-негаданно, когда не сделаны распоряжения, не улажены дела и мира в сердце нет.

Надо найти ключ, будь он неладен.

Анжелика Федоровна принялась вытряхивать содержимое шкатулочек, коробочек с вязанием и ваз, в которых за долгие годы накопилось много всякой всячины.

Она не услышала, как в старом замке повернулся ключ, и входная дверь приоткрылась. В квартиру осторожно вошел человек.

* * *

Подходя к своему детскому дому, Витек постепенно начал волноваться. В его волнении разом смешалось несколько чувств — любопытство, разные опасения, всегда сопровождавшие необходимость говорить со взрослыми, и крайне неприятная мысль о том, как в детском доме отнесутся к Кате. Нет, он не взял ее с собой. Витек шел в детский дом «на разведку». Новое дело всегда требовало ориентировки на местности. Чтобы потом было легче принять решение в ту или иную сторону. Сама Катька осталась под присмотром их нового знакомого Николая и Веры, приехавшей на выходные. Ох, намечалось у этих двоих что-то! Сильно намечалось. Насмотрелся Витек, как такие дела между парнями и девчонками закручиваются. Их взгляды, реплики, подчеркнутая внимательность друг к другу — все это было знакомо ему. В его кругу над «женихом» и «невестой» всегда смеялись, но на самом деле испытывали невольное почтение к ним, вдруг очевидно и безусловно выбивавшимся из общей массы людей, живших исключительно собственными интересами. Пусть даже двое сходились на короткое время. Витек давным-давно знал, как все случается. В его памяти хранилось бессчетное множество анекдотов, похабных историй, жестов, прибауток и четверостиший. Но весь этот багаж знаний в некоторых случаях не помогал понять происходящее между парнем и девчонкой на самом деле. И даже скорее был лишним. И уж кто-кто, а Вера никак не вписывалась во все эти анекдоты. Она была умнее тех шалав, с которыми в подвале московского дома имел дело Эдик. Она не курила, не ширялась, не материлась через слово и уж наверняка не пила водку. Что-то подсказывало Виктору, что этому Кольке повезло встретить такую девчонку, как Вера. Любому парню повезло бы.