Елена Блонди - Инга. Мир

• Название: Инга. Мир
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Современная проза

Вторая книга дилогии

---

— Машенька, — густо говорил время от времени Ник, — да сядьте уже, без вас и чай не сладкий, и винцо слабее.

В ответ на комплимент Машенька смущенно смеялась и, отмахиваясь, снова вставала, за пачкой бумажных салфеток или спичками — зажечь погашенную ветром свечу. Будто каждое необязательное слово гостя требовало от нее небольшой материальной платы. Посуетясь, снова садилась, чуть боком, опирая о скатерть локоть и укладывая на ладонь сочный подбородок. А другой рукой, слушая густую болтовню Ника, рассеянно собирала со стола листочки и мелкие веточки, что иногда ронял внезапный ветерок. Но, благодарно смеясь ловким любезностям, цепко следила, как гостья посматривает на Сергея.

— Сережа, — сказала Лера, снова роняя крышечку, звякнувшую о стакан, и снова подхватывая ее, — и когда вы закончите, Сережа?

Каждый раз, обращаясь к Горчику, она произносила имя, будто касаясь его плеча рукой, чтоб смотрел и не отворачивался.

— И вообще, Сережа, что вы там, почти в кустах? Сели бы поближе, где свет.

— На неделю еще работы, — ответил тот. И успокаивающе улыбнулся хозяйке.

Машенька оглядела стол, на котором уже все было, а если встать и начать собирать посуду, гости решат — прогоняет, и обидятся. Но больше хозяйку беспокоили блестящие глаза гостьи, в которых сна не было. Ну, совсем.

Пусть уже сидит, решила она и, вздохнув, налила себе чаю — просто так, чтоб руки двигались.

— Совпадение, — приятно удивилась Лерочка, — мы едем тоже через неделю. Ах, Маша, вот и отдохнете, от нашего отдыха, будет вам спокойно и хорошо.

— Куда уж, — удивилась в ответ Машенька, подумала и сыпанула в чай сахару, — ко мне тетка с детишками, уже билеты взяли. Мне отдых тока в сентябре. Лето самая горячая ж пора. Успевай вот поворачиваться.

— Зимой, — вклинился Ник, — впадете в спячку, до весны. К марту покинете зимнее логовище, и встанете, Машенька, на нетронутом песке, потягиваясь и озирая свое бескрайнее королевство. Как предводительница викингов!

— Скажете тоже, — дежурно-кокетливо смутилась Машенька, поправляя короткие каштановые волосы.

Лера подумала немного и встала, медленно поднимая руки и скручивая гладкие волосы в жгут.

— Что-то устала сидеть. А спать совсем не хочется. Сережа…

Над столом стало слышно, как бьется в плафон крупная ночная бабочка.

— Покажите мне вашу работу сейчас, Сережа. Там за виноградом, смотрите, какая луна!

— Та шо ее смотреть, — пробормотала Машенька, хмурясь, — весь день смотрели уже.

— Правда, Серый! — согласился Ник, горой поднимаясь из-за стола, — мне всегда было интересно, что показывают солнечные часы ночью? Когда луна яркая.

Лера уже шла вдоль стола, мимо каменного крылечка у застекленной веранды, которая мигала светом от невыключенного в доме телевизора. Подойдя к Горчику, легко коснулась его плеча. И не останавливаясь, пошла за угол дома, где задняя глухая стена скрывалась под плетями дикого винограда-березки, а центр двора выложен цветной шершавенькой плиткой.

Машенька осталась было сидеть, упрямо болтая ложкой в чашке. Прикусывая губу, слушала, как за углом смеется Лерочка, что-то непонятное коротко отвечает ей мастер, и время от времени авторитетно гудит сочный баритон большого Ника.

Вот не свезло ж, размышляла, хмурясь. Думала — любовники. Пара. Потому и не волновалась, думала, с утра будут на море, вдвоем, а к вечеру ужин и вместе в постелю. Хоть и сняли две комнатки, ну так она не первый раз с летними гостями, знает, снимут две, а проснутся в одной кровати, после вид делать, что ничего ж и не было ночью. Ночами. Оказалось, старые друзья. Большой Ник привез Лерочку лечиться от тоски, после развода. Может и имел виды, подумала Машенька, поднимаясь тоже, да Лерочка высоко себя ставит, вон как ручками сама себя обхаживает, то волосы заберет, то щечку потрогает, то бока оглаживает, смотрите, какая я вся гладкая да с фигурою.

— Я эти часы в музее первый раз увидел, — Сережа стоял рядом с каменным толстым столбом, касаясь пальцами черных в лунном свете резных лучей, — понравились. Пару раз приходил, с блокнотом, сделал эскизы. После немного по-другому нарисовал, те слишком объемные, как саркофаг получаются. В саду нужно полегче, чтоб воздух был.

— Угу, — сказал Большой Ник, покачиваясь и хлопая на щеке комара, — баланс, гармония. Это верно.

Лерочка тронула узкий треугольник теневой стрелки, налегла на каменный край, свешивая длинные волосы.

— Что же показывает нам луна, Сережа? Что говорят твои часы? Время ночного купания?

Горчик пожал плечами, спиной ощущая пристальный взгляд хозяйки. Не мальчик, знает, чего хочется Лерочке, и она так уверена, что сегодня получит свое. Уже неделю они тут, но до сих пор он ее не слишком интересовал, но вчера утром выскочила, сонная, пробежала к современному кафельному туалету, что скромно прятался в зарослях гибискуса, и, выйдя, увидела — умывается в огороде, рядом с колонкой. Подошла, подавая сдернутое с веревки полотенце. Смотрела. Теперь вот решила заняться им по-настоящему. Чтоб было чего вспоминать зимой, усмехнулся Серега.

— Машенька, — просительно прогудел Ник, — мне что-то опять захотелось винца? А мы все выпили, которое у вас как шампанское? Светленькое такое?

— А пойдем, — с тяжелой решительностью произнесла Маша.

И вскоре их голоса уже слышались приглушенно, из-за угла, где вдвоем они снова сели за неубранный стол. Маша смеялась, голосом отмахиваясь от вычурных комплиментов Ника.

— Сережа? — выжидательно сказала Лерочка. И после паузы добавила, — прямо через огород, смотри, тропинка светится. Приглашает.

Он пошел следом за своей вытянутой рукой, которую Лерочка держала мягко, но крепко, шла впереди, оглядываясь и поблескивая зубами. Видел, сейчас ей интересно. А там, рядом с часами — было нет. То, что он делает, не интересно ей. Наверное, ей ничего, кроме себя не интересно.

Но подумав, сам себе возразил, упрекая, да что ты знаешь, о ней-то. Ну, мало ли, охотится. Мало ли, москвичка. Был. Видел, как они там, тоже не сахар женская в столице жизнь. Тем более — развод у нее, судилась там с мужем, слышал их с Ником разговоры, и как плакала за столом ночью, тоже слышал. Вот только на одной жалости ничего из ночных купаний в Азове не выкрутишь.

Дергаясь по сухой траве, рывками открылась калитка, выпуская их на кусочек степи, и тропинка продлилась, утаскивая к смутно белеющему песку. Там, за ним, серебрилось море, мелкое, до глубины тут идти метров пятьдесят, по колено в жидком ночном серебре.

Ночной песок остужал горячие босые ступни.

— Вы не рисуете женщин, Сережа? Я видела ваше портфолио, там птицы, коты, пара абстракций. Прекрасные работы, но как же — без женской фигуры? Я думала, это самое востребованное.

— Самое востребованное — гипсовые гномы. Вы ехали, видели, может, при дороге ставят, у строительных магазинов. Да я таких не делаю.

У самой воды Лера отпустила его руку и вошла, пальцами поднимая подол светлого, совсем короткого платья.

— Ой! Теплая какая! Видела я эту жуть. Понимаю. Но о женщинах, вы не ответили мне. Ты не ответил.

Горчик сел на песок, захватил в горсть сыпучей мягкой прохлады и просыпал ее между пальцев обратно. Песок к песку.

— Нет, Лера. В частных садах и при домах женская фигура — то редко когда надо. Хозяйка обидится, если сделаю чужую. Гостьи летние тоже не слишком рады, когда рядом с ними все время маячит такое вот — по размерам совершенное. Котята, щенки, да абстракции, это не так рискованно.

Ему задавали этот вопрос каждое лето, и всегда такие вот — с неплохой фигурой, без лишних килограммов, и всегда он звучал с дополнительным ожиданием внутри. У тебя что, не с кого рисовать и вырезывать, тогда возьми меня, говорило невысказанное. Увидь, восхитись, запечатлей.

Он объяснял Лере то, что обычно говорил в таких случах, зная, сейчас она поскучнеет от выгодно-правильных размышлений. Но черт и черт, не говорить же им, скучающим летним дамочкам, если он станет вырезать женскую фигуру, силуэт, лицо, движение, — линии снова приведут его туда, к Инге. И весь мир поймет. А она будет стоять в чужом саду или перед домом, и шумные дети забросают стелу игрушками, или приткнут к ней велосипед.

— Ты прав, — скучным голосом прервала его Лера, — прости, я все забываю, что это для денег. А хочется, чтоб для души, Сережа, для полета! Тебе разве не хочется?

Она вышла из воды и встала над ним, темнея перед лицом загорелыми коленями и бедрами. Повторила с нажимом, уже о другом:

— Не хочется?

Он встал. Потому что мужское встало в нем, покоряясь сладкой летней беззаботности, такой настойчивой. Сказал коротко, а она медленно снимала платье, сильно изгибая фигуру, кинула его в сторону, встряхивая черными, с сильным бликом луны, волосами.

— Хочется…