Александр Чуманов - Дело прошлое

• Название: Дело прошлое
• Автор: Александр Чуманов
• Жанр: Современная проза

---

— И какие же затеи ожидают наших уважаемых отдыхающих? — с иронией спросила Аглая Григорьевна, самим тоном подчеркивая свою неограниченную власть здесь. Хотя, вообще-то, ей импонировали всяческие самоучки, поскольку она и сама числила себя по разряду щедро одарённых природой людей.

— Я поэт, — сказал без особой уверенности соискатель, — могу создавать сценарии для любых общественно-политических мероприятий.

Нетрудно было догадаться, что приготовленную фразу он собирался произнести гордо, а вышло, как вышло. И Аглая Григорьевна оформила поэта массовиком-затейником временно, рассудив, что под её неусыпным наблюдением ничего страшного произойти не сможет. И она, не откладывая, представила нового сотрудника отдыхающим да персоналу.

— Вечером прошу всех желающих собраться в нашем клубе, — оправившись от пережитого волнения, уже маленько важно сказал Олег.

И больше — никаких подробностей. Чем уже сумел заинтриговать определённую часть истосковавшихся по массовости людей. Тем более по затеям. Хотя, как обычно, нашлись среди собравшихся и более дотошные, которые пытались для чего-то выяснить у нового затейника, где он раньше работал и какими конкретно затеями прославился. Спасибо, выручила непререкаемая Аглая Григорьевна.

— Вечером, вечером, — сказала она, — придете и все узнаете!

И доверчивые да любопытные пенсионеры вечером заполнили клуб до отказа. Они даже на фильмы так дружно не являлись, видно, здорово настрадались бедняги без культурного досуга. Аглая же Григорьевна сидела, само собой, в первом ряду и была начеку.

Чебаков вышел на сцену и сразу вспотел от волнения. Однако он твёрдым шагом прошел на середину к микрофону, кашлянул и без предисловия заявил:

— Будем ставить трагикомедию по моей пьесе. Ролей хватит на всех, а кому всё-таки не достанется, я напишу специально.

Что тут было-о!… Да всё было, что должно быть. Шум, гам, оживление в зале, реплики с мест. Вопросы, не требовавшие ответов.

— Тихо! — вдруг неожиданно гаркнул поэт и сверкнул своими безвинными, вроде, глазами. — Тихо! Слушать меня!

И такая уверенность, такая непоколебимая властность послышалась в этом голосе, что люди мгновенно замерли. Даже сама Аглая Григорьевна, уже приподнявшаяся в своем кресле, опустилась обратно и закрыла рот.

— Ваша жизнь на излёте, — сказал Чебаков, пронзительно глядя в зал и поддергивая штаны. — Ваша жизнь скоро перестанет быть бесконечной, а сколько всего не сбылось у каждого за долгие годы! Вы мечтали, у кого была способность мечтать, мечтали окрылённо и возвышенно, пока хватало на это сил, а теперь уже никаких сил больше нет. Вы чего-то желали долгие годы, но не получили и уже не получите, никогда. Прислушайтесь к этому слову — «никогда», прислушайтесь!… В нём безысходность.

А я дам вам всё, о чём вы мечтали напрасно, к чему стремились безнадёжно. Потому что у меня всё это есть. Вам нужна молодость — сколько угодно! Нужны силы — пожалуйста! Вы будете играть мою трагикомедию и забудете, что это всего лишь игра, а не сама жизнь, потому что жизни у вас уже было довольно много, а игры не было давно, может, не было никогда. Ибо я не считаю игрой ловкую жизнь, игра — понятие высокое! Но не в этом дело, даже не в этом.

За оставшийся до конца заезда срок вы проживёте целый век, полный удач, побед и откровений, которых, вероятней всего, вы недополучили. Или вам кажется, что недополучили. Многим, если не всем, это кажется…

Итак, попрошу записываться на роли, — переведя дыхание, закончил массовик-затейник будничным голосом.

— А кому вы предполагаете дать в вашем спектакле заглавную роль? — спросил кто-то из зала робко.

— Вам! — мгновенно отозвался Чебаков, но, увидев замешательство «труппы», торопливо заверил: — И всем, кто пожелает участвовать. Статистов у нас не будет, все роли будут одинаково главными, это, конечно, может показаться немыслимым, но вы скоро сами во всём убедитесь. Я создавал свое произведение очень долго именно потому, что с самого начала поставил себе, как говорили мои многие знакомые, совершенно недостижимую цель. Но цель, представьте себе, достигнута. Ну, смелее!

— А если у меня нету таланту? — спросила какая-то старушка из заднего ряда.

— Есть, — ответил Чебаков, не раздумывая, — обязательно есть, и я его уже, кажется, вижу, вы представляетесь мне прирожденной светской дамой.

И люди стали по одному подходить к столику в углу сцены. И каждому массовик-затейник после непродолжительного раздумья вручал текст наиболее подходящей главной роли.

— Я хотел бы сыграть роль министра, — страшно стесняясь, сказал некий седой, но ещё осанистый господин. — Дело в том, что до пенсии я был директором, и это дело мне представляется наиболее знакомым.

— А вы были счастливы?

— Нет, не очень, хотя если бы — министром…

— Тогда попробуйте сыграть клоуна, у вас должно непременно получиться, клоун — вполне почтенная профессия, уверяю вас!

Поразительно, но бывший директор, совсем чуть-чуть поколебавшись, согласился. Поразительно и странно ещё потому, что старые люди практически не поддаются переубеждению, они чаще всего предельно серьезно относятся к самим себе, безмерно преувеличивая достижения да заслуги. И может быть, первый признак преклонного возраста — потеря способности иронически относиться к собственной персоне. Но, с другой стороны, гранитная твердолобость у них же нередко фантастическим образом сочетается с почти детской доверчивостью, поэтому, очевидно, глядя друг на дружку, все эти новопризванные артисты поразительно легко доверились самозванному режиссёру.

— Я бы изобразил адвоката, — попросил бывший прокурор, — если, конечно, у вас такая роль предусмотрена…

— У меня предусмотрена для вас любая роль, а та, которую вы просите, будет вам в самый раз.

— Я хотела бы попробоваться на кинозвезду, можно? — набралась смелости старушка в сером парике и с блеклыми редкими бровями. — Я когда-то занималась в самодеятельности, и некоторые находили у меня несомненный талант.

— И я нахожу, только давайте сделаем из вас лучше ткачиху-орденоносицу, вы даже и не представляете, как великолепно будете выглядеть в этом качестве!

— Ну, давайте, вам, конечно, виднее…

— А я в детстве мечтала стать регулировщицей движения планет… — конфузливо прошептала другая пенсионерка.

— Разве такие бывают?

— Нет, но, понимаете, я мечтала…

— Раз мечтали, то будете, мечты — святое дело, а текст я вам подготовлю к завтрашнему дню.

Люди получали роли или обещание создать роль в ближайшее время и уходили. И вскоре осталась одна Аглая Григорьевна.

— Олежек, золотце, — сказала она, непривычно заробев, — а почему бы и мне не принять посильное участие в вашем эксперименте? Может, у вас и для меня найдется какая-нибудь роль, маленькая такая, знаете, чисто наблюдательная…

— Конечно, о чем речь, Аглая Григорьевна! А что бы вы сами хотели?

— Ну, я даже и не знаю, как сказать, ну, я бы хотела, чтобы меня любили все мужчины, это не очень глупо?..

— В общем, не очень, Аглая Григорьевна, но неужели вам не надоели эти ваши однообразные романы с отдыхающими, которые ведь были, во множестве были?..

Никогда никому другому Аглая Григорьевна не простила бы таких слов, а тут даже ничуть не оскорбилась, приняла как должное, как вполне естественное, словно был этот невесть откуда взявшийся самозванец, поэт непризнанный, по меньшей мере, проповедником, её личным духовником, которые, как известно, давно устарели и не пользуются никакой популярностью; а то и самим господом Богом, перед ликом Которого ничего не скроешь, а только и остаётся, что смиренно признавать грехи да каяться.

— В общем, я думаю, — продолжил Олег твёрдо, — что вам в глубине души всегда хотелось быть добропорядочной супругой, любящей матерью, хранительницей очага. Подумайте, ведь хотелось? А у меня как раз и осталась одна такая роль, у вас бы здорово получилось. И как раз она, как вы изволили выразиться, несколько наблюдательная, несуетливая. Так как, берете?

И железная Аглая Григорьевна только истово закивала.

Разумеется, постепенно нашлись роли и для остальных работников дома отдыха, включая даже радиста, прежде упорно державшегося особняком…

А наутро, когда обитатели заведения проснулись, на улице, вопреки всем календарям, стояло настоящее лето. И благоухала свежей росой трава под окнами, и пели птицы, и новой краской сияли старые, еще вчера унылые корпуса. Только пруд не успел полностью оттаять за ночь, но обширная полынья плескалась возле пирса, и вода в ней была уже вполне теплой, пригодной для купания при любом состоянии здоровья.

Люди проснулись с каким-то давно позабытым весельем в сердце и высыпали на улицу с пляжными полотенцами через плечо. Сперва опасливо, а потом и совсем бесшабашно стали бросаться в воду, в которой, как выяснилось, невозможно утонуть и которая по вкусу точь-в-точь напоминала воду Черного моря, самого, как известно, синего в мире.