Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа

• Название: Лукреция Борджа
• Автор: Женевьева Шастенэ
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02666-7

Лукреция Борджа — «менада, отравительница, вакханка, убийца, кровосмесительница», обвиняемая во всех грехах, — долгое время оставалась излюбленной мишенью многочисленных романистов и поэтов. Вот уже пять веков дочь папы Александра VI подозревают во всяческих низостях, хотя в подтверждение им до сих пор не приведено ни единого доказательства. Для одних — дьявол, для других — ангел, она — олицетворение скандальности, непристойности и соблазна, а может быть, жертва клеветы, цель которой — возбудить любопытство публики… Где же истина?

Ответ на этот вопрос вы найдете в книге, которую держите в руках. Ее автор — историк, правнучка философа и историка Ипполита Тэна, для работы над этой биографией привлекла огромное количество архивных материалов, воспоминаний современников, а также переписку Лукреции с ее отцом, папой Александром VI, которая проливает свет на «эпоху роскоши и варварства, оставившую после себя утонченные произведения искусства и воспоминания о великолепных празднествах, прекрасно сочетавшихся с насилием, предательством и заказными убийствами».

Ouvrage réalisé avec le soutien du Ministère des affaires étrangères français et de l'Ambassade de France en Russie.

Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России.

---

Агент Изабеллы скромно умолчал о том, сколько молодых сердец разбил здесь ее брат кардинал Ипполито: римлянки никем так не восторгались, как им. Обожая их, он обещал им вечную любовь на два дня и держал слово, так как боялся скуки. После чего Иль Прете заключает свое письмо следующим дерзким советом: «Дочь нашего папы — дама очень умная, в ее присутствии вам понадобится немалая изобретательность. По правде говоря, я считаю ее личностью замечательной».

Роскошь празднеств, элегантность и богатство нарядов превратили свадьбу Лукреции в одно из наиболее блестящих событий эпохи Возрождения. Хотя по доверенности брак был заключен четырьмя месяцами ранее, Александр VI придавал большое значение тому, чтобы этот формальный акт был повторен в Риме — с произнесением слов «Vis volo»[28] и обменом кольцами. 30 декабря вечером феррарцы прибыли к своей будущей государыне, чтобы отправиться вместе с ней в Ватикан. Молодая женщина вышла в сопровождении дона Ферранте и дона Сиджизмондо, которые держали ее за руки, в то время как дети несли ее шлейф, а за ними следовали шестнадцать придворных дам и пятьдесят римлянок с гирляндами из мирта, символизирующего любовь и славу, и, наконец, сто пажей, одетых в сукно, расшитое золотом, и размахивавших двусторонним знаменем д'Эсте-Борджа.

При свете факелов Лукреция появилась в соборе Святого Петра, где хор музыкантов запел свадебный гимн. Ее платье из ярко-красного атласа затмило наряды, в которых выходили замуж Изабелла д'Эсте и Бьянка Сфорца. Ее волосы, перевитые золотыми нитями, стянутые черной лентой, жемчуг с изумрудным кулоном на шее еще больше подчеркивали ее совершенное очарование bellissima[29]. Римский народ, собравшийся поприветствовать ее на всем пути следования процессии, был готов поверить, что перед ним видение. Два гиганта, ее девери, шли рядом с ней, словно ангелы-хранители. Кортеж прибыл в зал Salle Pantine, где его ждал Александр VI с Чезаре в окружении тринадцати кардиналов, представителей итальянских государств и всех иностранных послов, за исключением оратора Германии. Как только они прибыли, Николо д'Эсте, епископ Адрии, завел такую длинную речь, что папа попросил сократить ее и произнести обычную формулу: «Сиятельная дама Лукреция, дон Альфонсо по доброй воле шлет вам обручальное кольцо, которое я предлагаю вам от его имени». — «Я принимаю его по доброй воле». Дон Ферранте взял кольцо и надел его на палец своей невестке, пока нотариус оформлял акт, а вперед продвигался Ипполито, высокий и статный, с блестящими длинными волосами, затянутый в пурпурное одеяние, более вычурное, чем полагалось кардиналу. За ним шел Джованни Дзилиоло, несший свадебные подарки жениха. Кардинал взял слово, избегая какого бы то ни было намека на подарки, и вручил их с таким изяществом, что Александр VI это высоко оценил.

Когда была открыта шкатулка, драгоценности перешли из рук казначея в руки папы, а затем в руки Лукреции. Кардинал Антониотто Паллавичини определил на глаз их стоимость — около 70 тысяч дукатов: головной убор в форме берета, украшенный шестнадцатью бриллиантами, шестнадцатью рубинами и ста пятьюдесятью жемчужинами, четыре колье из драгоценных камней, ранее принадлежавшие Элеоноре Арагонской, восемь золотых цепочек самой тонкой работы, четыре пары четок и еще одна шапочка, усыпанная драгоценностями. Наступил черед Лукреции (благодарить. Она выразила свое удовлетворение «тем, как отделаны и с каким мастерством оправлены камни», отметив тем самым, что она восхищалась сокровищами скорее как произведениями искусства, чем как дорогими вещами. Кардиналы и послы вручили свои подарки: одни с удовольствием, другие — из страха перед Чезаре. В списке подарков следует отметить, что кое-что принесли слуги и служанки Лукреции — деталь, свидетельствующая о той симпатии, которую вызывала дочь папы у людей, находившихся у нее на службе.

Все направились в покои Попугая, где папа занял место на троне, по левую руку от него находились д'Эсте, по правую — его дочь, сидевшая на подушке. «Он попросил синьору Лукрецию, — пишет Иль Прете, — потанцевать с молодой дамой из Валенсии, что она сделала с превеликим очарованием, и в разгар веселья ее волосы выбились из-под сетки и заструились по плечам».

На следующий день карнавалом отметили начало 1502 года. Кортеж из тринадцати колесниц, символизировавших тринадцать кварталов города, перед которым несли флаги Рима, шли хористы и музыканты, тронулся с площади Навона, направляясь в Ватикан. К герцогу Феррарскому было деликатно проявлено внимание: на первой из колесниц изображалось прославление Геркулеса и напоминалось о Геркулесе Капитолийском. Александру VI, как и всем римским папам эпохи Возрождения, явно были по душе торжества, позволявшие ему купаться в лучах славы Римской империи и античных мифологических героев.

Шествие продлилось четыре часа. После полудня начались празднества, участники свадебного шествия и гости вручали призы победителям в беге. На следующий день наступила очередь испанцев устроить корриду на площади Святого Петра, где был сооружен амфитеатр. Чезаре вышел на арену в платье из золотистого сукна в сопровождении восьми матадоров, вооруженных пиками. С необыкновенным мастерством он воткнул в шею быка бандерильи, затем поразил его одним ударом шпаги. Затем он велел привести для себя еще одного быка, выдержал его яростный натиск и сумел нанести ему смертельный удар. После чего он уступил арену матадорам.

Вечером в апартаментах папы актеры сыграли «Менехмов» Плавта, произведение, которое уже ставилось по случаю первого брака Лукреции с сеньором Пезаро. Оплошности, путаница, недоразумения, вольные речи, игривая и чувственная мимика актеров заставили публику смеяться до слез. Вечер окончился представлением «Сетований Ромула и Рема», где показывалось, какой ущерб причинял им Александр-Юпитер, отбирая у них синьору Лукрецию, чтобы отдать ее в Феррару.

Начиная с 31 декабря казначеи Эркуле готовились пересчитывать деньги, которые должны были передать им казначеи Ватикана. Кастеллини наблюдал за операциями. Возможно, по забывчивости, случайной или намеренной, не было уточнено, что в Ферраре имели хождение монеты larghi[30], a не те, что были подготовлены для приданого; поскольку вес их не был одинаковым, стоимость их значительно различалась. Во всяком случае, Александр VI не признал этого различия и отказался выплатить пеню. Разразилась ссора. И это еще раз доказывает, что папа и герцог преследовали лишь собственные интересы и что единственной их заботой было сделать этот союз максимально выгодным, прикрываясь показной дружбой. Даже находя, что Лукреция великолепна, феррарцы все равно приняли бы ее только с королевским приданым. В конце концов под давлением Кастеллини Александр VI пообещал навести порядок, однако доверенное лицо Эркуле пришло к заключению: «Я полагаю, что он не заплатит в дукатах larghi!»

Так, пока комедии, балеты, мавританские танцы сменяли друг друга в ярко освещенных дворцах, 1 января в присутствии свидетелей, выбранных обеими сторонами, казначеи начали строить колонны из монет, переходивших из римских сундуков в сундуки феррарские. Неожиданно один из казначеев, вытащив монету «плохого веса», резко прервал передачу. Недоверие еще больше усилилось. Счетоводы дома д'Эсте решили впредь работать не спеша и при дневном свете, а не при свете факелов в подвалах Ватикана. Выплата приданого, как видим, в конце концов определила ход сделки. В самом деле, только после подведения итогов Лукреция сможет наконец отправиться к мужу. 5 января вечером феррарцы заперли сундуки и опечатали их.

День 6 января 1502 года был окутан мглой. После продержавшейся несколько недель мягкой погоды неожиданно подул северный ветер и начался снегопад, к счастью, не настолько сильный, чтобы откладывать отъезд. На заре Лукреция в последний раз позавтракала в обществе Родриго. Затем вместе с сыном и прибывшим за ней доном Ферранте она отправилась в Ватикан на мессу, которую служил папа. По окончании службы Александр VI и его дочь направились в покои Попугая, где камерарии закрыли за ними двери, оставив наедине. По истечении часа в покои пригласили кардинала Ипполито, дона Ферранте, дона Сиджизмондо и знатных особ. Папа громко обратился к дочери по-итальянски, чтобы все его поняли: «Отправляйтесь с миром, свободно обращайтесь ко мне с просьбами, я сделаю для вас гораздо больше, когда вы будете в Ферраре, чем когда вы находились в Риме»13. Эти уверения в том, что он не оставит ее без своего покровительства, весьма напоминали предостережение, адресованное семье д'Эсте. В минуту расставания со слезами на глазах, в порыве нежности, еще более глубокой от предчувствия, что жить ему остается недолго, Александр VI попросил Джанлукку Кастеллини, чтобы тот посоветовал Альфонсо окружать свою супругу лишь безупречными дамами и кавалерами. Возможно, то был язвительный намек на Ипполито, который во время своего пребывания в Риме вместе с Чезаре проводил все ночи у куртизанок.