Сергей Шокарев - Смутное время в Москве

• Название: Смутное время в Москве
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Вече
• Жанр: Научпоп
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0428-7

Знак информационной продукции 16+

Книга посвящена событиям драматического периода русской истории начала XVII в., известного как Смутное время, или Смута (1604–1612 гг.). Во время Смуты гражданская война и иностранная интервенция коснулись большинства областей Российского государства, но главным центром противостояния была столица России — Москва. Не случайно современники этих событий именовали их «Московским разорением».

О многообразных трагических и героических событиях Смуты в Москве, подвигах и страданиях москвичей, борьбе за освобождение города от польско-литовских захватчиков и последующем возрождении страны и се столицы рассказывает эта книга. Издание рассчитано на широкий круг читателей, всех, кто интересуется историей Отечества, и в первую очередь на студентов и школьников.

---

Авраамий Палицын, бывший свидетелем августовских боев за Москву, сообщает, что казаки, заняв Климентовский острожек, вскоре же и оставили его, в обиде на дворян, которые якобы не оказали им помощи. Как и 22 августа, они заявили, что не будут сражаться. Положение сделалось критическим. Русские люди были в «великом ужасе» и просили казаков не оставлять поля боя, но помощи не получили. Тогда по просьбе Пожарского к казакам отправился Авраамий Палицын — часть казаков он застал у Климентовского острожка, других — у переправы через Москву-реку, третьих — в их таборах. Расположившись там, казаки пьянствовали и играли в зернь, не обращая внимания на бои, идущие в Замоскворечье. Троицкий келарь воздействовал на казаков не только пламенной проповедью: по сообщению «Нового летописца», Палицын посулил им монастырскую казну.

Вняв призывам Авраамия, казаки с криком: «Сергиев! Сергиев!» — переправились через реку и вступили в бой. В церквях зазвонили в колокола. Дворянские полки и казаки у Климентовского острожка перешли в наступление. Острожек был вновь отбит у поляков. В жестоком бою русские перебили до 700 воинов венгерской пехоты. Русские пехотинцы залегли по «ямам и крапивам». Решающим моментом в наступлении стала вылазка, которую возглавил Кузьма Минин. Взяв три дворянские сотни и роту поляка П. Хмелевского, воевавшего на стороне Второго ополчения, он напал на польские отряды, караулившие брод у Крымского двора, и обратил неприятеля в бегство. Поляки бежали, преследуемые Мининым, вплоть до своего стана, увлекая за собой и другие части. Замешательство противника стало сигналом к общему наступлению. Пехота выступила из «ям» и напала на польские укрепления на рву Земляного города. Пожарский выступил со стороны «государевых садов»[55], Трубецкой с казаками — со стороны Лужников. Поляки были выбиты из укреплений возле церкви Святой Екатерины. По словам Палицына, казаки нападали на них «ови (одни. — C.Ш.) убо боси (босые. — C.Ш.), инии же нази (нагие. — C.Ш.), токмо оружие имуще в руках и побивающе их немилостиво». Потеряв до пятисот человек, гетман отступил к Донскому монастырю, а на следующий день — к Воробьевым горам.

25 августа гетман покинул окрестности Москвы и отступил к Можайску, а затем к Вязьме, на соединение с королем Сигизмундом III. Оказать помощь польскому гарнизону в Москве он был уже не в силах из-за огромных потерь. Победителям достались и 400 возов с продовольствием, которые Ходкевич пытался доставить в Кремль.

Испытания огнем и кровью сблизили оба ополчения. Прежние ссоры были преданы забвению, и оба князя Дмитрия сумели договориться между собой. Военное руководство и правительственные учреждения Второго ополчения и подмосковных таборов были объединены. Для встреч и совместного решения различных вопросов была выбрана местность, располагавшаяся примерно в равном удалении от лагеря Пожарского и таборов Трубецкого, — Труба[56]. С этого времени грамоты рассылались уже от имени обоих воевод, причем имя Трубецкого как боярина и представителя более знатного рода стояло первым. Руководители объединенных земских сил начали приступы к Китай-городу и Кремлю, запятым поляками. Началась бомбардировка Кремля из Замоскворечья, с Пушечного двора, с Кулишек и с Дмитровки. Одновременно было укреплено Замоскворечье — прорыт ров, поставлены плетни и выставлены караулы. Новый приступ поляков к Москве обошелся бы нападающим еще большими жертвами, чем поход Ходкевича.

Положение польского гарнизона было отчаянным. Поляки, литовцы, белорусы, запорожские казаки, венгры, немцы-наемники и все находившиеся в Кремле — деятели Семибоярщины, их семьи, высшее духовенство, дьяки и другие — страдали от голода. Архиепископ Арсений Елассонский, переживший ту осаду, пишет: «…В течение многих дней они [поляки] израсходовали всю пищу, и многие умирали каждый день от голода, и ели все скверное и нечистое и дикорастущие травы; выкапывали из могил тела мертвых и ели. Один сильный поедал другого». Сам архиепископ изнемогал от голода и боялся «сделаться пищею воинов». О людоедстве вспоминали и поляки, уцелевшие после московской осады: отцы ели своих детей, один гайдук съел сына, другой — мать; ротмистр, назначенный судить виновных, убежал с судилища, боясь, как бы обвиненные не съели его. «Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей», — читаем в дневнике одного из руководителей польского гарнизона полковника Будило (Будзило).

Еще один из выживших в осаде, киевский купец Богдан Балыко, писал в дневнике: «Октобря 16 дня выпал снег великий, же всю траву покрыл и кореня, силный и неслыханый нас голод змогл: гужи и попруги, поясы и ножны и леда костища и здохлину (падаль. — C.Ш.) мы сдали; у Китайгороде, у церкви Богоявления, где и греки бывают, там семо и травою живилися, а що были пред снегом наготовали травы, з лоем свечаным (свечным салом. — C.Ш.) тое ели; свечку лоевую куповали по пол золотого. Сын мытника Петриковского з нами ув осаде был, того без ведома порвали и изели, и иных людей и хлопят без личбы поели; пришли до одной избы, тамже найшли килка кадок мяса человеческого солоного; одну кадку Жуковский, товарищ Колонтаев, взял; той-же Жуковский за четвертую часть стегна человечого дал 5 золотых, кварта горелки в той час была по 40 золотых; мыш по золотому куповали; за кошку пап Рачинский дал 8 золотых; папа Будилов товарищ за пса дал 15 золотых, и того было трудно достать; голову чоловечую куповали по 3 золотых; за ногу чоловечую, одно по костки, дано гайдуку два золотых и пол фута пороху — и не дал за тое; всех людей болше двох сот пехоты и товарищов поели». Осажденные также ловили зазевавшихся вражеских ратников — съесть врага было не так ужасно, как своего… По некоторым данным, во время московской осады в Кремле было съедено более 200 человек.

Зная о катастрофическом положении осажденных, Пожарский предложил полякам капитуляцию. Но те продолжали надеяться на помощь короля и соотечественников и отвечали отказом. При этом защитники Кремля и Китай-города были крайне истощены, упадок дисциплина достиг своего апогея. Нашелся в рядах польско-литовского гарнизона изменник, который пытался открыть ворота русским ратникам, но был схвачен и казнен. Другие бежали с тем, чтобы сдаться в плен, но не всем это удавалось — большинство дезертиров погибли от русских сабель. По крепости велся постоянный артиллерийский огонь с башен («тур»), установленных «у Пушечного двора и в Егорьевском девиче монастыре и у Всех Святых на Кулишках». 22 октября казаки выбили поляков из Китай-города. Прорыв был совершен со стороны Кулишек, «от Всех Святых с Ыванова лужку». Присутствие в этот момент в обозе ополчения списка с чудотворной Казанской иконой Божией Матери придало руководителям и участникам ополчения уверенность в том, что именно благодаря помощи иконы была одержана эта победа. Именно в этот день, как уже говорилось выше, было установлено торжественное празднование в честь чудотворной иконы, которое ныне мы отмечаем как День народного единства (4 ноября).

Наконец доведенные до отчаяния поляки вступили в переговоры, требуя сохранить им жизнь, что и было обещано.

26 октября из Кремля были выпущены бояре — князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, Иван Никитич Романов с племянником Михаилом Федоровичем и другие. Последние дни обороны они находились под охраной, на положении заложников (Мстиславский едва не стал жертвой грабителей, ворвавшихся в его палаты). Завидев выходящих бояр, казаки подняли крик, намереваясь казнить их как изменников, но воеводы и дворяне отстояли бояр и привели их в стан русских войск.

На другой день, 27 октября, сдались и поляки — глава гарнизона полковник Николай Струсь со своими воинами сдался казакам Трубецкого, а полковник Будило — отряду Пожарского. Пленники, попавшие к казакам, почти все были перебиты, те же, которые сдались Пожарскому, были отправлены в заточение в разные города. В Галиче пленные поляки были убиты, а в Нижнем Новгороде их едва смогла защитить от самосуда толпы мать Пожарского, княгиня Евфросинья Федоровна. Впоследствии поляки, сосланные в Нижний, вошли в состав местного гарнизона, женились на нижегородках и поселились особыми Панскими слободами. В отношении к поверженным врагам проявилось еще одно важное качество Пожарского — личная храбрость и воинский талант сочетались в его характере с рыцарским благородством и высоким понятием о чести. Он не мог допустить убийства и грабежа беззащитных пленников, несмотря на то, что они были повинны в многочисленных бедствиях государства и народа. Руководители ополчения проявили великодушие далеко не ко всем — Ф. Андронов и другие русские изменники, способствовавшие разграблению казны, были арестованы и дали ответ за свои преступления. Под пытками они выдали местонахождение тайников с драгоценностями из казны. Позднее Андронов пытался бежать, но был пойман и казнен.