Лариса Петровичева - Крылья ветров (сборник)

• Название: Крылья ветров (сборник)
• Автор: Лариса Петровичева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Писатель продаёт душу за великий роман и не выдерживает соблазна преступить условия договора. Студентка засыпает на лекции и, проснувшись, коренным образом меняет мир. Демоны ходят по земле, пытаясь стать людьми, а мёртвые оживают в моргах и уходят выполнять приказы. И только Тот, кто шествует на крыльях ветров, способен сделать финал счастливым…

---

Когда она писала тоскливо-ироничную заметку по поводу гипса в свой живой журнал, во всём квартале вырубили свет. Настя чертыхнулась, кое-как выбралась из-за компьютера, и, подсвечивая себе мобильником, отправилась в туалет – искать фонарик. В подъезде хлопали двери, на площадки выходили соседи, и кто-то уже ругался и звонил в аварийку; Настя вытянула фонарик с полки и сдвинула рычажок.

Её отражение в зеркале было странным и пугающим. И… везде была тень.

* * *

Настя вышла на занятия во вторник, как раз к концерту по поводу Дня защитника Отечества. Хохлова, замдекана по воспитательной, не к добру вспомнила, что Настя умеет танцевать, и втолковывать что-то ей было бесполезно. Стоя на большой перемене в деканате – где толпились студенты с документами и личными проблемами, беседовали преподаватели и декан, немолодая усталая тётка, говорила сразу по двум телефонам, – Настя показывала Хохловой больничный, тыкала пальцем в несгибающуюся ногу, в конце концов, даже пустила слезу, но Хохлова стояла как идол, и сдвинуть её сумел бы только танк, да и то вряд ли.

– Тебе трудно?

– Да, мне трудно! Я еле хожу, Анна Леонидовна! А вы хотите вальс!

– Между прочим, ты значилась в программе ещё с нового года! Я с пуста места народ не набираю!

Окружающие, знавшие манеру Хохловой работать на рывок, дружно хмыкнули.

– Ну Анна Леонидовна, миленькая, – принялась канючить Настя. – Разве ж я вам когда отказывала? И газету рисую (Хохлова кивнула), и песни придумываю (Хохлова снова кивнула), и выставку фотографий в том году одна устроила (и опять Хохлова кивнула), но теперь…

– И теперь не откажешь! – подытожила Хохлова. Настя едва не выругалась и огляделась по сторонам в поисках поддержки.

Поддержка таки пришла, но не с той стороны, откуда ожидала Настя, и не ей самой… Аспирант, ведущий у них социологию, странный и неприятный тип, всегда носивший чёрное, и чьё имя-отчество-фамилию Настя никак не могла запомнить, внимательно слушал перепалку, а потом всё же решил встрять:

– Анна Леонидовна, она станцует. Со мной.

Хохлова от такого содействия прямо расцвела, а Настя едва не заплакала. Чёрт, чёрт, ну почему!

– А вы танцевали раньше, Сергей Владиленович? – расплылась в улыбке Хохлова. «Сергей Владиленович, Сергей Владиленович», – повторяла Настя, чтобы не забыть. Вот почему, если не везёт, то это надолго и всерьёз? И покатятся со смеху сокурсницы, и подавятся поп-корном сокурсники, когда увидят эту чудную пару…

– Причём в профессионалах, – сказал аспирант таким тоном, что Настя покраснела от стыда за свою любительскую группу.

И в это время где-то позади рассмеялись, причём глумливо и от души. Настя обернулась и увидела, что в кресле в дальнем углу сидит Зонненлихт и смотрит прямо на неё, прикидывая, видимо, как она будет смотреться в паре с аспирантом, и его выводы явно были достойны всей возможной язвительности. Настя хотела сказать, что смеяться тут не над чем, но тут Зонненлихта заслонила секретарь с ворохом бумаг, а когда она отошла в сторону, Зонненлихт с абсолютно непробиваемым выражением лица читал деловой журнал на английском языке.

«У меня же практика завтра», – растерянно подумала Настя, а Хохлова завершила разговор:

– Вот и отлично, тренируйтесь, – и улыбнулась аспиранту настолько приторно, что Настю замутило.

Она снова покосилась на Зонненлихта. Тот равнодушно перелистывал страницы и не обращал на неё ни малейшего внимания. Тень тихонько лежала под креслом.

* * *

Настины туфли, в которых два года назад она ходила на занятия в студию бальных танцев, были ей категорически малы. Настя подумала и достала чешки, решив, что на самом концерте будет выступать в сапогах. Во-первых, они больше подходили для образа медсестры, танцующей с солдатом в лесу прифронтовом, а во-вторых, мучить каблуками больную ногу она не считала нужным.

Аспирант ждал её после занятий в пустом актовом зале: в хороших ботинках и профессиональной тренировочной одежде. Переобуваясь, Настя с тоской косилась в сторону разминающегося партнёра, и думала, что смотреть на танец притащится весь поток, а ей бы хотелось танцевать с Сашей, раз уж на то пошло, а завтра практика по английскому, на котором она месяц не была, и этот мокрый снег, кажется, будет вечным…

– Венский или медленный?

– Венский, – сказала Настя. Вряд ли солдат и медсестричка будут выписывать в минуты мирной передышки дикие связки медленного вальса. Аспирант включил музыку и подошёл к ней.

«Не хватает только 'пермете ву, мадмуазель'«, – думала Настя, кружась в его объятиях по сцене. Танцевал он действительно хорошо, а у Насти плохо работала больная нога, и хотелось Насте, чтобы всё оказалось сном, и она проснулась в далёком Богоявленске, дома, весной, и открыла окно, чтобы цветущие сливы заглянули в комнату, и чтобы было раннее утро, и солнце едва-едва выглядывало из-за горизонта…

– Тренируетесь?

«Нет, блин, сваи заколачиваем», – сердито подумала Настя. Хохлова стояла возле сцены и рассматривала их с интересом и удовольствием: так кот рассматривает новое блюдо, которое явно собирается быть вкусным. Аспирант выпустил Настю, та немедленно и демонстративно принялась растирать ногу.

– Тренируемся, Анна Леонидовна, – сказал он. – Всё получается.

«Оптимист хренов», – хмуро подумала Настя. В зал тем временем влетела стайка девчонок с её потока – судя по всему, им невероятно приспичило полюбоваться, как аспирант обнимается с Настей под видом вальса.

Настроение стало хуже некуда.

– Девки, вы чего? – спросила Настя. Леночек Васильева улыбнулась ей максимально широко и белозубо и ответила:

– А вы тут танцуете, да?

– Нет, мы тут сваи заколачиваем, – мрачно ответила Настя. Хохлова довольно улыбнулась и обернулась к студенткам:

– Девочки, идёмте! Поможете мне с плакатами.

Девчата, искренне ненавидевшие бесплатный труд после окончания пар, уныло поплелись за ней. Аспирант покосился на Настю и подмигнул:

– Ну что? Будем надеяться, делегаций сегодня больше не будет?

– Давайте танцевать, – устало предложила Настя.

Получалось, конечно, не ахти. Аспирант хмурился, сердился, в конце концов сказал, что устал считать Настины ошибки и ждёт её на тренировке завтра в это же время. «Будто бы за ночь что-то может измениться», – устало подумала Настя, спускаясь со сцены к своим вещам. Аспирант некоторое время пристально рассматривал её, по-птичьи склонив голову набок; Настя не выдержала и спросила:

– Что?

Аспирант усмехнулся.

– Завтра у тебя социология. Не забудь.

Насте стало неприятно.

В половине шестого корпус был практически пуст. Волоча за собой по полу мешок с чешками и гетрами, Настя шла по коридору, мимо запертых аудиторий, и думала, что вот и ещё один день прошёл, через десять дней наступит весна, а это уже хорошая новость. Откуда-то издалека доносилась неуловимо классическая музыка: спецкурс по мировой культуре у первокурсников, автоматически отметила Настя. Скучно. Тяжко.

В читальном зале она вытянула со стеллажа папку с заданиями для практических по социологии, взяла на выдаче учебник Батыгина и забилась в самый дальний угол. До закрытия оставалось около часа, ксерокс уже не работал, и, глядя на объём того, что надо законспектировать, Настя едва не расплакалась. Всё было не так, всё было плохо, нога болела; Настя села за стол, решив записать всё, что успеет, но, начав предложение, бросила на полпути и уронила голову на тетрадь.

Жить не хотелось. Вот не хотелось, и всё; попробовав понять, почему ей так не везёт с начала семестра, Настя едва не расплакалась. Пикировки с Зонненлихтом, отсутствие стипендии, вывих, танец этот проклятый, и аспирант, который сунулся, куда не просят! Отбрехалась бы она от Хохловой, не впервой, так нет же, влез сам, и завтра семь шкур спустит на занятии, к которому она не успеет подготовиться… И крупное, и мелочи – всё в кучу, всё на неё.

Кто-то проходил мимо, потом остановился. Настя физически ощутила взгляд, равнодушно-спокойный, скользящий по ней с каким-то привычным, что ли, любопытством. Настя подняла голову и не удивилась, увидев Зонненлихта.

– Что? – спросила она, краем сознания отметив, что голос дрожит.

– Ничего, – сказал он. – Вы слишком громко плачете, Ковалевская.

Настя провела ладонью по щекам: действительно. И сама не заметила, что ревёт белугой, обливая горючими слезами учебник. Всё в порядке, всё нормально, всё будет хорошо…

– Вам-то что? – спросила она. Какое-то лихое бесшабашное чувство, стучавшее в виски, говорило, что ей нечего терять. Можно и похамить слегка. А можно и не слегка. – Какое ваше дело, идите себе мимо…

Зонненлихт демонстративно выдернул из-за соседнего стола стул и сел в проходе. Бросил портфель на колени.

– Всем преподавателям так грубишь или это моё особенное счастье?

– Со всеми людьми такой гад или это мне так повезло?