В Бирюк - Обязалово

• Название: Обязалово
• Автор: В Бирюк
• Жанр: Фэнтези

Это — альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям — не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и 'попаданского'. Местами крутовато сварено. И не все — разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла «Зверь лютый» — ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

---

— Ты смотри, ты ко мне возвращайся. Я за тебя молиться буду — не оплошай.

И в слёзы. И мои наложницы засопливили. На Прокуя я просто рявкнуть могу, а с этими… утешать приходиться. Князёныш-волчёныш от общих переживаний разволновался — лужу надул…

Всё, нахрен! Лодейное весло — как отдых. Помолились, помахались, отвалились. Раз-два — взяли. Весла — рванули.

Вот понятное дело — гребля. Вот тело, подходящее для этого дела. Всё просто — весло опустил, потянул. Весло поднял, закинул. Держи темп и никаких мозговых заморочек. «Как-то оно будет» — позже. Сейчас просто: Навались!

После наших сборов я в себя пришёл только на третий день. Хоть огрызаться на всякое слово перестал.

И тут — Елно. Здрас-с-с-те. Опять разговаривать. Пошли, Акимушка, хвосты подчищать.

«Хвосты» у нас аж дороги метут. Встали-то опять на Гостимилово подворье. Хозяйка здоровается, но смотрит насторожено:

— Хозяина нынче дома нет. Даже и не знаю — пускать ли. Как-то муж посмотрит, когда вернётся.

И кто меня за язык тянул? Ляпнул не подумавши:

— Никак не посмотрит. Поскольку никогда не вернётся. Утоп хозяин твой. В проруби на Десне под Новгородом Северским.

Она сперва на меня непонимающее смотрит. Потом дошло. Поверила она сразу. Платок ко рту и вой:

— Ой же ж на кого ты меня покинул! Ой же ж не видать мне сокола моего ясного! Ой же пришла беда-кручинушка, затянуло белый свет чёрным маревом!

Странно мне: покойничек-то не ласков был. Как-то они… не сильно ладили. Да и хозяйка не очень уж мужнину честь берегла. А воет — будто и вправду только им одним и жила. Хотя… вдовье житьё — невеселое.

Пока она в избе по покойничку выла, наши мужички барахло во двор затащили, начали устраиваться, баранчика зарезали, печку растопили. Аким кафтан парадный одел, да и пошли к посаднику.

Нынешний посадник — Акиму давний знакомец. Не «орёл» — так досуха городок выдаивать, как прежний «росомах» с женой доили — не умеет. Соответственно, и у местных прежнего страха перед властью — нет.

Так-то, конечно, всё пристойно. Но былого уважения от жителей — не наблюдается. Прежде-то на сто шагов от посадниковых ворот — ни камушка, ни мусоринки. А теперь прямо у открытой воротины — кучка свежего навоза.

Фольк так и говорит: «Ты — по-людски, и к тебе — по-человечески». А что может быть более человечным, чем кучка продукта жизнедеятельности домашней скотины? Тот же продукт, но уже «по-людски»?

Аким меня представил, головой мотнул:

— Эт ублюдок мой, Ванька. Он к Чернигову ходил.

И пошёл у них свой разговор. Здоровканье, да воспоминания, да по кружечке пивка, да как дошли, да куда идём, да про погоды… Хорошо хоть за столом посидеть пустили. Мой номер — последний, недорослю рот открывать при мужах добрых, славой осиянных…

— Так ты, стал быть, с Борзятой ходил? Аким, у тя чё, взрослого мужа не сыскалось?

Работаю Микеланджелом — беру рассказ о нашем походе за «тайной княгиней» и отсекаю всё лишнее. Как скульптуру из глыбы мрамора.

Забавно — а мужик-то профи. Видно, как он опасается лишнего спросить.

«Умножающий познания — умножает печали» — тысячелетняя мудрость различных спецорганов.

— Так вы нынче в Смоленск идёте? Вот и хорошо. Найдёте там, на княжьем дворе, Демьяна-кравчего — ему и перескажите. А я отпишу коротенько. Чтобы не переврать. Теперь другая забота: что у вас с Макухой-вирником получилось? Баба его донос принесла. Дескать, вы мужа её извели-загубили до смерти. Сыска просит. Я-то со Спирькой дело это…

Без малого год прошёл со смерти Макухи. Вот и донос появился. «Догонялочка». Повторяем труд Микеланджело — отсекаем лишнее.

— Вирник Степан Макуха геройски дрался с погаными лесными язычниками. Явил христолюбие и храбрость воинскую в немалых объёмах.

Добротный, детальный рассказ о том идиотском набеге «болеславов». Личное участие Акима в мероприятии выражается подробным отчётом об обустройстве засечной черты и поганских уловках. Обсуждение переходит в сравнительный анализ:

— А помнишь как мы под Луцком? Вот — точь в точь. Только наоборот…

— Не, не под Луцком — под Владимиром на Волыни. Там ещё слева болото такое было…

Что радует — я не пью. А то под такой разговор даже и с одного пива под стол пешком бы пошёл. Мужики очень не хотят переходить к сути, оттягивают неприятный момент. Знать-то — они не знают, но — догадываются. А уверенности в моих талантах уворачиваться…

— Ну и? После-то чего?

— Привезли мне его для излечения. Совсем плохой: хребет переломан, брюхо барабаном, жаром горит. А я в те поры на заимке на «Мертвяковом лугу» стоял.

Аким прерывает меня и углубляется в этимологию названия. Затем собеседники подробно и красочно вспоминают подробности похода Свояка по здешним местам, гибель местной голяди и прочие тогдашние казусы.

— В те поры на краю луга жила ведьма.

Снова подробный рассказ о бесовской цапле, о походе на ведьму, о захвате Акима в плен, о моём героизме при его освобождении. Сожаления о распространённости разнообразной чертовщины на «Святой Руси». Общая скорбь о повсеместном падении нравов и ослаблении веры. «А вот мы-то… а вот в наше-то время…». Пересказы историй по теме.

После пятого сюжета у меня громко забурчало в животе.

— Так. И что?

— Ведьму — побили. Но остался неподалеку от её логова источник с мёртвой водой.

Две истории по мёртвую воду, две — про живую. Абсолютно достоверных: сами слышали своими ушами от весьма солидных, заслуживающих полное доверие, уважаемых, людей.

— Привязали болезного промеж коней, отвезли к источнику, да и положили там. Утром пришли — нет никого.

Абсолютная правда. Утверждение «положили там» описывает обширное множество ситуаций. Включая: «положили там, в воду, с головой, на долгое время». Проще: «утопили» — всего лишь частный случай.

— Ушёл, что ли?!

— Врать не буду — сам не видал. Следов — нет. Трупа — нет. Чтоб звери дикие сгрызли… так ни костей, ни одежды… Он к попу хотел. Исповедаться, святых тайн причаститься…

— Так, может, он туда и пошёл? У попа-то спрашивал?

— Не у кого — утоп наш приходской пресвитер.

— Чуднó. С чего это вирнику от семьи, от имения своего — бечь? Он чего, по святым местам пошёл, грехи отмаливать?

О! Интересная версия. Жаль — не мусульманин: на хадж в Мекку много чего списать можно. Но… там ведь и Иерусалим не далеко.

— Не скажи, не скажи. Ты ж сам про одного из вашей сотни сказывал. Его суздальцы так приложили — чуть не помер. А как оклемался — вовсе переменился, жену и майно бросил, в скит ушёл, святым человеком стал. На смертной грани побывавши…. На многое иначе глядеть будешь. (Аким снова «массирует» общие боевые воспоминания).

— Да уж… Чудны дела твои, господи. Человечка — нет, могилки — нет, видоков — нет. А есть донос про смертоубийство княжьего человека. И мне, как посаднику, надобно по «Правде» вести сыск. Может, тебе с этой бабой перетолковать? Чтоб она донос свой забрала?

Наконец, откланялись. Полдня убили на разговор. А вся суть — в одной фразе. А жить когда? Дела делать, прогресс прогрессировать…

Аким, засидевшийся за столом, шагал несколько тяжело. Походка полностью соответствовала его думам:

— Слышь, Вань, а может ей серебра дать? Ну, чтобы она донос забрала?

Убил. Всё-таки, воинский офицер — не ярыжка судейская. Понятие: вымогательство посредством угрозы доношения… — не знаком.

— Заплатить — подтвердить её подозрения. Дальше — либо новый донос, либо она нас стращать будет. И — доить. Ты, Аким Янович, не грусти, не печалуйся, а иди потихоньку домой да отдыхай. А я следом приду.

Потому что, безусловно — чисто случайно, по улице идёт бывший мятельник Спирька, а ныне — полновластный Елнинский вирник Спиридон как-его-там по батюшке.

Интересно: он давно там в засаде сидит? Поджидать нас на посадниковом дворе… ему неудобно. Зайти к нам на подворье… ещё неудобнее. Разве что ненароком на улице повстречалися…

— Здрав будь господин Елнинский вирник Спиридон. Поздорову ли поживаешь?

И не меняя интонации и мимики, но значительно тише:

— Что ж ты сука судейская делаешь?! Гнида недодавленная. Я тебя в люди вывел, а ты сам даже о своей заднице не озаботился.

Спирька аж с лица спал. Поперхнулся, шапку сдёрнул — в руках мнёт. Типа: жарко ему. Аж вспотел, бедненький. По лобику капельки по-выступали. Так это я только начал, сейчас везде хлюпать будешь!

Подхватил его под локоточек, развернул в сторону его домовладения, и повёл полегоньку, держа на морде лица бесконечно доброжелательную и, где-то даже, искательную улыбочку. Озвучивая её матерными выражениями.

С кем работать?! На кого опереться?! Хоть и не идиот, а бестолочь. Ведь понятно же: я повалюсь — и он посыплется. Не мог сам проблему закрыть? Да что ж ты бараном-то блеешь, вирник? Привык смердов давить, а семейство бывшего начальника — табу? Чинопочитание доведённое до потери самосохранения?