В Бирюк - Обязалово

• Название: Обязалово
• Автор: В Бирюк
• Жанр: Фэнтези

Это — альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям — не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и 'попаданского'. Местами крутовато сварено. И не все — разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла «Зверь лютый» — ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

---

— Я говорю — поехали! У меня там дело важное!

Да какое такое может быть важное дело в боярской усадьбе в 10 верстах от маленького городка? Дед… хорохорится и ерепенится:

— Я тут главный! Я сказал!

Вытащил, наконец, из него причину:

— Полусотник мой там вотчинником сидит. Толковый мужик. Мы с ним такие дела делали, напоследок всю Волгу до Углича прошли… А как меня погнали, так и он со службы отпросился. Тут-то к стольному град поближе. Не дебри наши лесные. Может, он чего расскажет. А то лезем на княжий двор… как кур в ощип.

Ну вот, когда объяснил внятно… потому что и правда — «как кур…». Придётся, конечно, старческий бред перетерпеть. Всякие «а помнишь, а этот-то…». Хотя мне и это интересно: как оно-то, княжья смута, изнутри выглядела. Я до сих пор несколько не понимаю, как это мозги русским людям надо вывернуть, что б они таких же русских людей — как баранов резали.

«Поход возмездия» 1148 года разорил Верхнюю Волгу вплоть до Углича, только полона пригнали семь тысяч. Я уже говорил: посчитанный полон считают за десятую долю от общих потерь.

Надо понять, какие слова людям говорить, чтобы они такие «подвиги» устраивали.

Глава 213

Приехали на место, а там «облом» — полусотник-то прошлой осенью помер. Да не один — почти со всем семейством. Мор прошёл. Судя по разговору — какая-то инфекция. Причём не желудочно-кишечная, а лёгочная. Что-то типа гриппа или ангины.

Первая пандемия гриппа — 1918 год. Но это — пандемия. Локальные вспышки могли быть и раньше. Наверное, не в китовом, а в птичьем или свином вариантах. Китов-то на «Святой Руси» не едят.

А ангина — точно бывала. Графиня Элен Безухова в «Войне и мире» от неё умерла.

На вотчине оказался сын Акимова сослуживца. Звать — Немат. Нормальный парень, не смотря на имя. По мне — парень молодой, хотя здесь говорят — «Муж добрый». Лет 20–22, светло-русый, бородка небольшая по кругу, светлоглазый, без мути в глазах. Но — с явной тревогой.

Когда мор пришёл, он в службе был. Приехал уже на могилы. И вот теперь хозяйничает. Жена молоденькая с животом — вышла, поклонилась гостям. И ушла сразу — видно, тяжело ей, последние недели дохаживает.

Но ушла она не далеко — в сенях разговор какой-то пошёл. Слышно — женский, слышно — ссора. Дверь распахивается и влетает девица. Молодая, лет шестнадцати, вся в чёрном, только платочек беленький. И тащит за волосы хозяйку. Обе орут. А следом — ещё три бабы в чёрном. Вороньё какое-то.

— А!.. Твоя лярва!.. В материнином повойнике!.. Матушкины вещи покрала, змеища!.. Наблудила-наразвратничала, а теперь брюхом на сестёр-инокинь прёшь!..

Немат сперва кинулся к жене на помощь, а девица руку свободную в него уставила и орёт:

— Только посмей, только тронь! На сестру родную руку поднимаешь! Меня господь боронит! Всю жизнь на карачках ползать будешь! Господь велик, обиды не простит! Только ударь! Сучка твоя гноем изойдёт! Сядь где сидел!

Немат и сел. Руки между колен зажал. Только головой трясёт.

Девка эта чёрно-белая как-то разочаровано на него посмотрела — вроде спорить не с кем. Запал ещё есть, а вот противника… Покрутила головой… и нас заметила.

— Что, братец, в грехе живёшь, да ещё и родительское имение пропиваешь — по ветру пускаешь! Всякую пьянь-дрянь привечаешь! Шалава твоя отцовыми кубками перед шаромыжниками прохожими хвастает! Чужое — не своё, сопрут — не жалко!

— Да не, Варвара, это отца нашего боевой сотоварищ. Сотник Аким Янович Рябина. Батяня под его началом служил. Помнишь, как он о походах славных рассказывал?

— Ничего не помню! Ничего он не рассказывал! Враньё всё! Мне ваши сказки да выдумки о славе, да о доблести, да о смертоубийстве, да о всяких мерзостях — завсегда противны были! Мерзость всё и грех смертный! А ныне ты, отцом, упокой господи душу его многогрешную, прикрываясь, всякую набродь привечать рад! Вот, для всякого пьяницы прохожего и пиры закатываешь, а на дела богоугодные у тебя и корочки хлеба нет! Нищих, сирых, калик перехожих привечать надобно! По слову иисусову! А коли сам не можешь, так отдай майно людям святым, благостным. Они-то, сёстры христолюбивые, молитвами своими святыми и за тебя помолятся. Выпросят у господа прощения и по твою душу грешную. И для этой твоей… прости господи.

В течение своего весьма эмоционального монолога девица продолжала дёргать беременную, согнутую в поясе, хозяйку. Мне лицо видно плохо, но дело может кончиться… нехорошо.

Ребята, я не акушер-гинеколог. А восьмимесячные дети выживают значительно реже, чем семимесячные. Впрочем, это не моя забота — есть хозяин, есть устоявшиеся, вековые традиции, «исконно-посконные». И как Немат будет в этом во всём, что «с дедов-прадедедов», бултыхаться… пускай об этом его голова болит.

Но есть вторая проблема, которая пыхтит у меня под боком. Пыхтит всё сильнее. Проблему звать Акимом и слова насчёт «пьяни-дряни» его обидели. Девке-то вообще, когда мужчины за столом сидят, рот можно открывать только для еды, если позволено сесть, или когда прямо спросят. А тут такие слова…

Сейчас Аким скажет. Конечно, не ей — с девкой ругаться мужу доброму невместно. Скажет Немату… Тот ответит… Как бы нам потом не пришлось всю усадьбу на кусочки разносить…

Главный способ управления капризными детьми — переключение внимания.

— Аким Янович, на дворе банька топилась. Ежели хозяин не будет возражать, а не пойти ли нам — погреться с дороги?

— Дык, чего ж возражать-то, наоборот, и я с вами. Я-то себе баньку готовил. А с компанией-то веселее… Вот только… в опочивальню отведу и сразу к вам.

Странно — он свою женщину никак не назвал. Ни женой, ни хозяйкой. Ни, даже, просто бабой.

Аким рот открыл, пришлось сразу сапогом по ноге. Потерпи маленько. В бане полотенец много — так и пожуёшь.

Зашумели, поднялись, не глядя прошли мимо этой скульптурной группы: «девка — с бабой в руке, баба — с приплодом в животе». Как-то мне, когда беременную женщину за волосы таскают… Хотя что возьмёшь — «Святая Русь». «Предки — дело тонкое, Ванюха».

Но я, так, между прочим, проходя к своим вещичкам, сложенным у стены на лавке, потопал прямо на эту девку. Интересно: вот она на мужиков наезжала, криком кричала, слова ругательные говорила, что по обычаю — ну совсем никак.

А вот когда я на неё пошёл — автоматически отодвинулась, ушла с дороги мужчины. Хоть бы и мелкого и только что громко обруганного. Это-то крепко вбито. Ну, и отпустила женщину.

Та чуть не упала, пришлось под руки подхватить, к лавке подвести, усадить. Скверно: красная, зарёванная. Дышит как загнанная лошадь, в живот обеими руками вцепилась.

Так, роды принимать не буду. Пошли-ка скорее в баню. Хотя ежели что — нас оттуда попрут в первую очередь. На Руси бабы в банях рожают. А бани топятся «по-черному». Там и так-то темно, а как протопят…

По бородатому анекдоту:

«— Кого там моя родила-то?

— Да не разглядела, негра какого-то».

Негров не наблюдается. Нормально, тепло. После первого захода посидели, остыли, мужики — пивка, мне — квас. Хороший квас, ядрёный. Тут и Немат подошёл. Ну, полезли снова в парилку. Уже не жжётся — просто греемся.

Немат пивка принял, обмяк. И начал плакаться.

Год назад, когда всё семейство боярское здесь вымерло, вымерла и половина усадьбы. Другие разбежались. Среди немногих оставшихся была и дочка главного отцова управителя-ключника.

Немат пытался восстановить хозяйство, крутился как колечко на палочке. Девка стала как-то… не то, чтобы помогать, скорее — обихаживать. Кормить, обстирывать.

Двое круглых сирот помогали друг другу пережить это время, вместе ходили на одно и тоже кладбище. И, естественно, сошлись. Узнав, что девка беременна, Немат повёл себя вполне прилично: девку не прогнал от себя, не велел выбить или вытравить плод. Что означало, в частности, что если родится сын, то девка-роба, получает жилье и содержание, а по смерти господина — вольную для себя и для сына.

Понятно, что жениться на ней он не собирался. Боярская женитьба — дело серьёзное, ни холопки, ни смердячки для этого не годны. Но жили они как муж с женой, да ещё и получше многих венчанных — в любви и согласии.

Чтобы сохранить своё боярство, род свой — Немату нужно было сохранить вотчину.

Сама-то вотчинка, смерды в здешних весях, от мора пострадала мало. А вот «головка» — усадьба боярская стояла пустая. Нужно нанять бойцов, слуг взамен умерших да разбежавшихся. Нужно закупить коней и скотину взамен уведённой. Новых людей нужно обуть-одеть. Вооружить, научить, прокормить.

Срок княжьего смотра боярской дружины никто сдвигать не будет. Не приведёшь что положено — «оружных, бронных, доброконных» — твою вотчину другому отдадут, более толковому да разворотливому.

По счастью, покойный ключник оказался «рабом верным», и боярскую «захоронку» сохранил. А его дочка оказалась «верной рабой», и Немату место показала.