Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

• Название: Юрий Долгорукий
• Автор: Алексей Карпов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02867-8

Вниманию читателей предлагается первая полноценная биография князя Юрия Владимировича Долгорукого (ум. 1157). Он вошел в историю не только как основатель Москвы, но и как выдающийся политик и государственный деятель своего времени, создатель Суздальского княжества — государственного ядра будущей Великороссии. Личность князя и его многообразная деятельность — взаимоотношения с другими князьями, войны, церковная политика, строительство городов, дипломатические контакты с Византией и Степью — прослеживаются автором на основании скрупулезного анализа сохранившихся источников.

---

Ростовская земля в то время едва оправилась от разорительной междоусобной войны, в которую были вовлечены старшие братья Юрия Долгорукого.

В самом начале 1096 года сын Владимира Мономаха Изяслав выступил из Курска и занял Муром, захватив посадника князя Олега Святославича Черниговского, своего двоюродного дяди и к тому же крестного отца. В апреле сам Владимир Мономах в союзе с другим своим двоюродным братом, Святополком Изяславичем Киевским, начал войну против Олега. В начале июня, после тридцатитрехдневной осады Стародуба (в нынешней Брянской области) Олег был вынужден сдаться. Однако, отправленный князьями в Смоленск, к своему родному брату Давыду (в то время ненадолго занявшему смоленский престол), он нарушил крестное целование и возобновил военные действия — теперь против сына Мономаха Изяслава. В битве у Мурома 6 сентября 1096 года Изяслав погиб, а его войско разбежалось. Летописец, в целом настроенный не слишком благожелательно к Олегу, на сей раз не стал осуждать его, но возложил вину за случившееся на самого Изяслава, ибо Муром по праву принадлежал Олегу, был его «отчиной»: Изяслав «надеяся на множество вой; Олег же надеяся на правду свою, яко прав бе в семь Олег»{2}. Да и сам Мономах позднее в письме к Олегу признал вину своего сына: «Да не выискывати было чюжего, ни мене в сором, ни в печаль ввести. Научиша бо и (его. — А.К.) паропци (отроки, слуги. — А.К.)…»{3}

Однако Олег не ограничился восстановлением своей власти над Муромом. По взятии города, свидетельствует летописец, он схватил ростовцев, суздальцев и белозерцев и двинулся к Суздалю. «И шед Суждалю, и суждалци дашася ему. Олег же, омирив город, овы изъима, а другыя расточи и именья их огья, иде Ростову, и ростовци вдашася ему. И перея всю землю Муромску и Ростовьску, и посажа посадникы по городом, и дани поча брати».

Но Ростовская земля принадлежала Мономаху, и никаких законных прав на нее Олег не имел. Старший сын Мономаха Мстислав, княживший в Новгороде, предложил Олегу мир, обещая выступить посредником в переговорах с отцом. Олег отказался и, более того, заявил о своих притязаниях уже на Новгород. Его передовые части во главе с младшим братом Ярославом выступили за Волгу и встали на реке Медведице — левом притоке Волге, то есть фактически уже в пределах Новгородской земли. Сюда же были направлены и «данщики» Олега (сборщики дани).

В ответ Мстислав с новгородцами начал против Олега военные действия. Его воевода Добрыня Рагуилович захватил «данщиков» Олега и напал на Медведице на «сторожу» (передовые части, охранение) его брата Ярослава. При получении известия об этом Олег вместе с Ярославом отступил к Ростову. «Мстислав же приде на Волгу, и поведаша ему, яко Олег вспятился к Ростову, и Мстислав поиде по нем». Олег отступил еще дальше, к Суздалю, и, «слышав, яко идет по нем Мстислав… повеле зажещи Суждаль город». Суздаль выгорел полностью, уцелело только подворье киевского Печерского монастыря с церковью Святого Димитрия. Олег бежал обратно к Мурому, а Мстислав вступил в Суздаль.

И вновь Мстислав предлагает Олегу мир, требуя только возвращения ростовской дружины, захваченной Олегом. К этому же времени относится знаменитое письмо Владимира Мономаха Олегу Черниговскому. Князь прощает убийцу своего сына («суд от Бога ему пришел, а [не] от тебе… Дивно ли, оже мужь умерл в полку? Ти лепше суть измерли и роди наши») и предлагает ему забыть о прежних обидах: «Да еже начнеши каятися Богу, и мне добро сердце створиши… то и волость възмешь с добром, и наю сердце обратиши к собе, и лепше будем, яко и преже: несмь ти ворожбит, ни местьник».

Слова Мстислава и обещания его отца как будто подействовали: Олег согласился на мир — но притворно, «с лестью», по выражению летописца. 21 февраля 1097 года, в «Федорову субботу» (субботу 1-й недели Великого поста), Мстислав, по-прежнему пребывающий в Суздале, получил известие о том, что Олег со своими полками стоит на Клязьме — всего в нескольких верстах от него. Понадеявшись на мирные договоренности, Мстислав даже не выставил «сторбжу» и распустил часть войск. «Но Бог весть избавляти благочестивыя своя от льсти, — пишет по этому поводу летописец. — Олег же установився на Клязьме, мня, яко, бояся его, Мстислав побегнеть; к Мстиславу же собрашася дружина в ть день и в другыи: новгородци, и ростовци, и белозерци. Мстислав же ста пред градом, исполчив дружину, и не поступи ни Олег на Мстислава, ни Мстислав на Олга». Спустя четыре дня к Мстиславу подошла подмога, посланная отцом: половецкая рать во главе с младшим братом Мстислава Вячеславом; вместе с ней Мономах прислал свой стяг, который давно уже наводил ужас на его врагов. 27 февраля 1097 года в битве на Кулачице, на самой окраине сожженного Суздаля{4}, войска Мстислава одержали решительную победу: «и бысть брань крепка, и нача одолати Мстислав, и виде Олег, яко поиде стяг Володимерь, нача заходити в тыл его, и, убоявъся, побеже Олег, и одоле Мстислав». Преследуемый сыном Мономаха, Олег бежал в Муром, затем в Рязань, но Мстислав занял оба эти города, заключил мир с муромцами и рязанцами и освободил пленников, захваченных Олегом, Однако добивать поверженного врага не стал. «И посла к Олгови, глаголя: “Не бегай никаможе, но пошлися к братьи своей с молбою, не лишать тя Русьскые земли, и аз пошлю к отцю молится о тебе”. Олег же обещася тако створити».

Так закончилась эта война. Мстислав вернулся к Суздалю и оттуда отправился в свой Новгород. Он вез с собой останки брата Изяслава, первоначально погребенного в муромском монастыре Святого Спаса. Перенесенные в Новгород, они были положены в соборной церкви Святой Софии.

Одним из итогов этой войны стал созыв Любечского съезда князей осенью 1097 года. Принятая на нем знаменитая формула: «кождо да держить отчину свою» — стала основой всего политического устройства Руси. В соответствии с этой формулой подтверждались отчинные права Мономаха не только на Переяславль, но и на Ростовскую и Суздальскую землю.

* * *

Ростов, куда был направлен Юрий, — один из древнейших городов Руси. Летопись впервые упоминает о нем под 862 годом — в знаменитой легенде о призвании варягов. Назван Ростов и в тексте договора, заключенного с греками князем Олегом Вещим в 907 году, — причем в числе тех городов, где сидят на княжении «великие князья», подвластные Олегу.

Здесь находился древний центр мерян — финно-угорского племени, вошедшего в состав Древнерусского государства. Вплоть до XII—XIII веков в Ростове существовал особый «Чудской конец» — квартал города, заселенный «чудью» — мерянами. Но, судя по названию, Ростов возник преимущественно как славянский город.

Вскоре после Крещения Руси, в 90-е годы X века, князь Владимир Святославич направил на княжение в Ростов одного из своих старших сыновей — Ярослава. Затем, когда Ярослав был переведен в Новгород, его место занял святой Борис.

По завещанию Ярослава Мудрого (1054 год), Северо-Восточная Русь («Ростов, Суждаль, Белоозеро, Поволожье») досталась Всеволоду{5}. Какое-то очень короткое время здесь княжил и Владимир Мономах. Однако в течение почти всего XI века Ростовская земля не имела своего князя.

Правда, Ростов был центром самостоятельной епархии, возникшей, как можно думать, еще в первой половине XI века (точное время ее образования неизвестно). Это была прежде всего миссийная епархия, предназначенная для проповеди Слова Божия среди инородной Руси. Дело это было очень трудным. Известно, что первые ростовские епископы — Феодор и Иларион — вынуждены были покинуть Ростов, не стерпев закоренелого язычества его обитателей. Подлинным просветителем Ростовской земли стал святитель Леонтий, деятельность которого пришлась на 50—60-е годы XI века. Житие Леонтия рассказывает о том, с какими трудностями столкнулся святой, поучая людей в христианской вере. В конце концов язычники «устремились… на святую его главу, помышляя его изгнать и убить». Епископ Владимиро-Суздальский Симон, один из авторов Патерика Киево-Печерского монастыря, сообщает о гибели епископа от рук язычников: «Его же невернии много мучивше, бивше (убили. — А. /Г.), и се третий гражданинь бысть Рускаго мира… венчася от Христа, его же ради пострада»{6}. С закоснелым язычеством местных жителей пришлось столкнуться и преемнику Леонтия на ростовской кафедре святителю Исайе, умершему после 1089 года. Но и в XII, и в первой половине XIII века часть жителей Ростова по-прежнему открыто поклонялась языческим богам. Из Жития еще одного ростовского подвижника, преподобного Авраамия, основателя ростовского Богоявленского монастыря, узнаем о том, что в Ростове, на «Чудском конце», стоял идол языческого бога Велеса. По преданию, Авраамий сокрушил его тростью святого Иоанна Богослова и основал на этом месте православную обитель{7}. Княжеская власть по возможности не вмешивалась в религиозную жизнь местного населения, особенно неславянского, играя роль своего рода гаранта социальной и религиозной стабильности и обеспечивая относительно мирное сосуществование язычников и христиан.