Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

• Название: Юрий Долгорукий
• Автор: Алексей Карпов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02867-8

Вниманию читателей предлагается первая полноценная биография князя Юрия Владимировича Долгорукого (ум. 1157). Он вошел в историю не только как основатель Москвы, но и как выдающийся политик и государственный деятель своего времени, создатель Суздальского княжества — государственного ядра будущей Великороссии. Личность князя и его многообразная деятельность — взаимоотношения с другими князьями, войны, церковная политика, строительство городов, дипломатические контакты с Византией и Степью — прослеживаются автором на основании скрупулезного анализа сохранившихся источников.

---

Видя, что Юрий поворачивает от них, Мстиславичи пустили в дело легковооруженных стрелков — «черных клобуков» и русских. Те обрушились на арьергард отступающей рати: «начата наездити в зад полков [и] стрелятися с ними и почаша у них возы отъимати». Юрий и союзные князья вынуждены были принять бой: «видивше, оже нелзе им за Рут перейти… и тако оборотячеся полкы своими и сташа противу им».

Первым из Юрьева войска в сражение вступил князь Андрей Юрьевич. Летописец и на этот раз особо отмечает его распорядительность и личное мужество: «Андреи поча рядити (устраивать. — А.К.) полк отца своего, зане бе старей тогда в братье». Видя, что половцы остались сзади и колеблются, он устремился к ним: «и к тем гнав и укрепле е на брань». А оттуда «въеха в полк свои и укрепи дружину свою». Когда же битва началась, Андрей «възмя копье, и еха на перед, и съехася переже всих, и изломи копье свое». В пылу схватки под князем ранили коня в ноздри, так что конь начал «соватися (метаться. — А К.) под ним, и шелом спаде с него, и щит на нем оторгоша», но «Божьем заступлением и молитвою родитель своих» князь Андрей и на сей раз «схранен бе без вреда».

Но князь Изяслав Мстиславич не уступал Андрею ни личной отвагой, ни тем более рассудительностью и умением расположить войско и выбрать направление удара. Перед самым началом битвы он послал по всем своим полкам с таким повелением: «Зрите же на мои полк, а како вы пойдет мои полк, тако же и вы пойдите». В тогдашней военной практике это было, по-видимому, в обычае, ибо только таким способом можно было обеспечить согласованные действия значительных масс людей. Изяслав также первым вступил в сражение: «въеха… один в полкы ратных и копье свое изломи, и ту секоша и в руку и в стегно (бедро. — А.К.), и бодоша и с того… с коня». Раны, полученные князем, оказались весьма серьезными: «изнемагаше велми с ран, зане ишел бе кровию». Он так и не смог закончить сражения и остался лежать на поле боя среди раненых. Случилось так, что Изяслав едва не погиб от своих же, когда сражение уже закончилось. Впрочем, об этом чуть позже.

«Бысть сеча зла и крепка» — так пишет о побоище на Руте киевский летописец. «Бог же и Святая Богородица и сила честнаго Животворящаго хреста поможе Вячеславу, и Изяславу, и Ростиславу, и ту победиша Гюргя». (Оговоримся, правда, что Вячеслав, «старости деля», лично не принимал участие в сражении и расположился поодаль; его полками распоряжались Изяслав с братьями.) Первыми из Юрьевой рати бежали половцы. Они хороши были при преследовании неприятеля, захвате добычи, но совершенно не отличались стойкостью и не годились для правильного сражения. Несмотря на все усилия князя Андрея Юрьевича, пытавшегося «укрепить» их «на брань», кочевники покинули поле боя, не пустив даже и по стреле в сторону неприятеля. За половцами последовали черниговские Ольговичи, а за ними — и сам Юрий со своими сыновьями.

Бегство оказалось очень тяжелым. Маневрируя и уклоняясь от боя, Юрий загнал свое войско в труднопроходимую топкую местность, не продумав как следует пути отступления. При переправе через Рут многие утонули — «бе бо грязок», уточняет летописец. «И бежащим им, овех избиша, а другыя изоимаша». Среди прочих еще в начале битвы был убит черниговский князь Владимир Давыдович. «Добрый и кроткий», по словам летописца, этот князь пополнил собой список русских князей, павших в ходе междоусобных братоубийственных войн. Его смерть тяжело подействовала на черниговских союзников Юрия и совершенно расстроила их военные порядки. «И ины многы избиша, — продолжает летописец, — и половечьские князе многы изоимаша, а другые избиша».

Так Юрий потерпел самое жестокое поражение за всю историю своего противостояния с Изяславом[83]. Вместе с сыновьями он бежал к Треполю, здесь в ладье переправился через Днепр и поспешил в Переяславль. Его союзники, Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович, бежали к Зарубу, а оттуда, переправившись через Днепр, — к устью Десны. «Святослав же Олгович бе тяжек телом, — рассказывает летописец, — и трудил ся бе бежа (то есть сильно устал. — А.К.)», а потому остался на Десне, отправив своего племянника к Чернигову. Но к тому времени Чернигов уже был занят враждебными им князьями, и Святославу Ольговичу не оставалось ничего другого, как спешно возвращаться в свой Новгород-Северский[84].

Потери были и в лагере Мстиславичей. Особенно тяжело пришлось израненному Изяславу. Чуть жив, он лежал на поле боя и тяжело стонал, когда его нашли киевляне. Лицо князя закрывал шлем с забралом, украшенный золотым изображением святого Пантелеймона — его небесного покровителя. Киевляне не узнали своего князя и приняли его за «ратного», то есть за врага. «Князь есмь», — простонал Изяслав. Но это еще больше раззадорило киевлян. Они решили, что перед ними вражеский князь — то ли сам Юрий Долгорукий, то ли кто-то из его сыновей или черниговских союзников. «Ты-то нам и надобен», — воскликнул один из киевских пешцев и, выхватив меч, с силой ударил им по шлему. «И тако вшибеся (расшибся. — А.К.) шелом до лба».

Бесконечная междоусобица, как это всегда бывает, озлобляла людей; ненависть накапливалась, с каждым новым сражением все больше и больше выплескивалась наружу. Это черта всех междоусобных и гражданских войн. Как правило, их отличает особая жестокость. Но привычка к пролитию крови — причем не чужака, а своего, сородича — никогда не бывает врожденной; она приходит со временем, становясь как бы второй натурой… Князь Изяслав Мстиславич едва не пал жертвой этой всеобщей озлобленности — будь удар киевского воина посильнее, он распрощался бы с жизнью. И лишь когда он снял шлем и назвал себя по имени («Яз Изяслав есмь, князь ваш»), киевляне признали его. Радость и восторг переполнили их. Весть о том, что князь нашелся и жив, разнеслась по полю побоища. Изяслава подхватили на руки «с радостью, яко царя и князя своего», и так восславили Бога, даровавшего им победу над ратными, возгласами: «Кирие елейсон!», что значит по-гречески: «Господи, помилуй!».

Победа была полной. Единственное, что омрачало ее, так это гибель князя Владимира Давыдовича. Хотя он и был противником Изяслава Мстиславича в этой войне, но все же приходился ему родичем, о чем князья никогда не забывали. Изяслав Мстиславич нашел в себе силы, чтобы подняться и, «оставя свою немочь», сесть на коня и подъехать к телу убитого. Над ним уже плакал брат черниговского князя, Изяслав Давыдович. Изяслав Мстиславич, как мог, утешил своего союзника и тезку: «Сего нама уже не кресити. Но се, брате, Бог и Святая Пречистая ворогы наша победи, а ти ныне бегають около… А ты, брате, сему уже не стой, но на-рядися, возма же своего брата, поеди же Чернигову». И в самом деле, нужно было подумать о том, чтобы сохранить Чернигов за Давыдовичем. В помощь князю был отряжен сын Ростислава Мстиславича Роман. Князья спешно отправились в путь со своей скорбной ношей, той же ночью переправились через Днепр у Вышгорода и въехали в Чернигов раньше, чем туда попытался вступить князь Святослав Всеволодович. Тело Владимира Давидовича было положено в соборе Святого Спаса, а его брат Изяслав занял черниговский стол.

Тем временем Изяслав Мстиславич, Вячеслав Владимирович и Ростислав Мстиславич также покинули поле боя у Рута. «Похваляче Бога и Его Пречистую Матерь и силу Животворящаго креста, с честью и похвалою великою», они вернулись в Киев, где были восторженно встречены толпами людей, вышедших далеко за городские ворота. Здесь были святители с крестами во главе с вернувшимся в Киев митрополитом Климентом Смолятичем, игумены киевских монастырей, священники и «многое множество» простого народа. «И пребыша у велице весельи и у велице любви».

Ростислав вскоре отправился в свой Смоленск, а Изяслав и Вячеслав начали готовиться к походу на Переяславль. Изяслав Мстиславич понимал, что именно сейчас Юрий слаб, как никогда, и не хотел упускать возможность добить его, лишить всякой возможности продолжать военные действия на юге и навсегда отбросить в Суздальское «залесье».

* * *

Завершая рассказ о событиях конца весны — начала лета 1151 года, нельзя не сказать о князе Владимирке Галицком. Он уже выступил в поход и находился у Бужска, когда получил известие об очередном поражении своего союзника и свата. Раздосадованный Владимирко, «со тщанием оборотяся», стал возвращаться к Галичу. В это время ему стало известно о том, что венгерское войско вместе с князем Мстиславом Изяславичем идет на соединение с Изяславом. Мстислав тоже знал о победе своего отца и потому двигался спокойно, не торопясь, О близости галицкого войска и о враждебных намерениях Владимирка он пока что не подозревал.

Мстислав расположился с венграми у городка Сапогыня, на реке Стырь, в Волынской земле. Здесь с ним вступил в переговоры князь Владимир Андреевич. Он успел побывать в Галиче у Владимирка Володаревича, а теперь занимал княжеский стол в Дорогобуже. Любимый племянник Юрия Долгорукого, Владимир попеременно поддерживал то своего дядю, то Изяслава Мстиславича с братьями — в зависимости от того, кто на данный момент был сильнее. Он и сейчас занял выжидательную позицию — что называется, «и нашим, и вашим». Князь отправил Мстиславу и венграм «питье много», а заодно предупредил их о приближении галицкого князя. Все это выглядело так, будто Владимир Андреевич оказывает почести венгерским воинам и старшему сыну киевского князя, однако трудно удержаться от предположения, что одновременно дорогобужский князь вступил в тайные переговоры с Владимирком Галицким и подпаивал венгерское войско с его ведома.