Владислав Гравишкис - В семнадцать мальчишеских лет

• Название: В семнадцать мальчишеских лет
• Автор: Владислав Гравишкис
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Три повести о юных героях гражданской войны, отдавших свои жизни в борьбе за утверждение Советской власти на Южном Урале.

---

— Подай водицы, хозяюшка, — как можно ласковее попросил Жабин.

— Проходи с богом, родимый. Глухая я… — прошамкала старуха и замахала руками.

— Ведьма полосатая, — процедил сквозь зубы Жабин и стал жестами показывать, что хочет пить.

Неподалеку, на другой стороне улицы, открылась калитка, и показалась Поля, довольная, сияющая. Миновала несколько кварталов — и опять в дом — теперь уже в свой. Жабин долго околачивался вокруг да около, но девчонка больше не показалась.

Вечером младший наблюдатель докладывал Феклистову. Тот вначале слушал небрежно и, словно таракан, пошевеливал усиками. Но когда Жабин назвал адрес Юргут, прапорщик насторожился: Наумка в своих донесениях называл тот же дом. Сам Наумка пока ничего не может уточнить: его, «связного большевиков из Уфы», подпольщики заперли у этого старого болвана Власова. Ну, погодите, голубчики!..

— Мелкая сошка, — лениво протянул прапорщик и левой рукой провел по надбровным дугам. На безымянном пальце тускло блеснуло широкое золотое кольцо, которое раньше Жабин не видел. «Хапнул где-то», — догадался младший наблюдатель.

— Продолжайте наблюдение, усильте бдительность, чаще докладывайте. Приказ знаете? В случае поимки главаря обещана крупная награда. Проявите рвение — и вам воздастся сторицею, — с фальшивой приподнятостью, непривычной для слуха младшего наблюдателя, закончил Феклистов.

— Слушаюсь, — Жабин в почтительном поклоне склонил яйцевидную голову и задом-задом — к двери, на выход.

«Никогда не видел его таким ласковым», — радостно удивлялся Жабин.

Откуда ему было знать, что Феклистову наконец неожиданно и крупно повезло. Начальник контрразведывательного отделения штаба Западной армии капитан Новицкий сообщил пароль и явку в Златоусте для большевистских связных из Уфы. Перебежчики Махин и Харченко, бывшие руководители обороны красных в Уфе, выдали секретные сведения. Наумке пока не удалось много узнать, но он парень — не промах. Большие надежды возлагал на него Феклистов!

«Девчонка — пешка, — рассуждал прапорщик, — но зацепка есть. Слежка за ней да Наумкина служба помогут накрыть всю организацию. Главное — не торопиться, не наломать дров. А то мелочь выловишь, а щука останется на свободе. И тогда опять начинай все сначала, гоняйся за собственной тенью. Такому, как Жабин, охота сцапать любую соплюху. А он, Феклистов, смотрит дальше этих сморчков. Уверен, что сейчас лучше выждать».

Предвкушая удачу, Жабин довольно потирал руки, пробираясь закоулками в свою конуру. Сегодня должен прийти Ушастый, что-то он принесет? Хоть и мелко плавает, но выудить и от него кое-что нелишне. Можно даже поманить: дескать, предвидится солидный денежный куш, старайся.

Ушастый в это время шел по пятам за Колькой Черных. Он так и не мог подыскать «верного паренька», подсадить его к Черных. Зато сам точно приклеился к парню. Глаз не спускал, тенью следовал за ним всюду. Встречаясь с Ушастым в пролетах цеха, Колька демонстративно начинал насвистывать, а в ответ на приветствие усердно и громко чихал. Ушастый не выносил нахальных Колькиных глаз, его острого языка и про себя величал Кольку «Соловьем-разбойником».

Следуя за парнем, доносчик строил в уме планы мести. Он заранее предвкушал то время, когда плюнет в нахальную Колькину рожу и даст ему здоровенную оплеуху. За все: за то, что Кольку любят рабочие; за то, что Колька открыто презирает его и однажды, еще до прихода белых, в лицо обозвал слизняком; за то, что сейчас надо топать за этим дьяволенком, хотя в такой тихий вечерок можно было бы уютно пристроиться у костерка, сварганить уху и с кем-нибудь пропустить по единой для отдохновения.

Колька шел на связь с Виктором. Место встречи — в саду горного начальника, неподалеку от «древа революции».

Он любил это место, отчаянный Колька Черных. Хоть и не было у него таких слов, чтобы выразить полно и точно свои чувства, но в груди его каждый раз, когда он проходил мимо деревца, теснило дыхание.

Виктор появился, как всегда, в срок. Внимательно разглядывал гуляющих — надушенных дам, щелкающих шпорами, офицеров, вызывающе накрашенных девиц. Наступали сумерки, и в саду ярко засветились гроздья электрических лампочек. Всего лишь несколько минут провели вместе два юных подпольщика. С беззаботным видом поглядывая по сторонам, Виктор назначил место сбора своей боевой десятки и поручил Кольке во что бы то ни стало добыть и вынести с завода взрывчатку. Партизаны томились в бездействии, чуть не каждый день напоминали: «Нужна взрывчатка для диверсий».

— А теперь посмотри, не потянется ли кто за мной, — попросил Виктор.

Колька кивнул, отодвинулся в тень.

Ушастый, едва увидев, что Черных встретился с Виктором, возликовал: он, тот самый, сын мастера, что приходил в цех. «Быть бычку на веревочке, — опьяненный своей удачей, прошептал доносчик, торопливо, словно подбитый петух, следуя по пятам Виктора.

«Ах ты, слизняк, ах ты, фараонова шкура! — выругался про себя Колька, обнаружив Ушастого. — Ну, погоди, я тебе покажу, как шпионить».

Колька яростно сжимал кулаки. Отбросив все правила конспирации, о которых постоянно твердил Виктор, Колька, не откладывая, решил самолично произвести суд скорый и правый. В голове его молниеносно созрел план.

Смежной улицей Черных во весь дух понесся вперед. Потом выбежал на ту, где должен пройти Виктор. Когда тот миновал перекресток, Колька сорвал с плеч куртку, затаился в засаде.

Улица тонула в вечерней мгле. Снизу от пруда наползал глухой туман. По сухому покашливанию, по тому, как топал идущий, Колька угадал: Ушастый. Едва соглядатай показался из-за угла, Колька набросил на его голову куртку, дал подножку. И начал гвоздить крепкими кулаками. Поддал пинок, сдернул куртку и опрометью кинулся в спасительный туман.

Вслед ему донесся истошный крик.

Станционный пекарь

В одну из встреч Поля, поколебавшись, сообщила Теплоухову о ночной вылазке Нади Астафьевой и деповских ребят, о том, что Надин брат вместе с другими красногвардейцами, отступая, зарыл в лесу оружие.

— Так вот кто, оказывается, шуму наделал, а мы ломали голову.

Поля удивленно взглянула на Ивана Васильевича — он произнес «мы» таким тоном, будто вместе с ним бок о бок работали десятки людей. В представлении Поли подпольщиков в городе была горстка, и она втайне гордилась тем, что вот ей, совсем еще молоденькой, доверили это опасное дело. Теплоухов между тем что-то мысленно прикидывал. Протирая пенсне, спросил:

— Надя, говоришь, твоя подруга? И ребята надежные?

Поля кивнула.

— Тогда пусть Надя пришлет к тебе Горбачева, а ему скажешь, что надо зайти в столовую на станции и разыскать пекаря. Когда найдет, пусть спросит: «Велик ли припек, хозяин? Не продашь ли хлебушка?» Об остальном они сами договорятся.

Григорий Белоусов, станционный пекарь, встретил Горбачева приветливо. С удовольствием глянул на крепкую фигуру, остановил взгляд на сильных руках — сожмет кулак, что кувалда! — и, хитровато прищурясь, ответил на пароль:

— С припеком туговато, сам знаешь, какая нынче мука. Сеянки вовсе не стало.

Пока выкурили по цигарке, Григорий успел ему шепнуть:

— Сведу тебя с одним верным человеком, он и поможет. А ко мне прошу через недельку пожаловать.

Пекарь имел в виду Волошина. Тот удачно перешел линию фронта, связался с политотделом 5-й Красной Армии, а через него — с комитетом подпольных организаций РКП(б) Урала и Сибири. Обратно он доехал с комфортом.

Лихо резался в карты, напропалую врал, что его дядя «имел честь быть принятым высочайшей особой». Не доезжая двух перегонов до Златоуста, вышел из вагона и благополучно доставил пропагандистские материалы. Привез твердое указание: поддерживать связь с подпольным центром в Уфе.

С ним-то и организовал встречу Горбачеву Григорий Белоусов. Сошлись вечером в лесу, за станцией. Припасенными заранее лопатами разбросали волглую землю, извлекли заботливо смазанные и запеленатые в рогожу трехлинейки. В ту же ночь доставили драгоценную ношу партизанам. Волошин остался в отряде, а Горбачев утром дал знать Белоусову, что оружие перенесено в отряд.

Много сведений стекалось к скромному пекарю станционной столовой. Наверное, добрые вести помогали ему работать весело и ухватисто. Любил он острое словцо, шутку. Никто из работниц не слышал от него обидного слова, и все относились к нему благодушно. А он то булку сунет многодетной матери, то мучки сыпнет.

В столовой получали хлеб белочехи из охранной роты на станции. Солдаты приезжали разные, видимо, за хлебом посылали тех, кто был в наряде. Григорий попробовал разговориться с рыжеусым улыбчивым солдатом. Работницы стаскивали свежие булки в пароконную повозку. Солдат присел на деревянном крыльце. Пристроив между колен карабин, извлек папиросу, закурил. Вышедшему Григорию в лицо ударил аромат необычного табака. Белоусов для вида потянул носом, с завистью проговорил: