Сергей Трищенко - ЯТ

• Название: ЯТ
• Автор: Сергей Трищенко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013

Это «Алиса в Стране Чудес», «Алиса в Зазеркалье», «Винни Пух» и «Гаргантюа и Пантагрюэль», в одном флаконе!

Книга написана в строгом эклектическом стиле псевдоаллегорической квазисимволики с использованием жанровых приёмов сублингвистического сюрреализма, отягощённого микровключениями фантасмагорийной мистики и эпического релятивизма. В ней открыто и тайно могут быть зашифрованы многие моменты советской, постсоветской, просоветской и антисоветской действительности. А могут и не быть…

Книга даёт верное описание извращённой действительности (или извращённое описание верной), показывает целостную картину окружающего нас мозаичного мира, в которой не хватает множества крупных деталей…

Если вы хотите чтобы у вас от смеха заболел живот – читайте «ЯТ»!

Если вы любите поразмышлять, подумать – читайте «ЯТ»!

Если ваш интеллект выше интеллекта кирпича – читайте «ЯТ»!

Если вам нравятся каламбуры, игра слов и игры со словами – читайте «ЯТ»!

---

– А нет ли чего-нибудь другого? – попросил Том, глядя на официанта, и пояснил: – На закуску.

Официант фыркнул и принёс свежих фактов. Однако факты оказались довольно сухими, и мы попросили их чем-нибудь размочить. Пока официант бегал за требуемым, мы продолжали рассматривать посетителей. Теперь, когда мы знали примерное меню, увиденное воспринималось по-иному. После анекдотов я другими глазами (как будто они могли у меня появиться!) смотрел на посетителей ресторана.

Усатенький дядечка через столик напротив одну за другой съел три газетные «утки» под сложным соусом. Он смаковал их: отрывал крылышки, внимательно осматривал, оглядывал, огладывал и обсасывал. Короче – обсмаковывал. Все три он съел вместе с костями – ни одной не выплюнул. А может, в них не встречалось костей? То есть были они бесхребетными.

– А где гарантии? – сурово обведя окружающих взглядом, спросил он.

Принесли гарантии, и дядечка принялся уплетать от их, запивая красным вином, а чем оно являлось, я не разобрал с далёкого расстояния.

Его сосед пил такое же вино, попросту закусывая копченовостями. Потом, отвалившись и сыто цыкнув зубом, спросил официанта:

– Поострее ничего нет?

– Есть хреновости, – склонился над ним официант, – но не очень свежие.

– Ничего, ничего, давайте! – согласился посетитель.

Ещё один толстячок сидел, откинувшись на спинку кресла, и переваривал впечатления. Какие впечатления он поглотил, о чём и от чего, я не знал. Но то, что переваривал он именно впечатления, я знал – потому что услышал, как он произнёс, поглаживая живот: «Ох, как же глубоко они сюда впечатались!».

– Опыта не желаете испить? – вкрадчивый голос возник рядом с нами. Мы даже не обратили внимания, кому он принадлежал – нашему ли официанту, или же затесавшемуся бродячему разносчику. Правда, в солидные заведения со своим товаром не пускают, но тут порядки могли быть совершенно иными.

– О! Это как раз то, что нам надо! – восторгнулся Том.

Отхлебнули.

– Горчит чего-то, – поморщился Том. – Горький опыт.

– Сахарку добавьте. Или со сливками.

Том отхлебнул ещё глоток, потом погрустнел.

– А вообще-то плохо всё это.

– Что? – уточнил я.

– Да хотя бы это, – он качнул вверх чашку. – Опыт. Выпил – и имеешь. Никаких усилий прилагать не надо, никаких стараний… Раз – и готово. Да и другое…

– А если люди иначе не могут достать того, чего им не хватает? А вообще-то ты прав, конечно. Может быть и прав.

Кто-то, сидящий позади нас, услышал мои слова и усмехнулся, но мы не заметили ни его самого, ни его лица, ни усмешки. Я увидел только отсвет усмешки, пробежавший по потолку по направлению к открытой форточке.

И снова осмотрелся вокруг. Кое-кто, подобно нам, тоже набирался опыта. Некоторых слегка шатало: вероятно, опыт оказался слишком крепким. Или же слабым – человек. Перебрал…

Некоторые наливались обидой – зачем? Ещё один, чуть подальше – страданием. Нет, чтобы излить… Или изливают в ином месте?

Том тоже подивился:

– Вот мазохисты… Самобичеватели…

На стене у стлика висело объявление: «Кикать, микать и бикать – нельзя!»

– А это что? – спросил Том.

Гид улыбнулся.

– Это знают только самые маленькие дети. Спросите их.

– Спросим обязательно, – сурово сказал Том.

В ресторан вошёл пират с чёрной повязкой на глазу и с флагом «Весёлая Рожа» в руках – со скрещёнными кистями… колонковыми, из колонок жёлтой прессы. Возможно, пират был тот самый, которого мы встретили в павильоне сильных чувств, но я не запомнил лица, потому не могу сказать наверняка.

Я вообще-то не большой специалист по пиратам и вряд ли отличу одного от другого, особенно если у обоих будет чёрная повязка на глазу. А если ещё оба окажутся бородатыми… недаром есть пословица: «Похожи друг на друга, как два бородача». А может, и нет пословицы… Скорее всего, их брехантина припылала из рейса, и экипаж отдыххает (ну, не нравится им отдыхать – все трудоалкоголики!) на берегу, балдеет: с пылу, с жару – с корабля на балд.

– Два йо-хо-хо и бутылку рому, – заказал пират.

Принесли йо-хо-хо, похожее на жареный слоновий хобот, уложенный кольцом на блюде.

– А ром, – сказали ему, – в другом месте.

Тот ничуть не обиделся и достал бутылку из кармана широченных штанов. Видимо, это место и имелось в виду, поскольку было легко заметным, свободно видимым.

После случая с пиратом я с удвоенным любопытством заразглядывал окружающих. Очень заразительное занятие, рекомендую.

Попутно прочёл и меню, хотя самое интересное – знаю по вновь обретённому опыту – содержится вне его.

Том решил заказать пикантность: очень уж пикантно звучало. Но оказалось, что пикантность в чистом виденьи не подавали, а она содержалась только в соусе «пикан», но зато соус «пикан» состоял исключительно из пикантностей. Толчёных и разведённых на уксусе. Такие вот парадоксы меню.

На финал официант предложил шутку, снабдив её изрядной долей иронии.

Том попросил пощады, но ему не дали: хотя она и значилась в меню, но отсутствовала в наличии.

А я решил провести эксперимент сосответствия звука и буквы и заказал безвкусицу. Долго жевал, посасывая, да так и не понял, что же я жую? И, самое главное, в чём она содерожалась: в театральной постановке, кинофильме или эстрадном выступлении? Или же универсально – во всех трёх видах искусстества? Была ли она пропитана универсальностью? Универсальной сальностью? Уникальной верстальной сальностью? Унитарной унитазной кальной… Тьфу! Унисакральностью…

Мысли мои потекли по иному пути: много ли естественного в искусстве? Не перепутал ли я случайно безвкусицу с безыскусицей? Или же перепутал не я? А кто? Кто-то же перепутал? Но разбираться больше не хотелось: вкус отшибло начисто – прессингом шоу-бизнеса. И чем только людей ни кормят! Лучше бы не кормили.

В туалетной тихой комнате, куда мы завернули после шумного зала ресторана, висело то же самое объявление: «Кикать, микать и бикать – нельзя!» (Забегая вперёд, скажу, что мы так и не узнали, что оно обозначает, хотя натыкались на него неоднократно).

Меня поразило, что, хотя ресторан рекламировался как необыкновенный и в нём потребляли не настоящую пищу, а, как и укаказывалось, пищу для ума, туалет выглядел вполне обыденно, хотя в каждой кабине выстроилась та же святая троица унитазов: гидро, пневмо, электро…

Выйдя из ресторана, я погрузился в совсем минорное настроение – настроение миноги в норе. Может, от анекдотов? не надо было Тому их давать, такие сальные. Правда, он давно не ребёнок, но всё же. Или от безвкусицы?

Чтобы отволовлечь Тома от ненужных воспоминаний, а заодно и избаверться от собственных особо миниорных мыслей – от которых хотелось слегка орать, – я решил заговорить с ним о наиболее неприятной для меня в настоящее время вещи: о себе. Том, как настоящий друг, должен был поддержать меня в трудную минуту и позабыть о том, о чём должен был забыть. Так мне хотелось.

– Скажи, Том, как ты считаешь…

– До семи, – тут же среагировал он.

– Да нет, я не то имею в виду… Это Тщеславия ведь Ярмарка… Я попробую продать своё тщеславие – что ты посоветуешь? Рискнуть? Или не надо?

– А вдруг не купят? – заинтересовался Том.

– Ну, всё-таки Ярмарка-то Тщеславия. Неужели не купят? Раньше оно было ходовым товаром: вон, ярмарку специально создали. А не купят – выброшу в мусорный ящик, надоело. Куда я с ним? Ящиков вон сколько стоит… В какой-нибудь да поместится. Может, кто подберёт, приспособит для чего-нибудь. Пыль из ковров выбивать, например, или гвозди заколачивать…

Но я ошибся: стояли не мусорные ящики, а автоматы для продажи бранных слов и выражений. Сразу зазвучали в голове слова Высоцкого:

«У автомата – в ём ума палата

Стою я, улыбаюсь глуповато:

Он мне такое выдал, автомат.

Невероятно: в Ейске

Почти по-европейски.

Свобода слова, если это – мат».

Около шеренги автоматов нехорошо пахло – потому я и принял их за мусорящики. Их ряд змееился по некрутому склонцу, поднимаясь до видневшегося вдалеке здания с аккуратной вывеской «Школа злословия»

«Р. Шеридан», – сразу вспомнилось мне. При чём тут он? Это же надо понимать буквально…

– Может, зайдём? – предложил я Тому.

– А пошёл ты… – вяло ответил он.

«Хлюуиды летають… – испуганно подумалось мне. – Надо поскорейше ухьёдивать…»

– Да, не стоит, – сцепив зубы, согласился я. – Ничему хорошему ты там не научишься… Да и я уже всё знаю.

Солнце пекло так, что хлипкие соломенные шляпы не выдерживали его натиска, они едва не дымились. Вдобавок показалось, что и на солнце написано что-то неприличное. Или хотелось, чтобы казалось. Или хотелось написать.

Том снова открыл рот. Я с испугом посмотрел на него. Ну, сейчас сказанёт!.. Я похолодел… немного полегчало, но следом, от предчувствия того, что Том может сказать, меня бросило в такой жар, что я чуть не вспыхнул. Но Том произнёс: