Николай Атаров - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Николай Атаров
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00188-0

Однотомник избранных произведений известного советского писателя Николая Сергеевича Атарова (1907—1978) представлен лучшими произведениями, написанными им за долгие годы литературной деятельности, — повестями «А я люблю лошадь» и «Повесть о первой любви», рассказами «Начальник малых рек», «Араукария», «Жар-птица», «Погремушка». В книгу включен также цикл рассказов о войне («Неоконченная симфония») и впервые публикуемое автобиографическое эссе «Когда не пишется».

---

Избранное

ПРАВО НА ПРАВОТУ О прозе Николая Атарова

«Я сблизился с ним в тяжелые дни керченского поражения весной сорок второго года», — писал Николай Атаров в книге о Валентине Овечкине, озаглавленной «Дальняя дорога». Однако и до нее он не раз обращался к писательскому труду Овечкина. «Он прежде всего был публицистом, — писал Атаров задолго до этого, — чувствовал себя народным ходатаем — понятие напрасно устаревшее, — и говорил он, хоть и с юморком, но всерьез, потому что абсолютно верил в свою правоту и в свое  п р а в о  н а  п р а в о т у  (разрядка моя. — Л. Л.) — вот в чем была его главная сила!»

Когда писались эти строки, Овечкина уже не было в живых. Если бы Атарову тогда сказали, что без малого через десять лот он напишет книгу о своем покойном друге, он, вероятно, не удивился бы, но вряд ли поверил, что она окажется последней. Когда «Дальняя дорога» выходила (1977), Атаров был неизлечимо болен. День ото дня жизнь все ощутимее покидала его. Между тем книга шла трудно, возникали все новые и новые препятствия. Под сомнение ставились уже не только отдельные места, но и книга в целом. Не в состоянии справиться с нарастающим смертельным недугом, Атаров нашел в себе силы противостоять всяческим запретам — сейчас они показались бы просто смешными. Когда же книга наконец вышла (хотя и в сильно урезанном виде), Атаров радовался как ребенок. Шариковая ручка, которой он делал дарственные надписи, плохо ему повиновалась. Но он был счастлив, что все-таки может их делать.

Почему он придавал такое значение «Дальней дороге»? Да потому, что она была в значительной степени книгой не только об Овечкине, но и о самом себе. Работая над ней, Атаров словно чувствовал, что во многом подводит свой собственный писательский и жизненный итог.

Николай Сергеевич Атаров (1907—1978) родился во Владикавказе (ныне Орджоникидзе), где закончил Горский педагогический институт.

Во второй половине 30-х годов читатели уже хорошо знали имя Николая Атарова. Особенную известность приобрели его рассказы «Календарь русской природы» (1938), «Начальник малых рек» (1939), «Араукария» (1939). В них перед читателем предстал молодой литератор, вдумчиво, пытливо и зорко всматривающийся в своих современников.

Герой рассказа «Начальник малых рек» Алехин обнаруживает на дне одной из этих рек черный дуб — дорогое отделочное дерево. «Ценится этот черный дуб чуть ли не на вес золота». Тем не менее приехавший из Москвы инспектор Туров приступает к своей миссии нехотя, не веря в находку Алехина. Однако мало-помалу он убеждается в его правоте. Алехин делом доказывает свое  п р а в о  н а  п р а в о т у. «Знаете, что самое страшное?» — спрашивает он у Турова и, не дождавшись ответа, говорит: «По-моему, самое страшное… — он помолчал, — равнодушие…»

Именно равнодушие чуждо героям Атарова — фенологу Карагодову («Календарь русской природы»), медеплавильщику Болоеву («Зимняя свадьба», 1935—1964), фотографу Дебабову («Жизнь репортера», 1935—1967).

К последнему рассказу Атаров вернулся через двадцать с лишним лет. Зачем? Видимо, затем, чтобы как бы заново обдумать, чем же привлек его внимание фоторепортер Дмитрий Дебабов. «Той долгой ночью, когда уехал Митя, отсняв наконец русскую весну, я понял, что мне нужно было от Дебабова. Мне важно было знать, как рождалось во мне самом чувство родины, как становился художником человек моего поколения». Чтобы до конца понять смысл этих слов, нужно вспомнить, что Атаров был в числе тех молодых литераторов, которые сотрудничали в журнале «Наши достижения», основанном Максимом Горьким и выходившем с 1929 по 1936 год. По замыслу Горького, он должен был стать «историей текущей культуры».

Много лет спустя Атаров вспоминал «Наши достижения» с нежностью, которую я назвал бы ностальгической. «Увидеть необыкновенность происходящего. Нагрузить себя правдой исторических перемен, превосходящих петровские преобразования…» — вот зачем разъезжались по самым дальним уголкам страны молодые сотрудники «Наших достижений» — М. Лоскутов, А. Письменный, А. Бек, Е. Босняцкий, Я. Ильин, Б. Галин, В. Канторович и многие другие.

«Сейчас это отдает лакировкой, — писал Атаров о названии журнала в 1966 году. — А в те удивительные годы мы жили новизной перемен. И ощущение новизны заключено было в самом названии журнала».

С такой же нежностью вспоминал «Наши достижения» Константин Паустовский. Литераторов, участвовавших в этом издании, он предлагал называть не сотрудниками, а  л ю д ь м и  «Наших достижений». «Выучка Алексея Максимовича дала свои плоды», — рассказывал он. Эту выучку прошел и «строгий к себе (но также и к другим)» — определение Паустовского — Николай Атаров. Журнал сыграл значительную роль в его жизни и работе. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к эссе «Когда не пишется».

Я уже говорил, что «Дальняя дорога» во многом превратилась в книгу не только об Овечкине, но и о ее авторе. В самом деле, многие биографические сведения об Атарове мы можем почерпнуть именно оттуда.

«С начала войны находился в войсках под Ленинградом, в кольце блокады…», «Я рассказал ему (Овечкину. — Л. Л.) о поездке на Ладогу с голодными женщинами и детьми — товарищи-ленинградцы поручили мне, москвичу, собрать свои семьи и отвезти на Ледовую дорогу», «…Получил назначение в Керчь», «Я уже работал в газете 3-го Украинского фронта», «В феврале 1943 года меня послали в десятидневную командировку в Москву». Такова краткая хроника жизни фронтового корреспондента, каким был Атаров во время Великой Отечественной войны.

Теме войны посвящены многие его произведения, писавшиеся в разные годы, начиная с сороковых и кончая семидесятыми.

Одному из драматических сюжетов, подсказанных Атарову войной, посвящен рассказ «Набат», написанный суровым и жестким пером. Военный совет армии назвал командира танкового соединения полковника Голощекова трусом с отстранением от должности и отдачей под суд. Он отлично понимает, что его ждет. Состояние полковника резко контрастирует с поведением прокурора, ожидающего санкции свыше, а пока что предлагающего Голощекову посмотреть фильм. «Какой фильм? — спрашивает тот. — Какой может быть фильм?»

Мы расстаемся с Голощековым глубокой ночью. Он пишет что-то и яростно зачеркивает написанное. Утро он встретит без нас. Ожидающая его судьба останется неизвестной. «Так, без промедлений, в ту давнюю ночь рейд голощековских танков становился историей», — эти слова, заканчивающие рассказ, определяют его сокровенный смысл. Мы прикоснулись к величайшей человеческой трагедии, и это важнее любой сюжетной развязки.

Ночь, описанную в «Набате», Атаров имел право назвать давней, ибо рассказ написан в 1967 году — такова сила живущих в писательском сердце воспоминаний о минувшей войне.

Среди всего, что было написано Атаровым во время войны, едва ли не самое сильное — рассказ «Изба» (1943). Он начинается так: «Над большой дорогой с краю села, на косогоре, стояла изба. С тех пор как война вошла в среднюю полосу России, каждый вечер в избу шли ночевать с дороги военные люди». Ночевали и уходили, чтобы никогда не возвратиться. Для каждого из них хозяйка — старая женщина, у которой своих пятеро сыновей на фронте, — находила место не только в избе, но и в сердце. Короткое — несколько страничек! — почти бытовое повествование полно высокого символического смысла. «Но однажды, в середине декабря, под Николу, никто не пришел ночевать». Старуха поняла, что фронт двинулся на Запад, началось большое наступление…

В каждой строке рассказа ощущается дыхание войны, навсегда разлучающей людей и в то же время соединяющей их силой нерушимого человеческого братства. В сущности, о том же рассказ «Весы и санки» (1947).

Студеная зимняя Ладога 1941—1942 годов (хорошо помню ее — в январе 1942 года редакцию армейской газеты, куда я только что был отозван с передовой, перебросили через Ладогу на Большую землю). Полуживые от голода и мороза бойцы задерживают мешочника и мародера, пробирающегося в Ленинград с продуктами, чтобы обменять их там на драгоценности. Командир комендантского взвода Семушкин, особенно тяжело переносящий муки голода, конфискует припасы. «Буду актировать, — говорит он. — Комендант приказал по счету принять — и детям в барак».

«Вот когда, — подчеркивает писатель, — в первый раз я ощутил  м о г у щ е с т в о  Семушкина» (разрядка моя. — Л. Л.). Бойцы взвода без всяких колебаний оставляют своего командира наедине с мешочником и его продуктами. Они безоговорочно признают его  п р а в о  н а  п р а в о т у. Семушкин завоевал это право мужеством человека, готового погибнуть, но спасти детей. «Не знаю, — заключает рассказ Атаров, — увижу ли я когда-нибудь в жизни доверие, более открытое и ясное, чем то, с каким мы оставляли Семушкина с Алалыкиным и горкой оттаявшего хлеба».