Владимир Козлов - Свобода

• Название: Свобода
• Автор: Владимир Козлов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905720-1

«Свобода» – авторское высказывание о девяностых годах прошлого века, о том, как крушение Советской системы, грандиозные перемены и вновь обретенная свобода отразились на судьбах людей.

В центре повествования – два героя, представляющие разные поколения: тех, кого перемены застали в расцвете жизненных сил и способностей, и тех, кто только вступил во взрослую жизнь. Изображая эпоху девяностых – совсем недавнюю, но уже и очень далекую, – Владимир Козлов отказывается от привычных стереотипов, экспериментируя с повествовательной формой и используя элементы жанровой литературы.

---

– Да, хороший вопрос… Формально, наверно, не очень и отличается… Это как ругаться матом. Ведь все – ну, по крайней мере, большинство, ругаются. Но мат, сказанный пролетарием, это одно, а когда ругается интеллигент, это обретает уже несколько другой смысл, вы не согласны?

Я пожал плечами.

– Давайте вернемся к вашей работе. Не кажется ли вам, что большинство российских клипмейкеров просто механически копируют западные клипы, да и технический уровень того, что делают у нас, заметно ниже?

– Это довольно больная тема, понимаете? Да, мы не изобретаем велосипед. Многое изобрели на Западе, а у нас этого не было или почти не было. А сейчас нам нужно догнать… Но у нас нет ни опыта, ни бюджетов тех, что там, понимаете?* * *

За соседним столиком сидели три налысо стриженных здоровенных быка в пиджаках, пили коньяк, закусывая пельменями. За другим столиком волосатый чувак и девушка с красным шарфом на голове и татуировкой на шее пили шампанское. В колонках играл фри-джаз.

– Что за место вообще? – спросил я Влада, кивнув на соседей. – Контингент уж очень разнообразный…

– Здесь во всех хороших местах контингент разнообразный, но разнообразие сводится в основном к двум категориям: братва и богема… При всех внешних различиях, у тех и других много общего… Ты, например, знаешь, что братва круто подсела на рейв и на герыч лет пять-шесть назад?

– Не знаю, но мне это, в принципе, все равно… Чем ты будешь теперь заниматься – в смысле, в своем Инвестбанке?

– Аналитик по тяжелой промышленности. Я ж про нее еще в «ББ» писал, и потом здесь, в «Курьере»… Зарплата значительно больше, работа, как говорится, непыльная. Единственный как бы минус – нормированный рабочий день: с десяти до семи минус обед. В «Курьере» гораздо свободнее – никто не будет спрашивать, где ты и что ты – может, ты интервью у кого-то берешь или пошел на прессуху. Но и здесь есть свои лазейки. Например, назначил кому-нибудь встречу с утра. Но не в десять же назначать ее, да? Это был бы как бы уже моветон. Назначишь часов на двенадцать и в офис придешь уже после встречи… Ладно, давай…

Мы чокнулись бокалами пива.

– Ты знаешь такого олигарха – Марушевича?

– Знаю, конечно… Олигарх он, конечно, слабенький – хорошо, если в первой сотне. Банк, заводы какие-то во втором эшелоне… Зато в светской хронике постоянно – все у него романы… То с актрисами, то с моделями…

– А ты знал, что мы с ним – земляки?

– Что, он тоже из Могилева?

– Да.

– И ты его знал?

– Так, встречались однажды…

– Прикольно.

* * *

Автобус отъехал от метро. Рядом со мной, на задней площадке, стояла девушка в длинной джинсовой юбке, высоких ботинках и кожаной куртке, с виолончелью в футляре.

Пассажиры угрюмо пялились в пустоту за окнами. Некоторые пытались что-то разглядеть в газетах при тусклом свете ламп под потолком. Я слушал в CD-плеере свежий диск Smashing Pumpkins – его дал мне Влад.

Я посмотрел на девушку с виолончелью. Она заметила, глянула на меня, ничего не сказала.

Автобус остановился на светофоре перед остановкой. Девушка взяла свой футляр.

– Вам помочь? – спросил я.

– Да я, пожалуй, сама – мне не привыкать…

– Я могу помочь донести до дома.

Мы вошли в подъезд двенадцатиэтажной «башни». Аня нажала на кнопку лифта, потом еще раз.

– Блин, наверно, не работает, – сказала она. – Раз ничего не шумит и не гудит…

– Значит, я не зря вызвался помочь…

– Она не такая тяжелая… – Она улыбнулась. – Всего шесть килограммов плюс футляр.

– Какой этаж?

– Шестой.

Я начал подниматься по лестнице, Аня – за мной.

Между вторым и третьим этажами, на ступеньках, сидели три пацана и девчонка лет по десять – одиннадцать. Рядом с ними на газете стояли три полуторалитровые «бомбы» пива и лежали два разорванных пакета с чипсами. Отодвигаясь и давая нам пройти, они недовольно поглядели на нас.

На два пролета выше Аня сказала:

– По-своему, они, наверно, правы. Живут инстинктами. Их интересует только кайф…

– И, наверно, деньги, которые нужны, чтобы получить этот кайф.

Я и Аня сидели в большой неуютной кухне в Аниной съемной «однушке» – с ободранной мебелью и облезло-зелеными стенами. Закопченный алюминиевый чайник стоял на растрепанной книге без обложки. Стаканы с черным крепким чаем были разные: у меня – граненый, у Ани – тонкий, с узором, в подстаканнике.

– …Ты, живя в Минске, понятия не имел, что такое Москва. И я у себя в Ижевске. – Аня взяла стакан, сделала глоток. – Это – город, в котором есть все, ты понимаешь? Здесь сейчас денег не меньше, чем в каком-нибудь Лондоне или Париже. Но, с другой стороны, здесь куча людей, которые живут точно так же, как жили лет десять назад или, может быть, двадцать… И здесь можно прожить всю жизнь люмпен-пролетарием, даже и не представляя, что происходит в твоем же городе, в каких-нибудь нескольких километрах от твоего дома…

– Почему многие говорят, что в Москве очень жесткая жизнь? В чем эта жесткость? Ну да, допустим, я здесь всего ничего, чуть больше недели, но пока особой жесткости не заметил… Или, может, с этим просто не сталкиваешься… Мне приятель рассказал про случай этим летом в Могилеве: на дискотеке отдубасили одного чеченца, и потом их приехало человек пятнадцать. Прямо в разгар дискотеки – крутейшей в городе. Охранников вырубили и начали молотить всех подряд – парней, девушек… Отомстили вот так вот. Не разбираясь, виноваты люди или нет…

– У нас на дискотеках тоже было жестко. Мне один, блин, урод два ребра сломал… За то, что отказалась танцевать с ним…

– Танцевать?

– Ну, он предполагал не только танцы… Вот здесь… – Аня коснулась свитера чуть ниже правой груди. – На районе все его знали, такой был крутой чувак… Бывший боксер, хвастался своим поставленным ударом. Говорил: я бью один раз. Пацанам – по морде, чтобы сразу сломать нос или челюсть… Девушек в лицо не бил, такой вот «джентльмен». В ребра, но со всей силы… Правда, недолго музыка играла: кто-то его убил – при странных обстоятельствах…

– Предсказуемо…

– Да, предсказуемо…* * *

– Я уже представлялся по телефону, но на всякий случай еще раз… Докучаев Сергей Анатольевич, заместитель генерального директора независимой звукозаписывающей компании «Версус».

Невысокий седой мужик с волосами по плечи и бородой, в вытертых джинсах и синей «аляске», достал из кармана визитную карточку, протянул мне. Мы сидели в пустом безликом кафе. Я повертел визитку в руках, сунул в карман.

– Я, честно говоря, и не знал, что Алексей уже больше у вас не работает… Мы с ним так хорошо сотрудничали в отношении рецензий на наши альбомы… Поэтому я удивился, что уже две недели, как мы передали диск, а рецензии нет…

– А он что, писал рецензии на все, что вы передавали?

– Практически, да…

– И, наверно, сугубо положительные? – Я хмыкнул.

– Зачем вы так сразу, Андрюша… Давайте поговорим конструктивно… Мы ни в коем случае не навязываем вам оценочных суждений, хотим только обратить внимание на альбомы наших артистов… Я вам честно скажу, безо всяких там преувеличений. На общем фоне современной российской музыки – это новый уровень. И в отношении текстов, и музыки, и вокала, и аранжировки…

Подошел официант.

– Что будете заказывать?

– Чай, пожалуйста, зеленый, – сказал Докучаев.

– И мне тоже чай.

Официант ушел. Докучаев посмотрел на меня, запустил пятерню себе в бороду.

– Мне кажется, Андрюша, вы несколько негативно подходите к жизни и, в частности, к предмету нашего с вами разговора. Ведь люди – я имею в виду, ребята, которых мы выпускаем, – делают что-то искреннее… Я вообще убежден, что абсолютно любая музыка – даже шире, абсолютно любой творческий порыв, если он искренний – должен находить свою аудиторию…

– И поэтому вы предлагаете мне «сотрудничество»…

Докучаев криво усмехнулся.

– Знаете ли, Андрюша, мне на следующий год будет полтинник… Я вырос в совершенно другое время и на совершенно другой музыке. Мы ведь поколение хиппи… Многие из моих ровесников вообще считают, что музыка закончилась где-то там в начале семидесятых, и все, что происходило с тех пор, – это так, недостойная ерунда…

– А как же тогда середина семидесятых, панк-рок?

– Андрюша, я немного не о том… Я хотел сказать, что, в отличие от этих вот упомянутых мной коллег, я стараюсь относиться ко всей новой музыке с подобающей толерантностью и доброжелательностью…

Я молча посмотрел на него. Он бросил взгляд на часы – старые, «советские», с потертым стеклом.

– А теперь я вынужден откланяться. Вот, это для вас…

Докучаев достал из портфеля конверт, положил на стол.

– Альбомы на рецензию. Если что-то покажется вам интересным и достойным быть упомянутым на страницах вашей газеты… Всего хорошего вам, удачи. За чай я заплачу, не волнуйтесь.

Докучаев протянул мне руку, я пожал ее. Он взял портфель, подошел к кассе, сунул кассирше купюру, засеменил к выходу. Я разорвал конверт, заглянул внутрь. В нем лежали два запечатанных в целлофан компакт-диска и тысячерублевая купюра.