Джон Джулиус Норвич - История папства

• Название: История папства
• Автор: Джон Джулиус Норвич
• Издательство: ACT
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080844-1

Сэр Джон Джулиус Норвич — один из известнейших британских историков, специалист по итальянскому Средневековью и Возрождению, автор бестселлеров «История Византии» и «История Венецианской республики».

Более двухсот восьмидесяти человек восседали на Святом престоле со времен святого Петра и до наших дней.

Были среди них святые и убийцы, аскеты и распутники, беспринципные интриганы и великие политические деятели, мракобесы и свободомыслящие интеллектуалы.

Джон Джулиус Норвич в своем блестящем исследовании не оставляет без внимания ни периодов взлета папства, ни периодов его падения и позволяет нам увидеть полную картину истории понтификата, существование которого длится уже почти две тысячи лет.

---

Именно в Констанце вопрос разрешился окончательно. Иоанна XXIII и Бенедикта XIII — ему было уже восемьдесят семь — низложили. Григорий получил почетную отставку. Ему обещали, что он останется вторым лицом в церковной иерархии после папы. Эту привилегию ему даровали тем охотнее, что его возраст приближался к девяноста годам. А выглядел он и того старше, и все надеялись, что ему не суждено наслаждаться этим дарованием долго. Действительно, через два года он скончался. С избранием кардинала Оддоне Колонна папой под именем Мартина V (1417-1431) схизма наконец закончилась.

* * *

Когда схизма завершилась, начался ренессанс папства, и Мартин стал его первым олицетворением. Хотя он и принадлежал к одной из старейших и блистательнейших римских фамилий, новый папа не мог сразу утвердить свое положение в Риме. Город, как это не раз случалось в прошлом, представлял собой поле битвы — на сей раз между двумя враждовавшими группировками солдат удачи, и только через три года после своего избрания Мартин смог туда впервые вступить как папа. Он был шокирован тем, что увидел. Рим лежал в руинах, население уменьшилось до 25 000 человек, совершенно разложившихся морально, а зачастую и полуголодных. По улицам города шныряли лисы, а то и волки. Великолепные здания стояли в запустении, без крыш. Восстановление Ватикана, начавшееся полустолетием раньше, надолго застопорилось, и папа даже не мог найти приличного места для жилья. К счастью, один из дворцов, принадлежавших его семье, был более или менее до сих пор годен для проживания. Ему пришлось остановиться здесь в ожидании возобновления и окончания восстановительных работ.

Мартин принялся за дела. Он взял под свой контроль пришедшие в состояние хаоса папские финансы и инициировал грандиозную программу восстановления и реконструкции всего города: стен и укреплений, мостов, лежавших в развалинах базилик и церквей. Он призвал трех великих художников с севера — Пизанелло, Мазаччо и Джентиле да Фабриано, — чтобы они заново расписали Латеранский собор. Что же касается дипломатии, то ему удалось (по крайней мере в определенной степени) поставить под свой контроль французскую церковь, которая за годы пребывания пап в Авиньоне стала весьма заносчивой и властолюбивой. Мартин предпринял первые важные шаги по интернационализации коллегии кардиналов, ослабив в ней итальянское и французское влияние и введя туда известное число англичан, немцев и испанцев. Он избавился от множества разбойничьих банд, которые терроризировали город и орудовали в его округе. В конце концов он навел порядок в Папской области.

Помимо всех этих достижений, его целью было восстановление могущества и авторитета папства после того хаоса, в котором оно пребывало в годы схизмы. Две последние ассамблеи, проходившие в Пизе и Констанце, утвердили несколько новых принципов, вызвавших тревогу. В частности, теперь выходило, что папа более не является высшей властью: он оказывался в зависимости от Вселенского собора, который стоял выше понтифика и мог своим решением отстранить его. Теперь, согласно мнению делегатов, именно собор, а не папа олицетворял собой высший авторитет церкви, папа же был его служителем, обязанным ему повиноваться и уважать его решения. Было решено, что соборы должны происходить регулярно. Коротко говоря, папство оказалось теперь под воздействием процессов, очень близких тем, что имели место у народов Западной Европы: процессов медленной демократизации, постепенного подчинения абсолютной монархии парламентскому правлению[181].

Нельзя сказать, чтобы Мартин был решительным противником этих идей. Собор в Констанце, помимо прочего, избавил церковь от сорокалетней схизмы и, весьма возможно, от полного распада. Во многом именно ему, в конце концов, Мартин был обязан своим саном. С другой стороны, соборы не так уж часто созывались, на них высказывалось немало различных мнений. И проходила целая вечность, прежде чем принималось какое-то существенное решение. Собор не мог заменить единовластного и сильного правителя, и папа Мартин был полон решимости (и не без оснований) стать таковым. Он исходил из своих планов и удерживал кардиналов и курию под жестким контролем. Когда, например, в сентябре 1423 года пришло время для нового собора, который должен был состояться в Павии, папа объявил, что его там не будет. Вследствие этого и неожиданной вспышки эпидемии, вынудившей в последний момент перенести заседания собора в Сиену, там присутствовало сравнительно немного делегатов; и когда в своих спорах они вновь дошли до вопроса о новых ограничениях власти папы, он сослался на малое число прибывших как на повод для закрытия всего собрания. Церкви пришлось ожидать нового собора, который должен был произойти в Базеле в июле 1431 года.

По мере приближения 1431 года шестидесятидвухлетний папа демонстрировал в связи с Базельским собором столь же мало энтузиазма, как и в связи с собором предшествующим. Вновь он дал понять, что не может идти и речи о его присутствии; своим представителем он назначил кардинала Джулиано Чезарини, дав ему полномочия в любой момент распустить собор, если сочтет, что дело зашло слишком далеко. На деле же он не смог бы приехать, если бы и захотел, поскольку 20 февраля 1431 года скончался от апоплексического удара. Он был если не великим папой, то по крайней мере выдающимся. Он восстановил мир и нормальное управление в своем городе. И вновь над изготовлением папского надгробия работали Микелоццо и Донателло, только теперь оно находилось в Риме, а не во Флоренции, и надпись на нем, TEMPORUM SUORUM FELICITAS («Счастье своего времени»), стала оценкой, которой мог бы гордиться, пожалуй, любой папа.

* * *

Однако эта эпитафия пришлась не по вкусу коллегии кардиналов. Они никогда не любили Мартина. Их возмущало его высокомерие, нежелание слушать их и советоваться с ними, не говоря уже о том, чтобы принимать их рекомендации. В воздухе носилась идея нового собора, и она в большей или меньшей мере заразила всех. Мартин тоже говорил о нем. Но по мере приближения Базельского собора эта идея нравилась ему все меньше. И теперь, перед его открытием, для нового папы, кто бы им ни стал, было чрезвычайно важно продемонстрировать симпатию к реформам, о которых пойдет речь. Все кардиналы, таким образом, решили, что новый папа, кого бы таковым ни избрали, должен оказывать собору искреннюю поддержку, взаимодействуя с коллегией кардиналов, а не находясь в оппозиции к ней, в деле руководства церковью.

К несчастью, дела повернулись совсем иначе, нежели это планировалось. Их выбор пал на венецианца Габриэле Кондульмера, который, в отличие от своего дяди Григория XII, не был аристократом и в молодости провел немало лет августинцем-отшельником на острове в Лагуне. Его карьерному росту (сначала он стал епископом в Сиене, а в 1408 году кардиналом) способствовал откровенный непотизм. И что бы он ни обещал накануне своего избрания, став папой Евгением IV (1431-1447), он проявил столь же мало благосклонности по отношению к предстоявшему собору, как и папа Мартин до него. Действительно, когда 23 июля 1431 года собор наконец открылся, делегатов на нем оказалось немного, и среди отсутствовавших был кардинал Джулио Чезарини, которого Мартин назначил председательствовать. Через шесть месяцев Евгений попытался распустить собор, однако тут он допустил серьезную ошибку. Делегатов было сравнительно мало, однако они все до единого являлись сторонниками идеи соборности и потому наотрез отказались разойтись. Присутствующие объявили, что папа не имеет власти распускать их. Именно они, а не он, являются высшей властью в церкви; и если он не предстанет перед ними и не отзовет свою буллу о роспуске собора, то будет низложен.

Однако Евгений отказался приехать, и только благодаря королю Сигизмунду дело сдвинулось с мертвой точки. Как король Германии и будущий император он нуждался в поддержке как папы, чтобы укрепить свои позиции на севере Италии, так и собора в деле борьбы с гуситами. В мае 1433 года он отправился в Рим, где Евгений короновал его по всем правилам; и в последующие шесть месяцев он трудился над тем, чтобы примирить обе партии, убеждая их умерить свои требования, пока наконец к концу года они не достигли (с большим трудом) соглашения. По сути, оно выглядело как капитуляция папы. Евгению пришлось отозвать свою буллу о роспуске собора и с очень немногими оговорками признать его первенство.

Видя унижение папы, другие его враги в полной мере воспользовались своим преимуществом. Первыми оказались Колонна. Весной 1434 года, разъяренные тем, что им приказали возвратить церкви богатства, которые они получили при их родственнике Мартине V, они устроили беспорядки на улицах Рима; и как раз в это самое время настроенный в пользу собора Филиппо Мария Висконти из Милана отправил двух condottieri (наемных военачальников) для вторжения в Папскую область. Затем, когда Евгений оказался блокированным в городе, римляне вновь восстали и провозгласили республику. Для папы, и без того уже измученного несчастьями, это было уже слишком. Переодетый монахом, но вскоре узнанный и защищавшийся по мере сил под градом камней, он спустился на маленькой лодке по Тибру в Остию и пробрался на галеру, которая доставила его в Пизу. В июне он находился уже во Флоренции, где к нему вскоре присоединились Священная коллегия и курия.