Александр Староверов - Баблия. Книга о бабле и Боге

• Название: Баблия. Книга о бабле и Боге
• Автор: Александр Староверов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-7052

Роман-пощечина, роман-провокация, роман-откровение! В центре его – представитель «ордена среднерусских пильщиков». Тех, что ничего не создают, не жнут-не сеют, а живут на миллионы, распиливая государственные бюджеты. Но Алику добытых миллионов мало. Он не только хочет обеспечить свою семью на несколько поколений вперед – хочет человеком при этом остаться перед лицом Господа. Хапуга, казнокрад, прелюбодей – но и в нем есть частица Бога. Только вот сочетаются ли бабло и Бог друг с другом?

---

– Ладно, ладно, Сань, я согласен. Заслужил, согласен я…

– Ты чего, совсем офигел? На что ты согласен? – Дочь ответила грубо, но явно заинтересовалась его словами.

– В принципе, на все согласен. Заслужил, как говорится. А конкретно согласен на полстакана.

– Какие полстакана, совсем сбрендил?

– Ну как же, Сань, нехорошо забивки забывать. Мы же договаривались с тобой, когда я стану стареньким и силы покинут меня, ты поднесешь мне стакан воды. Нет, я, конечно, не ангел, да и веду себя безобразно, вон стол тебе сломал и вообще… Но ведь и не окончательное говно, правда? Люблю тебя, забочусь и все такое… Поэтому полстакана. Я согласен.

Момент был ключевым. Алик знал, что Сашка девочка добрая, отходчивая, любит его, а самое главное – очень смешливая. Расколоть ее ничего не стоило. Но и обидел он ее сильно. Дочка несколько секунд старалась сохранить серьезное, сердитое выражение лица, но не смогла. Она закрыла лицо руками, стала мелко трястись, а потом ритмично всхлипывать. Смеялась она, как молодая ослица, через равные промежутки времени выдавая заходящееся на вдохе «Иа».

– Иа… Иа… Иа… Иа… – Из ее глаз текли слезы.

«Дурында малолетняя, – с нежностью думал Алик, – сиськи вон уже третьего размера, а смеется, как первоклашка».

– Да ну тебя, – попыталась снова обидеться дочка и даже махнула рукой куда-то в сторону, но по всему было видно, что обиды уже нет. Растворилась обида в смехе, в любви и еще в чем-то, чему современные люди давно не придают значения, а люди менее современные, близкие к природе, называют кровным родством.

«Прощен», – понял Алик и обнял дочку. И стал гладить ее по голове и шептать какие-то слова, что-то вроде «прости, извини, не прав». И смех сквозь слезы сразу превратился просто в слезы. И он сам чуть не заплакал – от любви и раскаяния. Что вот он, здоровый сорокалетний мужик, а обидел, напугал свою самую любимую родную девочку. И тварь он после этого последняя.

А потом они лежали обнявшись на диване. Дочка рассказывала ему о том, какая математичка идиотка, и как историк к ней придирается, и как Илюшка Мясоедов, дурак и известный в школе хулиган, шлет ей любовные послания ВКонтакте. А он ей сказал, что, может быть, скоро заработает много денег и они уедут жить на прекрасный остров в Карибском море. И учиться она будет непременно в Гарварде. И даже если денег не удастся заработать быстро, то Гарвард все равно ее с потрохами, потому что она – главное в его жизни, а деньги на Гарвард уже давно есть.

Перед тем как выйти из комнаты дочки, Алик услышал брошенное в спину:

– Перед матерью-то извинись.

– Ну вот, Сань, как ты такое говоришь, сама же все видела. Она меня оскорбляла, била… А ей, по-твоему, не следует передо мной извиниться?

– Следует, конечно, оба вы хороши, но извиняться будешь ты.

– Почему?

– Потому что ты мужчина и ты виноват.

В голосе дочери послышался металл.

«Нда-а-а, – подумал Алик, – а муж-то у нее будет подкаблучник. Ну и пусть». Он еще раз внимательно посмотрел на Сашку и спросил:

– Помириться-то поможешь?

– Помогу, – ответила дочь.

Второй и третий пункты плана исполнились в точности, как задумывались. За ужином он мило беседовал с Сашкой о всяких пустяках. Добрая девочка старалась втянуть в разговор мать. И мать даже втягивалась, но с Аликом принципиально не говорила. Попытка обратиться к жене напрямую ответом удостоена не была. Однако стало заметно, что жена временами начинала уставать от ссоры. В такие моменты лицо ее прояснялось. Правда, длилось это недолго, как будто бы иголкой кто-то тыкал, жена все вспоминала и снова ныряла в мутный и теплый океан обиды. За время ужина Алик заметил эти перемены четыре раза. Тенденция радовала.

На прогулке с детьми они играли в снежки, первый снег падал огромными белыми комьями, покрывал ноябрьскую грязь, налипал на ресницы. Дети визжали от радости, жена тоже смеялась, и стало понятно, что Новый год близко. Она даже один раз случайно, а скорее и не случайно, кинула в него снежком. Близнецы вошли в раж и стали изображать уток в полузамерзшей луже.

– Алик, вытащи их немедленно, – закричала жена, – а то домой сосульки принесем вместо мальчиков.

Это была почти победа.

Дети улеглись к двенадцати. В доме стало тихо, он зашел на кухню, жена в коротком домашнем платьице колдовала над кастрюлями. Над плитой поднимался пар. Плиту заслоняла рельефная, в форме сердца, попа жены. От этой картины веяло таким уютом, что Алик даже подумал отложить разговор. Не хотелось портить момент.

…Ночь, месяц светит в окошко, дети сопят в кроватях, не юная, но все еще молодая и красивая женщина склонилась над очагом. Она готовит еду. Сзади мужчина. Это ее мужчина. Он пришел с мороза, он устал и голоден. Он рад, что в доме тепло и есть еда, и дети, его продолжение, спят сытые и здоровые. И женщина есть в доме, и она рада ему, и она накормит его, согреет, приласкает. Он осторожно подходит к своей женщине сзади и…

«Вот так вот, наверное, все и было лет двести назад, – подумал Алик. – А сейчас не так, за цивилизацию, теплые туалеты и Ipad c мобильным Интернетом приходится платить. Попробуй сейчас подкрадись сзади, получишь по морде. И это еще не худший вариант. Можно и развод получить с полной обдираловкой до последней рваной рубахи. И поэтому разговор откладывать нельзя, какие бы идиллические картины ни пригрезились. Приходится быть хитрым».

Алик вздохнул и совсем уже собрался начать разговор, но вдруг понял, что не знает, о чем будет говорить. Два незаменимых И – Импровизация и Интуиция – пока молчали. То ли от напряжения, то ли от пара, валящего от плиты, сильно заболела голова. Он закашлялся, жена обернулась, посмотрела на него в упор. И тут… И тут наступила темнота, а потом появилась крохотная точка в темноте, которая через мгновение стала расширяться…

…Светлый длинный коридор, много дверей по бокам, стены бледно-зеленого цвета, белые двери. На бежевом диване у стены сидит женщина. На ногах у женщины синие бахилы. Больница. Она привезла сюда ребенка. Мальчик. Пять лет. Проглотил детальку от конструктора. Деталька застряла в горле. Он задыхается. Только что его увезли в операционную. Резать. Резать горло. Женщина плачет. Прядь черных волос приклеилась слезами к щеке. Она красива, наверно. Сейчас нет. Сейчас горе. Настоящее. Она молится.

…Господи! Господи! Я знаю, ты все можешь, все во власти твоей. Спаси его, сделай так, чтобы он жил. Я плохая мать, плохая жена и человек плохой. Но он, он же ангелочек, он ни в чем не виноват. Господи! Меня покарай, убей, накажи, но не его. Пускай уйдет муж, пускай усохнет грудь, пропадет красота, черт с ней, с красотой. Но пусть он живет. Сделай так, Господи! Он маленький, он такой маленький, пусть живет. Господи! Я грешница, я великая грешница. Меня есть за что наказывать. Вот и накажи меня, не его. Нельзя через ребенка, страшно это. Господи! Помоги ему, он такой добрый, смешной. У него мои волосы и глаза, а нос… Я сама не знаю, от кого он, от мужа или… или… А с массажистом было только один раз. Честно, Господи, я сама не знаю. Запуталась я… А муж его так любит. И мне стыдно, стыдно, каждый раз так стыдно, когда они играют. Но он-то ни в чем не виноват, это я шлюха, меня карай, но только не через него. Это жестоко, Господи! Убей меня лучше, Господи! Я не достойна жить. Мразь я, шлюха грязная. Да, шлюха. Я твоя шлюха, Господи. Я тебе все сделаю. Я умею делать приятно. Меня по-всякому можно. Только его пощади! Боже мой, боже мой, что я несу! Прости меня, Господи! Прости меня дуру. Но я не могу… я не вынесу, если… я с ума сойду. Он же ребеночек мой, плоть моя, дыхание мое, жизнь… Господи! Я обещаю, я клянусь, больше никогда, ни с кем… Я ведь и вправду люблю мужа, только его, а массажист, солдат, другие… Это так… так… Прости меня, Господи, пощади ребенка моего, меня возьми, его оставь. Он читать только научился, он такой талантливый, он так рисует! Он красивый очень. А хочешь, он будет священником? Да, я клянусь, он будет священником, он будет служить тебе, Господи! Только пожалей его, пожалуйста, я умоляю. Я расскажу все мужу, все: и про солдата, и про друга его, про всех… Пускай убьет, пускай на улицу вышвырнет, пускай сына отсудит, пускай… Пускай я не увижу его никогда, сыночка моего. Я готова, Господи! Только бы он жил, дышал… жил…

Женщина молилась. К ней приближался мужчина в белом халате. Он только что прооперировал ее сына. Женщина заметила врача. Его лицо ничего не выражало. Женщина смотрела. Врач приближался… Вдруг картина застыла. Не то чтобы стала фотографией, а скорее стоп-кадром, как на видеомагнитофоне «Электроника» в детстве Алика. Картинка слегка дрожала. Контуры людей и предметов были смазаны. «Что за хрень?» – подумал Алик, но не успел додумать мысль до конца, как на него обрушились другие видения. В одну секунду он понял про женщину все.

…Вышла замуж в девятнадцать. Почти подросток. По любви. Муж не бедный, ее обожает. Сидит дома. Прислуга. Путешествия. Скучно. Ебливая, но мужа любит. Начала трахаться со всеми подряд. Забеременела. Родила. Мать сумасшедшая. В ребенке души не чает. Заботится. Мальчуган классный. Может стать великим художником. Не от мужа. Она продолжает трахаться с прислугой, друзьями мужа, мужьями подруг. Гормональный сбой, наверное, нимфомания или что-то в этом роде. И любит мужа тем не менее. Муж не знает. Над ним все смеются. Если узнает, скорее всего, умрет. Инфаркт в лучшем случае. В плохом – суицид.