Олег Шмелев - Три черепахи

• Название: Три черепахи
• Автор: Олег Шмелев
• Жанр: Детектив

---

Дверь открылась, в кабинет вошел Марат Шилов с подносом. На подносе стояло два стакана чаю.

- Извините, товарищ полковник. Вот чай. Балакин посторонился, давая ему пройти к столу. Марат поставил поднос на стол и вышел.

- Все-таки давай по стакашку, - сказал Серегин. - Не привыкнешь. Да и не такой уж он хороший, судя по цвету.

- Ну давай. - Балакин сел на стул, взял стакан. Чай был горячий, и он поддернул рукав пиджака на ладонь, подложил под донышко, размешал сахар, отпил половину и спросил: - Не уморился слушать?

- Брось ты.

- Тогда поехали дальше. - Балакин допил чай, поставил стакан на поднос. Но прежде чем продолжить, расстегнул пиджак и сказал: - Жарко.

- А ты сними.

- И то правда. - Балакин снял пиджак, сложил его на коленях. - Ты учти, Анатолий Иваныч, оправданья не ищу, а сказать надо: я по мокрому никогда не ходил, а что охранника чуток тюкнули - нужда заставила, по-другому нельзя было. Я Чистого тогда предупредил: оглуши, но чтоб очухался, а то самого удавлю. У Чистого кожаные перчатки были, в правую он свинцовый блин под подкладку заделал...

Серегин не выдержал:

- Гуманный метод, а? - Сказал и выругал себя, потому что Балакин посмотрел на него, как показалось Серегину, отстранение, словно их разделяла решетка.

Но Балакин и после этих слов не желал видеть перед собой полковника Серегина, он видел Серьгу.

- Я не отмываюсь, да мне и не отмыться. Сам себя понять хочу.

- Не обращай внимания, Брысь. По-разному дышим. Во мне моя профессия сидит.

- Стало быть, и про охранника, и про Чистого, и про перчатку со свинчаткой - все в дело сгодится. Так что замнем... - Балакин встал, кинул пиджак на стул и опять начал ходить. - Не в том главное, мне глазное - Игорь. Через меня ж он под свинчатку попал.

- Ты уверен, это Чистый?

- Ну говорю тебе, кто же еще? - Балакин вдруг застонал. - Эх, дотянуться б до него.

- Найдем, не сомневайся.

- Вы-то найдете, а мне что? Разве, коль помилуют, в колонии свидимся. Голос у Балакина подрагивал, будто он сдерживал рвущийся из горла крик.

- На тебе никогда крови не было.

- Тут, Серьга, не вам рядить. У меня с ним свой -дела.

Серегин глядел на Балакина и в эту минуту понимал, почему именно умел он держать в узде самых отпетых уголовников по всем колониям, в которых ему доводилось отбывать срок. Но миновала минута, сник Балакин, опустились широкие плечи. И голос, когда он вновь заговорил, стал хрипловатым.

- Ну слушай дальше... Мне бы надо все втихую обстряпать. Кому деньги, зачем деньги - Чистому знать необязательно. Но это я сейчас смикитил, а тогда в открытую с ним шел, свой же человек, он даже знал, что Игорь в конце июля в гости к Ольге собирается... Короче, завернул тринадцать тыщ в газету, велел Чистому к соседу умотать и зову Игоря из кухни, он там что-то жарил. Объясняю - вот пакет, отвези Ольге. Спрашивает: сколько тут? А потом за сердце схватился и говорит: она не возьмет. Говорит: думаешь, я не понимаю, откуда эти деньги? И кто такие вы с Митей? Я ему: черт с тобой, понимай, как хочешь, а ей наври, скажи, честные деньги. Он говорит: это на полного идиота рассчитывать. Не возьмет. И тут, как тогда ночью, когда он про Любу сказал, хотел я ему по роже дать. Прав ты, Серьга, можно быть голубем, но что-то ж в жизни надо разуметь. Кто это от тринадцати тыщ откажется, когда дают?

Серегин взглянул на Балакина и неожиданно для себя почувствовал неприязнь к нему. Но сразу к неприязни примешалось что-то вроде соболезнования или, пожалуй, сострадания, а когда он задал вопрос, то в нем, кажется, звучала и насмешка.

- Ты полагаешь, нет таких людей, чтобы от краденых денег отказались, если все втихую?

- От тринадцати целковых и дурак откажется, а вот от тринадцати тыщ навряд ли. А ты таких видал?

- Случая не было, но, думаю, есть.

Серегин понял, что их разделяет кое-что покрепче решетки.

Горько стало ему. Сейчас, глядя на Брыся, он впервые, может быть, с такой острой отчетливостью ощутил, какой большой кусок жизни прожит. Он не гляделся в судьбу Брыся как в зеркало - слишком разные сложились у них судьбы. Но ему вспомнился далекий тридцать седьмой год, вишневого цвета упряжная дуга с облупившимся лаком, из которой они с Эсбэ мастерили клюшки, вспомнилось, как Брысь учил их в сарае курить, как торговали свечками в деревне, как лихо крутил сальто Брысь и как беззаветно они с Эсбэ его любили. И воспоминания эти словно раздули покрытый толстым пеплом уголь, тлевший в груди у него, - уголь из костра давно погасшего, но когда-то гревшего одинаково их всех. Обезоруживающее теплое чувство ребячьей общности нахлынуло на Серегина, и нелепым показалось ему, что вот он, бывший Серьга, преклонявшийся перед Брысем, стал полковником, а Брысь, который на два года его старше, так и остался Брысем и через несколько недель или месяцев будет в седьмой раз приговорен судом - может быть, к смертной казни. И нелепо было тоже, что Игорь Шальнев, бывший Эсбэ, лежит сейчас бесчувственный и, в сущности, пока неживой, и его жизнь, если разобраться, составилась ненамного лучше, чем у Брыся. Все имеет начала и концы, и разумом соединить их не так уж трудно. Но какой ниткой свяжешь голубую отроческую мечту Брыся о морской службе с ограбленной им совхозной кассой? Как свяжешь неистребимую отвагу и неунываемость двенадцатилетнего Эсбэ с его жалкой беспомощностью и безволием перед какой-то наглой, ничтожной бабой, вообразившей себя олицетворением морали.

Бессмысленное озадачивание, наподобие того, как телевизионные репортеры с заученным придыханием и мнимомногозначительным подтекстом спрашивают кого-нибудь из предварительно выбранных собеседников: "Какую черту характера вы цените выше всего?", а интервьюируемый с серьезным видом отвечает: "Доброту" или "Смелость"... Все равно что спросить у леса, какое в нем дерево самое важное...

Балакин молчал. Серегин повторил свой вопрос, и теперь в голосе его уже не осталось ни неприязни, ни соболезнования, была одна лишь горечь:

- Полагаешь, нет на свете таких людей?

Но Балакин ничего не уловил - наверно, уши у него были с фильтром, о котором сам он и не догадывался. Балакин сказал:

- Один, может, и есть... Игорь... И то взял. С уговором, правда, но взял.

- И какой был уговор?

-. Согласился он наврать Ольге... Ну туфту про Север. Совесть, мол, меня заела, решил вину загладить. А не примет денег - он оставит у себя, будет подарочки Любе делать. Это я его так просил, а он ежится, ежится - глядеть не могу. Из себя вывел, хоть на стенку лезь. Черт с тобой, говорю, не возьмет придержи для меня. Спишемся, заеду, а не заеду - выбрось их, сожги, съешь, что хочешь делай. А в милицию, спрашивает, сдать можно? Ну что такому скажешь? Сначала, говорю, попробуй сдать их Ольге. Уломал, а теперь вижу: не надо было. Может, и получилось бы, да Чистого я не учел. Не раскусил гада. Балакин умолк, и Серегин понял, что продолжения не будет. Да и что еще, собственно, мог он рассказать?

- Спасибо за откровенность, Брысь.

- Тебя этот политичный майор специально вызывал, со мной потолковать, - не то спрашивая, не то желая услышать подтверждение, сказал Балакин.

- Сам видишь, как сошлось. Черепашки нас троих свели. Это ведь я Игоря опознал, а то бы не скоро еще майор его личность установил.

- Игорь в порядке будет?

- Ты же ездил, смотрел. Теперь уж не помрет, а каков будет, кому известно?

Серегину показалось, что Балакину хочется о чем-то спросить, и он не ошибся.

- Слушай, Анатолий Иваныч, - сказал Балакин, - если можешь, растолкуй, ради Христа, зачем Чистый ему в карман мой паспорт сунул?

- А ты как считаешь?

- За меня хотел его выдать? Но ты посуди - отпечатки. Я же у вас в картотеке. Минута работы - и вся липа наружу. Что ж он вас, за фрайеров держит?

- Правильно мыслишь, - сказал Серегин. - Значит, не для этого паспорт твой...

- На меня наводил?

- Ничем другим не объяснишь. А Зыкова паспорт, между прочим, как у тебя оказался?

- А! - Балакин словно от мухи отмахнулся. - Чистый у него стянул. На карточке я похож... Мне все равно чужая ксива нужна была.

- А свой паспорт ты ему отдал, Чистому?

- Ну да.

- Неосторожно.

- Он сказал: на кухне над газом сжег. Я в тот день сильно бухой был.

- Вот тебе и Чистый.

- Молчу, Серьга. Кому поддался... Срам...

- А что вообще-то Чистый собой представляет?

Ответил Балакин не сразу, словно ему затруднительно было определить своего напарника "вообще", словно он никогда прежде об этом не задумывался,

- Котелок у него варит. Но жмот. Ненасытный. На этом и сгорел.

- То есть? - спросил Серегин.

- Он в Москве таксистом был. Сам знаешь, таксисты неплохие деньги имеют, а у Чистого семьи нет, одна мать. Но ему мало было. Завел он одну красотку и на нее, как на живца, бухариков ловил. Подъедут к гостинице, она зафалует командированного, в машине угостят винцом, а в винце снотворное. Потом оберут и в темном месте выбросят. Проще гвоздя.