Генрик Сенкевич - Крестоносцы

• Название: Крестоносцы
• Автор: Генрик Сенкевич
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20886-9

События, к которым обратился Сенкевич в романе «Крестоносцы», имели огромное значение как для истории Польши, так и для соседних с нею славянских и балтийских народов, ставших объектом немецкой феодальной агрессии. Это решающий этап борьбы против Тевтонского ордена, когда произошла знаменитая Грюнвальдская битва 1410 года, сломлено было могущество и приостановлена экспансия разбойничьего государства.

---

— Я все-таки пошлю магистру письмо, — сказал князь, — пусть знает, что они тут выкидывают. Плохие дела творятся в ордене — в старину из послушания не выходили, а теперь всякий комтур самочинствует. Попущение божие, но за попущением следует кара.

Он задумался, а через минуту опять заговорил, обращаясь к своим придворным:

— Никак только не возьму я в толк, за что они своего гостя убили. Будь чех при оружии, я бы подумал, что это он сделал.

— Ну зачем было чеху, — заметил ксендз Вышонек, — убивать рыцаря, который его никогда не видал в глаза? Да будь он даже при оружии, как бы мог он один напасть на пятерых рыцарей с вооруженными слугами?

— Это верно, — сказал князь. — Должно быть, гость поспорил с ними или лгать не хотел, как они требовали. Я и тут заметил, как они ему подмигивали, чтобы он сказал, будто Юранд первый напал на них.

— Молодец парень, — вмешался Мрокота из Моцажева, — коли руку изломал этому псу Данфельду.

— Говорит, что слышал, как хрустнули кости у немца, — сказал князь. — Очень может быть, что так оно и было, — вон каким храбрецом он себя показал в бору. Видно, и слуга и господин — оба хлопцы удалые. Не будь Збышка, тур бросился бы на коней. Он и лотарингский рыцарь все сделали, чтобы спасти княгиню…

— Это верно, что Збышко хлопец удалой, — поддержал ксендз Вышонек. — Вот и теперь, на ладан дышит, а вступился за Юранда и послал крестоносцам вызов… Только такого зятя и надо Юранду.

— Что-то Юранд в Кракове не то пел; ну, а теперь, думаю, не станет противиться, — сказал князь.

— С Божьей помощью все образуется, — промолвила княгиня, которая вошла в эту минуту и слышала конец разговора. — Теперь Юранд не может противиться, дал бы только Бог здоровья Збышку. Но и мы со своей стороны должны вознаградить хлопца.

— Лучшей наградой для него будет Дануська, и я так думаю, что она ему достанется, потому если бабы захотят и упрутся на своем, так тут и Юранду с ними не справиться.

— А разве не по справедливости я уперлась? — спросила княгиня. — Будь Збышко пустой малый, тогда другое дело, а то верней его, пожалуй, на всем свете не сыщешь. Да и Дануся тоже. Ни на шаг от него не отходит, по лицу его гладит, а он терпит муки, а ей улыбается. Да у меня у самой, на них глядя, слезы иной раз так и польются. Верно говорю!.. Такой любви стоит помочь; матерь божия — она ведь тоже с радостью взирает на людское счастье.

— Коли на то воля Божья, — заметил князь, — так будет и счастье. Да и то сказать, ведь из-за неё у хлопца чуть голова не скатилась с плеч, а теперь вот тур его помял.

— Ты не говори, что «из-за неё»! — с живостью воскликнула княгиня. — Ведь это она спасла хлопца в Кракове.

— Что правда, то правда. Но не будь её, не напал бы он на Лихтенштейна, чтобы сорвать у него перья с головы, да и за де Лорша не стал бы голову подставлять. Что ж до награды, то я уже сказал, что оба они её заслужили, и в Цеханове я об этом подумаю.

— Збышко больше всего обрадовался бы, когда б ему рыцарский пояс да золотые шпоры.

— Что ж, — добродушно улыбаясь, сказал князь, — пусть Дануся отнесет их ему, а когда хлопец поднимется на ноги, мы позаботимся, чтобы все было сделано, как обычай велит. Сейчас же пусть отнесет, потому что нет лучше лекарства, как нежданная радость!

Княгиня при этих словах обняла мужа, не стесняясь придворных, и несколько раз поцеловала ему руку, а он, улыбаясь по-прежнему, сказал ей:

— Ну-ну… Хорошая мысль пришла тебе в голову! Вот и выходит, что дух святой и для баб крупицы разума не пожалел! Позови-ка Данусю!

— Дануська, Дануська! — крикнула княгиня.

Через минуту в дверях боковуши показалась Дануся с красными от бессонницы глазами; в руках она держала горшок с дымящейся кашей; этой кашей, которую ей только что дала старушка-придворная, ксендз Вышонек обкладывал Збышку поломанные кости.

— Подойди ко мне, сиротка! — сказал князь Януш. — Поставь горшок и подойди.

Когда девушка с робостью подошла к князю — она всегда его побаивалась, — он привлек её ласково к себе и стал гладить по лицу, приговаривая:

— Что, дитятко, беда пришла на твою головушку?

— Пришла! — ответила Дануся.

Печаль лежала у неё на сердце, и слезы в любую минуту готовы были политься из глаз, вот и заплакала она сразу, только тихонько, чтобы не прогневить князя, а он опять спросил у неё:

— Что же ты плачешь?

— Збышко болен, — ответила она, утирая кулачками слезы.

— Не бойся, ничего с ним не случится. Правда, отец Вышонек?

— Эх! На все воля Божья, но только не в гробу лежать, а скорее свадьбу пировать ему придется, — ответил добрый ксендз Вышонек.

А князь сказал:

— Погоди-ка! Я дам тебе лекарство, от которого ему станет легче, а может, он у тебя и вовсе выздоровеет.

— Крестоносцы прислали бальзам? — опустив кулачки, с живостью воскликнула Дануся.

— Тем бальзамом, который пришлют крестоносцы, ты лучше не возлюбленного рыцаря смажь, а собаку. Нет, я дам тебе другое лекарство.

Обернувшись к придворным, он крикнул:

— Живо сбегайте кто-нибудь в кладовую, принесите сюда шпоры и пояс!

Когда через минуту ему принесли шпоры и пояс, князь сказал Данусе:

— Возьми отнеси Збышку и скажи ему, что с этого времени он опоясан. Умрет, так предстанет перед Богом как miles cinctus[72], а выздоровеет, мы совершим обряд посвящения в Цеханове или в Варшаве.

Дануська при этих словах сперва упала к ногам князя, потом схватила одной рукой рыцарские знаки, другой — горшок и бросилась в горницу, где лежал Збышко. Княгине хотелось посмотреть, как дети будут радоваться, и она пошла за Дануськой.

Збышко был тяжело болен; однако, увидев Дануську, он обратил к ней свое побледневшее от болезни лицо и спросил:

— Воротился ли чех, моя ягодка?

— Что чех! — ответила девушка. — Я тебе получше новость принесла. Князь посвятил тебя в рыцари и вот что велел тебе передать.

С этими словами она положила около Збышка пояс и золотые шпоры. От радости и изумления у Збышка вспыхнули бледные щеки, он поглядел на Данусю, затем перевел взгляд на рыцарские знаки и, закрыв глаза, стал повторять:

— Как же это он посвятил меня в рыцари?

В эту минуту вошла княгиня, и Збышко тотчас догадался, что это ей он обязан таким счастьем; он приподнялся на руках и стал благодарить милостивейшую госпожу и просить у неё прощения за то, что не может упасть к её ногам. Она велела ему лежать спокойно и сама помогла Данусе положить его голову на подушки. Тем временем пришел князь, а с ним ксендз Вышонек, Мрокота и несколько других придворных. Князь Януш издали сделал рукой знак, чтобы Збышко не двигался, затем присел около него и сказал следующее:

— Вот что скажу я тебе! Не надо удивляться, что награда ждет тех, кто совершает доблестные и славные подвиги, ибо если доблесть останется без награды, то и злодеяние останется без возмездия. Ты, не щадя жизни и здоровья, оградил нас от тяжкого бедствия, посему дозволяем мы тебе опоясаться рыцарским поясом и ходить отныне в чести и славе!

— Вельможный князь, — ответил Збышко, — я бы десяти жизней не пожалел…

От волнения он больше ничего не мог сказать, да и княгиня положила ему руку на уста, так как ксендз Вышонек не позволял ему говорить. А князь продолжал:

— Думаю, ты знаешь, что такое рыцарский долг, и достойно будешь носить эти знаки. Верой и правдой должен ты служить спасителю нашему и бороться с врагом рода человеческого. Земному помазаннику ты должен блюсти верность, избегать несправедливой войны и защищать угнетенную невинность, и да поможет тебе в этом господь Бог и страсти Христовы!

— Аминь! — произнес ксендз Вышонек.

Князь поднялся, перекрестил Збышка и, уходя, сказал:

— Выздоровеешь, приезжай прямо в Цеханов, а я вызову туда и Юранда.

XXV

Спустя три дня от крестоносцев приехала женщина с герцинским бальзамом, а с нею из Щитно прибыл капитан лучников с письмом, подписанным братьями и скрепленным печатью Данфельда; в письме крестоносцы призывали небо и землю в свидетели обид, которые были нанесены им в Мазовии, и, грозя карой небесной, требовали наказания за убийство «любимого товарища и гостя». Данфельд приложил и жалобу от своего имени, в смиренных, но вместе с тем грозных словах требуя вознаграждения за тяжелое увечье и смертного приговора чеху. Князь на глазах капитана разорвал письмо, бросил клочки к его ногам и сказал:

— Магистр прислал сюда этих тевтонских псов, чтобы они снискали мою милость, а они только разгневали меня. Скажите им от моего имени, что они сами умертвили гостя, и оруженосца хотели умертвить, и что я напишу об этом магистру и присовокуплю, что ему надлежит прислать других послов, коли он желает, чтобы в случае войны с краковским королем я остался в стороне.