Генрик Сенкевич - Потоп

• Название: Потоп
• Автор: Генрик Сенкевич
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-074133-5, 978-5-271-42461-8

Самый знаменитый исторический роман польской литературы.

Книга, на которой выросли поколения читателей.

В 1974 году классик европейского кинематографа Ежи Гофман экранизировал «Потоп» – однако даже этой блестящей экранизации не удалось в полной мере передать масштаб и многогранность оригинального текста Сенкевича…

Открывая этот роман, мы словно сами оказываемся в Речи Посполитой середины XVI века – эпохи войны со шведами, решившими любой ценой покорить Польшу и посадить на ее престол своего ставленника. Среди поляков тоже нет единства – многие магнаты и шляхтичи поддерживают шведов, а многие готовы положить жизнь во имя независимости родной земли…

Таков фон, на котором разворачивается увлекательная история приключений отважного молодого дворянина Анджея Кмицица и его возлюбленной – прекрасной Оленьки Биллевич…

---

– Пришли вести, будто Богуслав вот-вот двинется с Карлом из Эльблонга.

– Так я пойду навстречу им!

– Это с таким-то отрядом? Да они шапками тебя закидают.

– У Хованского восемьдесят тысяч было, да не закидал.

– Все верное войско с паном Чарнецким. Они на пана Чарнецкого ante omnia[184] ударят!

– Вот я к пану Чарнецкому и пойду. Раз такое дело, ему спешно надо помощь послать.

– К пану Чарнецкому ты пойдешь, а вот в Тауроги с такой горстью людей не пробьешься. Все замки в Жмуди князь воевода отдал врагу, всюду шведские гарнизоны стоят, а Тауроги, сдается, на самой прусской границе, неподалеку от Тильзита.

– На самой границе, государь, но на нашей стороне, а от Тильзита в четырех милях. Отчего же не дойти? Дойду и людей не потеряю, мало того, по дороге набежит ко мне тьма храбрецов. Ты и то, государь, прими во внимание, что повсюду, где только я покажусь, все люди окрест будут садиться на конь, вставать на шведов. Я первый подниму Жмудь, коль никто другой этого не сделает. Как не доехать, когда весь край что котел кипит. Я уж привык в самое пекло лезть.

– Ты и про то не подумал, что татары, может статься, откажутся идти с тобой в такую даль?

– Ну-ка! Попробуй у меня откажись! – говорил Кмициц, сжимая зубы при одной мысли об этом. – Четыре сотни, что ли, их там, так все четыре прикажу вздернуть! Деревьев хватит! Попробуй только у меня взбунтуйся!

– Ендрек! – воскликнул король и, развеселясь, стал надувать губы. – Клянусь Богом, не сыскать мне лучше пастыря для этих овечек! Бери их и веди, куда тебе вздумается!

– Спасибо, государь, добрый отец мой! – сказал рыцарь, обнимая колени короля.

– Когда ты хочешь ехать? – спросил Ян Казимир.

– Господи, да завтра же!

– Может статься, Акба-Улан не захочет, скажет, кони в пути притомились?

– Так я велю привязать его к моему седлу на аркане, и пешком он пойдет, коль коня ему жалко.

– Вижу я, ты с ними справишься. Но покуда можно, ты с ними ладь. Ну, Ендрек, поздно уж, но завтра я хочу еще тебя повидать. А покуда возьми вот этот перстень, скажи моей приверженке, что король тебе его дал и повелел ей всей душой любить верного своего слугу и защитника.

– Коль суждено мне погибнуть, – со слезами на глазах говорил молодой рыцарь, – дай Бог за тебя голову сложить, государь!

Было уже поздно, и король удалился в покои, а Кмициц пошел к себе на квартиру готовиться в дорогу да подумать о том, с чего же начать, куда первым делом направить свой путь.

Вспомнил пан Анджей слова Харлампа, который уверял, что, если в Таурогах нет Богуслава, Оленьке лучше всего там оставаться: Тауроги лежат на самой границе, и в случае нужды оттуда легко бежать в Тильзит и укрыться под крыло курфюрста. Бросили шведы в беде князя виленского воеводу, авось вдову его не оставят, и если Оленька останется под ее покровительством, ничего худого с девушкой не может случиться. А в Курляндию они уедут – так и того лучше.

– Да и я со своими татарами не могу в Курляндию ехать, – рассудил пан Анджей, – ведь это уж другое государство.

Ходил он взад и вперед и обдумывал свой замысел. Время текло час за часом, а он и не вспомнил об отдыхе, и так воодушевила его мысль о новом походе, что хоть утром он был еще слаб, чувствовал, однако, теперь, что силы к нему возвращаются и готов он хоть сейчас садиться в седло.

Слуги кончили вязать торока и собрались идти спать, когда кто-то вдруг стал скрестись в дверь.

– Кто там? – крикнул Кмициц. Затем приказал слуге: – Ступай погляди!

Тот вышел, поговорил с кем-то за дверью и тут же вернулся.

– Какой-то солдат немедленно хочет видеть тебя, пан полковник. Говорит, Сорокой звать его.

– Впусти его, да мигом! – крикнул Кмициц.

И, не ожидая, пока слуга выполнит приказ, сам бросился к двери.

– Здорово, милый мой Сорока, здорово!

Войдя в покой, Сорока первым делом хотел в ноги упасть своему полковнику, потому что был он ему скорее другом, верным и сердцем преданным слугою; но победила солдатская дисциплина, вытянулся Сорока в струнку и сказал:

– К твоим услугам, пан полковник!

– Здравствуй, милый товарищ, здравствуй! – с живостью говорил Кмициц. – А я уж думал, зарубили тебя в Ченстохове!

И он обнял Сороку, а потом и руки стал ему трясти, не роняя этим особенно своего достоинства, так как Сорока родом был из мелкой, застянковой шляхты.

Тут уж и старый вахмистр обнял колени своего господина.

– Откуда идешь-то? – спросил Кмициц.

– Из Ченстоховы, пан полковник.

– Меня искал?

– Так точно.

– От кого же вы там узнали, что я жив?

– От людей Куклиновского. Ксендз Кордецкий на радостях благодарственный молебен отслужил. Потом, когда разнеслась весть, что пан Бабинич провел короля через горы, я уж знал, что не кто иной это, как ты, пан полковник.

– А ксендз Кордецкий здоров?

– Здоров, пан полковник, только не вознесут ли его ангелы живым на небо, святой он человек.

– Это верно. Откуда же ты узнал, что я приехал с королем во Львов?

– Подумал я, пан полковник, что коль скоро ты короля провожал, то, верно, при нем должен быть, одного только опасался, не ушел ли ты уже в поход, не опоздаю ли я.

– Завтра ухожу с татарами!

– Вот и хорошо, что поспел я вовремя, а то ведь я, пан полковник, денег тебе привез два полных пояса: тот, что на мне был, да твой, и самоцветы прихватил, что мы у бояр с колпаков сняли да что взял ты с казною Хованского.

– Доброе было время, когда мы эту казну захватили; но, верно, там уж немного осталось, я ведь и ксендзу Кордецкому добрую пригоршню оставил.

– Не знаю я, сколько там; но ксендз Кордецкий говорил, что две большие деревни можно за них купить.

С этими словами Сорока подошел к столу и стал снимать с себя пояса с деньгами.

– А камушки тут, в жестянке, – прибавил он, положив рядом с поясами солдатскую манерку.

Не говоря ни слова, Кмициц вытряхнул из пояса в пригоршню кучу дукатов и, не считая, протянул вахмистру:

– На вот тебе!

– Кланяюсь в ноги, пан полковник! Эх, будь у меня в дороге хоть один такой дукатик!

– А что? – спросил рыцарь.

– Совсем ослаб я от голода. Поди сыщи теперь человека, который дал бы тебе кусок хлеба, все боятся, так что к концу я уж еле тащился.

– Боже мой, да ведь все эти деньги были при тебе!

– Не посмел я взять без позволения, – коротко ответил вахмистр.

– Держи! – сказал Кмициц, подавая ему еще одну пригоршню. Затем кликнул слуг: – Эй, вы там! Дать ему поесть, да мигом, не то головы оторву!

Слуги со всех ног бросились исполнять приказание, и вскоре перед Сорокой стояла большущая миска копченой колбасы и фляга с водкой.

Солдат так впился в еду жадными глазами, губы и ycы y него затряслись, однако сесть при полковнике он не осмелился.

– Садись, ешь! – приказал Кмициц.

Не успел он кончить, как сухая колбаса захрустела на крепких зубах Сороки. Слуги и глаза вытаращили.

– Пошли прочь! – крикнул Кмициц.

Парни опрометью бросились вон, а Кмициц, чтобы не мешать верному слуге, стал в молчании быстрым шагом ходить по покою. А Сорока, наливая себе чару горелки, всякий раз искоса поглядывал, не супит ли полковник бровь, и только тогда, отворотясь к стене, опрокидывал чару.

Ходил, ходил Кмициц, пока сам с собой не начал разговаривать.

– Только так! – бормотал он. – Надо его послать туда! Велю передать ей… Нет, ничего из этого не выйдет! Не поверит она! Письмо читать не станет, я ведь для нее изменник и пес. Пусть лучше не показывается он ей на глаза, пусть только высмотрит, что там творится, и даст мне знать. Сорока! – окликнул он внезапно солдата.

Тот так стремительно вскочил, что чуть было не опрокинул стол, и вытянулся в струнку.

– Слушаюсь, пан полковник!

– Ты человек верный и в беде не растеряешься. В дальнюю дорогу поедешь, но уж голода не будешь терпеть.

– Слушаюсь, пан полковник!

– В Тауроги поедешь, на прусскую границу. Панна Биллевич живет там… у князя Богуслава. Узнаешь, там ли князь…. и за всем будешь следить. На глаза панне не лезь, разве все само собой устроится. Тогда скажешь ей и клятву в том дашь, что это я проводил короля через горы и что состою я при его особе. Не поверит она тебе, надо думать, потому очернил меня князь, сказал, будто покушался я на жизнь короля, а это все ложь, достойная собаки!

– Слушаюсь, пан полковник!

– На глаза, говорю тебе, ей не лезь, потому все едино она тебе не поверит. Но коль случай выйдет, скажи все, что знаешь. А сам смотри да слушай. Да берегись князя, если там он, а то признает тебя он сам или кто-нибудь из его двора, на кол тебя посадят!

– Слушаюсь, пан полковник!

– Я бы старого Кемлича послал, да он на том свете, зарубили его в ущелье, а сыны больно глупы. Со мной они пойдут. Ты бывал в Таурогах?

– Нет, пан полковник.

– Поедешь в Щучин, а оттуда вдоль прусской границы до самого Тильзита. Тауроги прямо против Тильзита лежат, в четырех милях от него, на нашей стороне. Оставайся в Таурогах, покуда все не выведаешь, а потом воротись назад. Найдешь меня там, где я буду в ту пору. Татар спрашивай да пана Бабинича. А теперь ступай к Кемличам спать! Завтра в путь!