Анастасия Вербицкая - Ключи счастья. Том 1

• Название: Ключи счастья. Том 1
• Автор: Анастасия Вербицкая
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0135-4

В романе «Ключи счастья» рассказывается увлекательная и драматическая история любви главной героини, основанная, как можно предположить, на некоторых фактах биографии автора — популярнейшей русской писательницы начала века Анастасии Алексеевны Вербицкой (1861–1928).

Перед читателем разворачиваются полные романических переживаний картины детства и юности девушки из небогатой семьи Мани Ельцовой, любви которой добиваются такие незаурядные личности, как богач барон Штейнбах и блестящий молодой человек Николай Нелидов. Способная на самые глубокие чувства героиня долго не может сделать выбор, пока сама жизнь не решает за нее…

Роман «Ключи счастья» — одно из самых известных произведений А.Вербицкой — был незаслуженно забыт в свое время. Публикуемый сегодня он, бесспорно, вызовет интерес у широкого круга читателей.

---

— Подсобите, Марья! — нервно кричит Петр Сергеевич кухарке, которая испуганно выглянула в сени.

Маня кидается ему на грудь. Нервы ее так слабы, что слезы выступают. Хорошо, что темно.

— Ну, ну… слава Богу! Что же ты так… внезапно? Написала бы, что ли… Я бы встретил на вокзале…

Его ласковый голос дрожит. Он целует свежие щеки девушки. Анна Сергеевна кашляет.

— Аня! Ступай в комнаты! Простудишься… Марья снесет… Сколько надо извозчику?..

— Ах, Боже мой! — лепечет Анна Сергеевна. — Ну как же это так? Хоть бы письмом предупредила…

— Ха!.. Ха!.. Какие вы чудные! Точно не рады мне. Виноватые какие-то…

— Бог с тобой! Мы просто поглупели на радостях… Аня! Да уйди ты! Без тебя справимся. Самовар, Марья! Да, пожалуйста, поживее… Сколько извозчику?

Сестры уходят в столовую.

— Ух! Как у вас темно! Отчего огня нет?

— Сейчас… сейчас… — Петр Сергеевич бросается к лампе. Потом выхватывает из рук кухарки картонку на самом пороге в гостиную.

— Ступайте! Самовар поскорее!

Он старательно запирает за нею дверь на крючок ставит картонку прямо на пол и начинает зажигать висячую лампу.

— А мама где? — спрашивает Маня, раздеваясь.

— Мама? — Анна Сергеевна растерянно оглядывается. — Мама спит… Она сейчас только заснула… Будем говорить тише!

Она понизила голос, как только переступила порог дома. И Маня ловит себя на том, что и она сама говорит тише. Она вспоминает, что даже там, на крыльце, в первое мгновение, казалось, непосредственной, яркой радости, Аня чего-то словно боялась… И крик-то радости был подавленный. И сама радость была только вполовину.

«Ух, тоска какая! И как это они, несчастные, могут жить в этой тишине?»

— А я к вам ненадолго. Соня комнату нашла у брата фрау Кеслер. Помнишь, где мы жили тогда? Она освободится через неделю, — говорит Маня, снимая шляпу. — Мы ведь обе на курсы поступили. Вместе ходить будем. Приютите меня только пока. Не хочу стеснять Соню. Номерок у нее маленький.

Брат с сестрой переглядываются.

— Мы тебя устроим в угловой, в моем кабинете, — говорит он. — Я сейчас снесу твои вещи. Аня, помоги!

— Корзина тяжелая. Вы надорветесь. Позовите кухарку.

— Нет! Зачем? Мы сами… Мы всегда все делаем сами.

— Ах, как жаль, что ты не дала знать! — причитает Анна Сергеевна.

Они скрываются, волоча корзину.

Маня оглядывается с странным чувством.

Вот из мира безумно ярких и сказочно прекрасных переживаний она спустилась сюда, в эту убогую жизнь. Чужая и далекая всем. Как житель Сатурна. Она любила, страдала, наслаждалась. Стала женщиной. Здесь ничто не изменилось.

Она узнает старую, совершенно выцветшую мебель; бархатную, полустершуюся скатерть; фарфоровую певицу, красную лампу на столе, альбом. От этих предметов веет старой тоской ее детства, как от меховых вещей долго пахнет камфорой, хотя уж весна на дворе.

Какие-то странные звуки слышатся рядом. Не там, за стеной, где двигают мебель, а тут, рядом. Не то шепот, не то шорох и вздохи.

Маня встает и выходит в коридор.

Никого… Откуда-то падает свет. Она делает два шага, заворачивает за угол. И крик замирает на ее губах.

В углу, спиной к ней, стоит женщина в рубашке. Босая. На морщинистую шею беспорядочно падают космы седых, коротко остриженных волос. Она стоит, наклонившись, словно разглядывает что-то или ищет на полу. И шепчет.

Кто эта старуха?

Вдруг женщина оглядывается. Поворачивается к Мане лицом, еще не видя ее. й Маня узнает мать.

Да, она ее узнает. Хотя в лице этой жуткой старухи не осталось ничего от пленительного образа госпожи Ельцовой. Но страшное выражение глаз, врезавшееся в детскую душу, несомненно то же.

На лицо ее теперь ярко падает свет из столовой.

— Мама… Здравствуй! — Голос Мани дрожит.

Старуха только теперь видит дочь. Она смеется.

Ее передние зубы обломаны, и рот кажется черно! дырой.

— Тсс! — вдруг делает она, поднимая палец и грозя с бессмысленной улыбкой. — Не говори никому… Сохрани Боже! Карандаш-то, знаешь? Выстрели карандаш…

Она идет к Мане, жестикулируя и кивая. И что-то бормочет без связи и смысла.

— Аня! Аня! — дико кричит девушка. И кидает в угол, за дверь.

Старуха вздрогнула. А уж Анна Сергеевна тут.

Увидав старшую дочь, старуха вдруг впадает в беспричинный гнев.

— Не хочу! Не хочу! — кричит она. И машет рукой.

— Мама… Нельзя… Туда нельзя! — лепечет Анна Сергеевна. Хватает руку сумасшедшей и тащит ее в спальню.

Несколько секунд длится короткая, немая борьба. Ключ щелкнул в замке. Маня остается одна. Она выходит из утла, дрожа всем телом. Висячая лампа освещает стол. Маня подходит медленно. Она водит рукой по скатерти.

— Готово, — говорит Петр Сергеевич, входя. — Тебе там будет недурно! — Он вдруг смолкает, пораженный.

— Я сейчас видела… маму…

Маня говорит тихо, с трудом. И тотчас садится.

Петр Сергеевич все глядит на нее и бледнеет с каждой секундой. Маня тоже не сводит с него огромных, жадных, жалких глаз.

— Она ужасно изменилась… Совсем старуха… Но я все-таки ее узнала. Петя… чем она больна?

Вся кровь сбегает с ее лица в ожидании ответа. Таких глаз Петр Сергеевич никогда не видел у девочки Мани. Они приказывают, умоляют, грозят кому-то. Кому же? «Как они похожи!..» — пронзает его мысль.

— Чем она больна, Петя?

У стола уже стоит Анна Сергеевна. Она подошла, беззвучная и бледная. В одно мгновение, взглянув на это лицо, она поняла все.

— Мама? Ты спрашиваешь, чем она больна? Но ведь ты же знаешь, деточка. У нее нервное расстройство.

Петр Сергеевич, опустив голову, отходит к окну.

— И… это серьезно?

— Очень.

— И… неизлечимо?

— Да…

— Отчего же… это сделалось?

Анна Сергеевна молчит.

Тогда от окна звучит глухой ответ:

— Это — наследственность. То, с чем напрасно бороться. Что неотвратимо, как смерть.

Маня склоняется над столом. У нее нет мужества продолжать расспросы.

Она рано уходит спать. И долго еще в столовой царит тяжелая тишина.

— Петя… Ты заметил?

— Да…

— Почему она так изменилась? Она испугалась?

— Не знаю…

— Как она похудела, бедняжка! И такая бледная… Ее убила правда, Петя.

Они долго молчат.

И опять звучит шепот:

— Недаром я этого боялась…

— И я тоже.

Маня просыпается около девяти. И опять закрывает глаза.

Чувство такое, как было после смерти Яна. Не надо вставать. Не надо двигаться. Не надо жить.

Но в дверь просовывается испуганное лицо Анны Сергеевны.

— Детка… Проснулась? Ты здорова?

В порыве страстной нежности она берет голову Мани в свои руки и целует ее глаза и волосы.

— Вставай! Мы сварим кофе. Ты разве нынче не пойдешь на курсы?

— Ах, да… курсы. Н-не знаю, Аня. Дай чулки, пожалуйста! Вон там, на ковре.

Анна Сергеевна возвращается в столовую и хлопочет около кофейника.

Петр Сергеевич озабоченно ходит по комнате. Часто останавливается у окна и глядит в небо.

Оно покрыто тучами, сизыми, грозными, полными снега. Ветер треплет на дворе голые деревья, гнет их к земле. И, яростно постучав в окна, мчится дальше.

— Петя… Кажется, погода ломается?

— Да…

— Так скоро? Так неожиданно? Он молчит, угрюмо глядя на тучи.

— Вот отчего она была такая неспокойная нынче. А я-то думала, что ее взволновала встреча с Маней.

— Она ее не помнит.

— Так неужели же, Петя?

— Да, я боюсь припадка.

— Боже мой! Боже мой! Что мы будем делать? Не послать ли Маню к Соне или фрау Кеслер на эту ночь?

Звонок.

Они вздрагивают оба. Анна Сергеевна роняет ложечку. Они боятся звонков. Людей. Жизни. Петр Сергеевич входит и запирает за собою дверь.

— Телеграмма?! — вскрикивает Анна Сергеевна. И в лице ее ужас.

— Это Мане… От кого бы это?

— Вот странно! — враждебно говорит Анна Сергеевна и пожимает плечами. — Не успела приехать, Уже телеграмма…

Она берет ее и идет опять в угловую.

Маня в одном чулке и в рубашке сидит на постели. Глаза ее смотрят в одну точку. Но эти глаза жертвы. Странное оцепенение в ее позе.

— Тебе телеграмма, — говорит сестра.

Маня, как лунатик, разрывает телеграмму. Рвет ее наискось. Читает, даже не силясь понять и подобрать строку к строке:

МАРИ, ПРОСТИТЕ, ЗАБУДЬТЕ, ЕДУ В МОСКВУ НА ДНЯХ, ПРОШУ РУКИ, ВЕСЬ ВАШ НЕЛИДОВ.

Она кричит. Запрокидывает голову. Хохочет и рыдает, вся изгибается. Падает на постель, держась за горло.

«Истерика…»

— Петя!.. Петя! — отчаянно зовет Анна Сергеевна. Она накидывает одеяло на сестру. Петр Сергеевич вбегает.

— Воды… Аня… Капли… в буфете… Скорей!.. Скорей!..

Анна Сергеевна поднимает с полу бумагу и прячет в карман. Ах, недаром она так боится телеграмм и звонков!