Анастасия Вербицкая - Ключи счастья. Том 1

• Название: Ключи счастья. Том 1
• Автор: Анастасия Вербицкая
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0135-4

В романе «Ключи счастья» рассказывается увлекательная и драматическая история любви главной героини, основанная, как можно предположить, на некоторых фактах биографии автора — популярнейшей русской писательницы начала века Анастасии Алексеевны Вербицкой (1861–1928).

Перед читателем разворачиваются полные романических переживаний картины детства и юности девушки из небогатой семьи Мани Ельцовой, любви которой добиваются такие незаурядные личности, как богач барон Штейнбах и блестящий молодой человек Николай Нелидов. Способная на самые глубокие чувства героиня долго не может сделать выбор, пока сама жизнь не решает за нее…

Роман «Ключи счастья» — одно из самых известных произведений А.Вербицкой — был незаслуженно забыт в свое время. Публикуемый сегодня он, бесспорно, вызовет интерес у широкого круга читателей.

---

— Марк, вы хотите, чтобы Маня пошла на сцену?

— Конечно! Искусство распрямит ее душу, залечит раны, сделает жизнь богатой, развернет перед нею возможности. Она будет счастлива… Помните, мы сидели с вами здесь?

— Это было почти год назад. О, конечно, я помню.

— Помните вы книгу Яна, в которой он зовет вас, женщин, на высокую башню? И обещает вам ключи счастья там, наверху?

— Да, Марк. Да. Я не успела еще прочесть эту книгу. Но я ее прочту.

— Маня найдет этот путь, отдавшись искусству. И взойдет на высоту.

— О, Марк! Как это хорошо! Вы помните, как она плясала? Впрочем, что я говорю? Вы не видели.

— Я видел, — глухо говорит он.

Она смотрит на него с удивлением. Его глаза закрыты. Скорбно сжаты брови. Она чувствует, что он страдает. И не смеет заговорить.

Вдруг с хрустом рассыпается пылающее бревно в камине. Искры трещат и сверкают. Он открывает глаза.

— Прощайте, Марк…

— Прощайте, Соня…

Они почти неделю в Вене. Фрау Кеслер наняла в предместье Шенбрунна две комнаты и написала Штейнбаху в Москву.

Осень и здесь прекрасна в этом году. Маня бродит с книгой в мрачном парке Шенбрунна. Но она не читает. Фрау Кеслер, уложив Нину в колясочку, сидит на скамье, в тени каштанов, и вяжет крохотные башмачки. Но Маня уходит дальше. Гладкой стеной подымаются по бокам стриженые акации. На тщательно выметенные дорожки тихонько падают сухие листья. Вдали, за лужайкой, горит золото тополей.

В парке нет ни души. Но для Мани он Полон шепота, трепетания, вздохов. Забывшись, она ищет на гравии следы маленьких ножек на высоких каблуках. Здесь ребенком веселилась Мария-Антуанетта. Здесь грезила молодая принцесса. Она ждала от жизни так много радостей.

Маня давно познакомилась с дворцовым смотрителем. В часы, когда нет публики, она бродит по дворцу, где страдал и умер Орленок, несчастный сын Наполеона I, живой кошмар своих современников. Усатый немец любезно показывает Мане картины, мебель, бронзу, фарфор. Она глядит и не слышит. Рядом звучат быстрые шаги маленьких ног. Сейчас она вбежит сюда, очаровательная пятнадцатилетняя принцесса с гордым профилем и высоким лбом, на котором Судьба начертала роковой знак. [87] А там, за дверью, проплыла величавая тень Марии-Терезии. Она была хорошей хозяйкой. Такой строгой, экономной. Она учила взбалмошную принцессу всем правилам жены-мещанки. Ах, ничто не пошло впрок женщине, отмеченной Судьбой!

Скрипит гравий под чьими-то тяжелыми шагами… Люди… Какая досада! Куда спастись от людей?

Вдруг она встает, и книга ее падает на землю.

— Марк! Ты!!

Она бежит, повинуясь порыву нежности, не рассуждая, не взвешивая свои шаги, свои поступки. Как там, в горах, отдаваясь движениям своей души. Она падает на грудь Штейнбаха и подставляет ему лицо для поцелуев. Ах, ей так давно недоставало ласки! Она слышит, как стучит его сердце.

Он потрясен. Этот порыв мгновенно лишает его самообладания. Он целует ее лицо, и руки его дрожат. Несколько раз он пытается заговорить и- не может.

— Ты… ждала… меня?

— Не знаю. Я о тебе не думала. Но когда я тебя увидела… Сядем здесь! Поцелуй меня еще раз, Марк. Так хорошо чувствовать твою нежность!

Какие слова!

Но почему же бледнеет его радость? Нет веры в себя. Если б полгода назад… Но что же случилось?

— Маня, я безумно тосковал по тебе… Ни одного письма за целый месяц! Тебе не стыдно?

— Разве месяц?

«Она и не заметила.»

— Прости, Марк… Я не люблю писать.

Она не видит его усмешки. Разве ее письма к Соне не лежат на его груди?

— Ведь я ужасно ленива! И всякое принуждение заставляет меня страдать… Ведь тебе не будет ценно такое внимание?

«Лучше молчи!..» — думает он, вздыхая. И опять тихонько привлекает ее к себе.

— Ты не спрашиваешь про Нину, Марк?

— Я все знаю о ней.

— Ах да, конечно! А как ты меня разыскал здесь? Он смеется и молча целует ее глаза.

— Давно приехал? Откуда? Где остановился? Как раньше — каскад вопросов.

— Нынче из Москвы… А остановился на этот раз жены.

— Она теперь совсем поправилась? После операции?

— Она скоро умрет.

Маня выпрямляется. Отстраняется невольно. Смотрит большими глазами в небо. Потом тихонько гласит руку Штейнбаха.

— Бедный Марк! Мне жаль и ее. Как страшно умирать! Я этого не чувствовала в горах. Я там не боялась смерти…

Он сидит согнувшись, словно из него вынули кости. Она глядит на него пристально, с удивлением, как будто просыпаясь с каждой минутой. Странно! Виски у него седые. Он, должно быть, много страдал. И как она не замечала раньше этой седины?

Они жили полгода рядом, только изредка расставаясь, и говорили на ты. Они спали под одной кровлей. Как брат с сестрой. Все пережили вместе. Во всей долгой и тяжкой эволюции ее души она видела его с собой рядом — молчаливого, стушевавшегося, близкого и далекого в одно и то же время.

Она много выстрадала из-за него. Да! Но настала минута освобождения. Она ее помнит. Разве ее можно забыть? Она и его разлюбила, как того, другого… Она перестала страдать.

А потом они расстались. Таинственное существо, которое она носила в себе, на время взяло не только все силы ее организма, но и душу ее. Как спящая принцесса в сказке, и она была заколдована. И жизнь шла мимо, не волнуя и не задевая ее в ее священном сне. И даже когда родилась Нина и Марк вернулся, чтоб любить их обеих, она жила без желаний и грез, страстно отдаваясь своей новой любви, жертвуя ей с радостью всеми возможностями. В счастии материнства утонуло все, что казалось ей ценным когда-то. Его жизни рядом она не замечала. Возможно, что она не раз топтала его душу. Что пережил он? И что осталось от прежнего?

Она украдкой глядит на него. Этот профиль, брови, этот скорбный рот… Как она безумно любила все это недавно!.. Одно его прикосновение заставляло ее трепетать от жажды счастья…

Вот он сидит рядом. Все такой же красивый.

До отчего в душе ее нет былого экстаза? Нет трепета от его прикосновения? Отчего она не чувствует себя, как прежде — безвольной, бессильной, маленькой рядом с ним?

Куда ушло очарование? Грустно.

Точно читая в ее душе, он вдруг поднимает голову и начинает глядеть. Сперва на ее ноги, потом на пышную грудь. Он тоже видел одну душу ее за это время. Он не замечал женщины в страдающем существе. Нина была заклятием, заколдованным кругом, сковавшим его волю и желания. Он не мог шагнуть за этот круг.

Потом он смотрит в ее лицо. Она расцвела и окрепла. Так молодое деревцо, помятое снежной бурей, оправляется весною. Она красива. Она стала совсем другой. В ней законченность и строгость линий. У нее другой рот. Другой взгляд.

На мгновение встречаются их глаза. И он бледнеет от желания.

Но она далека. Он ей чужд. Это ясно. Возможно ли вернуть прошлое? Повторяется ли жизнь?

— Маня, почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?

Она точно просыпается.

— Ты видел Петю, Аню? Они здоровы?

Он ждет других вопросов. О Соне. Но она молчит.

— Я заехал к Петру Сергеевичу в больницу. Все здоровы и рады за тебя. Они знают все подробности от фрау Кеслер. Но брат твой настойчиво спрашивает, что хочешь ты сделать из своей жизни?

— Ну… И что же ты ответил? — Ее голос потускнел.

— На это ты сама должна дать ответ, Майя. Твой брат прав. Отдых и созерцание воскресили тебя. Надо жить. Надо открыть двери на улицу. Бездействие опасно.

— Марк…

— Знаю твое отвращение. Но эту улицу надо пройти с гордо поднятой головой. И найти свою дорогу. Жить без мировоззрения нельзя, Маня! Книга Яна была перед тобой все эти два месяца. Ты прочла ее?

— Я знаю ее наизусть. Я уходила с ней в горы. И мне кажется, что я слышу его голос.

— И что же? Нашла ты свой путь? Она медленно качает головой.

— Хочешь, поищем его вместе?

Она молчит. Ресницы застыли. Странно стиснуты губы. Он не знал у нее этого выражения. Ему больно. Неужели она так далеко ушла от него за этот год, что даже не нуждается в его дружбе?

— Есть у тебя честолюбие, Маня?

Она думает. И искренно отвечает:

— Нет.

— Ты никогда не мечтала о славе?

Сцепив пальцы и обхватив ими колени, она сидит, слегка склонившись. Глаза глядят в осеннее бледнее небо.

— Никогда. Я всегда хотела только счастья.

«Только! — думает он с усмешкой. — Я его искал всю жизнь. И ищу до сих пор».

— А как ты понимаешь его… теперь?

Она говорит медленно, вдумчиво, как бы отыскивая эти слова на дне своего сердца:

— Быть свободной. В этом все! И внешне и внутренне свободной. Быть любимой, но никого не любить…

Штейнбах делает движение, но сдерживается.

— А Нина?

— Нина — это часть моей собственной жизни. Я говорю о любви. Нет! О желании…

— Что такое?!

— Мне теперь многое становится понятным, Марк. Слова Яна казались мне загадкой раньше. Но потом из чащи леса его книга вывела меня на простор. И любовь меня уже не страшит. Я хотела бы устроить себе жизнь странную, но красивую. Хочешь, расскажу?