Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы

• Название: Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы
• Автор: Анна Бурдина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-04015-0

В биографии Елены Блаватской – нет, пожалуй, ни одного заурядного факта, вот уж поистине все было не как у людей. Особое предназначение Елены Блаватской было очевидным для окружающих с самого ее рождения. Совершенно неуправляемый ребенок, жаждущий не родительской ласки, а свободы прежде всего, возможности поступать по-своему, пробовать все самой, не слушая никаких указаний и поучений. Детство Елены до такой степени было насыщено несчастьями, способными напугать даже видавших виды скептиков, что ее родные всерьез опасались за ее судьбу. Позже, когда лет с пятнадцати у нее обнаружились способности медиума и врачевательницы, с ней стали происходить и вовсе необъяснимые и невероятные вещи. Ее замужество, приведшее всех окружающих если не в ужас, то в изумление, категорический отказ от выполнения своих супружеских обязанностей, периодические попытки сбежать от идеального (между прочим) мужа, 10 лет, которые она провела в скитаниях по миру, поиски сверхидеи и т. д.

Автор книги Анна Бурдина выстраивает свое увлекательное повествование вокруг противоречивой и насыщенной невероятными событиями жизни Елены Блаватской.

---

Поскольку отец Елены, полковник фон Ган, был человеком военным, из-за чего семья была вынуждена постоянно переезжать с места на место, маленькой Лоло и ее младшей сестричке Верочке приходилось вместе с родителями жить в армейских походных условиях. Девочки часто оставались под присмотром не только гувернанток и нянек, но и ординарцев отца, которые всячески баловали маленьких барышень, предлагая им забавные игры и игрушки, свойственные, скорее, крестьянским мальчишкам, чем девочкам из общества.

Приходилось семье фон Ган жить и в калмыцких степях. Это оставило в жизни Лоло особый след.

Домов для проживания в степях не было, поэтому семьи офицеров, так же, как и местное население, жили в юртах. Лоло и Верочка тут же окрестили свою юрту в шатер «Шемаханской царицы» из сказки Пушкина и с удовольствием играли в персонажей из других восточных сказок, а Лоло даже нашла своего «чародея». Она завела довольно странную дружбу с калмыцким шаманом, удивительные речи которого слушала буквально «открыв рот», с интересом наблюдая за его священнодействиями. Шаман умел вызывать дождь, без слов отдавать приказы животным и производил какие-то волшебные манипуляции, после которых случались истинные «чудеса». Чародей разглядел в девочке «нечто», близкое к его дару, и предрек, что в будущем этого ребенка ждут великие дела, которые прославят ее на весь мир. На прощание он подарил Лоло талисман – серебряное кольцо с агатом, на котором были выгравированы непонятные слова и какие-то знаки.

Странный выбор друзей и партнеров по играм беспокоил родственников маленькой Лоло. Повзрослев, она оставалась совершенно равнодушной к модным веяниям в кругах молодежи, а также к условностям дворянского общества.

Отец Елены был потомком старинного немецкого рода наследных Макленбургских принцев Ган фон Роттерганов. Он имел все, что по общепринятому мнению необходимо мужчине для счастья – успешную военную карьеру, молодую красавицу-жену и двух прелестных дочек. Мать, Елена Андреевна, урожденная Фадеева, литературно одаренная натура, происходила из древнего почитаемого русского рода князей Долгоруких. По воспоминаниям современников, «сочинения Елены Андреевны признавались явлением в русской литературе. Она прославилась как известная романистка, писавшая свои произведения под псевдонимом «Зинаида Р-ва». Ей восхищались и почитали за русскую Жорж Санд. К сожалению, мать Елены после рождения третьего ребенка, сына Леонида, умерла, когда ее старшей дочери, Елене, едва исполнилось одиннадцать лет. Убитые горем родственники и отец решили, что лучше всего будет отдать детей на воспитание бабушке по материнской линии – Елене Павловне Долгорукой, в замужестве Фадеевой. Ее муж в то время служил крупным государственным чиновником в Саратове.

Следует заметить, что и бабушка, и мать, и дочь – все носили одно и то же прекрасное имя – Елена, которое как бы передавалось по наследству вместе с незаурядным талантом и способностями.

Елена Павловна Долгорукова тоже была яркой и незаурядной личностью. В давно минувшие «пушкинские времена» ее молодости женщин в России не принимали в высшие учебные заведения, но родители постарались дать способной девочке многостороннее домашнее образование. Елена Павловна свободно говорила на нескольких иностранных языках, что было довольно обычным явлением для дворянских семей того времени из-за большого количества иностранных нянек. Она прекрасно рисовала и музицировала. Но у нее имелся и особый талант – склонность к научной работе. Елена Павловна занималась исследованиями в области археологии, нумизматики и ботаники не просто как любительница, а как ученый; вела переписку с европейскими натуралистами и научными обществами. В ее громадной библиотеке, доставшейся в наследство от семьи Долгоруких, помимо всего прочего, хранилось множество ее собственных трудов и рисунков.

Рассказывали, что «…из каждого угла бабушкиного кабинета смотрели грозные морды медведей, тигров, крокодилов; на полках восседали чучела разных птиц: изящные маленькие колибри, совы, соколы, ястребы, простые вороны, галки и прочие неизвестные российскому глазу пернатые, которых коллекционировала бабушка как экспонаты для своих научных описаний и исследований».

Иногда бабушка разрешала детям поиграть в ее кабинете. Дети осторожно гладили руками чучела, боязливо озираясь на бабушку, стараясь ненароком не поломать у чучела нос или не оторвать ухо. Единственный зверь, кого они жестоко эксплуатировали, был белый тюлень. На него детвора усаживалась верхом, как на коня, и с радостным визгом принималась на нем кататься.

Только у маленькой Елены, кроме потребительского отношения, был свой собственный взгляд на чучела животных. «Глядя на образы бывших зверей, воплощенных в чучелах, ей начинали приходить в голову всякие фантазии. Она довольно умело сочиняла необыкновенные истории про обитателей бабушкиного кабинета, охватывающие те далекие времена, когда эти животные еще ходили по земле или летали в небе. Причем говорила она с такой уверенностью, словно сама была очевидцем своих историй».

Обо всем об этом, будучи уже в преклонном возрасте, с радостным умилением вспоминала в своих мемуарах сестра Елены, Верочка, которая была на три года младше. Следует заметить, что Верочка, в отличие от сестры, никаких «фей» и «горбунов» не видела, никогда не воображала себя жительницей древнего мира, отправляющейся разрушать чары волшебного замка, никогда не беседовала с великанами и лилипутами и, вообще, мечтать и фантазировать не любила. Когда же и у нее случалась минута мечтания, она грезила о том, что выйдет замуж, как мама, за офицера, и у нее будет много милых, маленьких детишек, похожих на ее любимых кукол. Верочка не имела привычки опаздывать к завтраку, обеду или чаю, тщательно делала уроки и, в отличие от старшей сестры, была очень правильной, прилежной и воспитанной девочкой. Однако, несмотря на разность характеров, сестры всегда друг с дружкой ладили и довольно редко ссорились.

Отец Елены, который по долгу службы постоянно находился в разъездах, души не чаял в своих дочерях, задаривая их подарками и всячески балуя, впрочем, как и остальные родственники. Когда дети остались без матери, окружающие, жалея их, начали портить характеры детей. Елене, как «бедной сиротке», позволяли все, что бы она ни захотела, даже то, чего по всем разумным понятиям позволять не следовало. Взрослые принимали любые ее странности как милые детские забавы, которые с возрастом пройдут. Ей все сходило с рук. Детское обаяние, слезы и упрямство – вот три рычага, которыми Елена умело пользовалась, подчиняя себе весь дом и устанавливая негласную диктатуру.

Глава 2 «Ощипанная ворона»

Иногда можно внушить обществу, что платье, одетое наизнанку, тоже отлично выглядит, даже если все утверждают обратное. Но захочется ли его носить?

Гувернантка – француженка мадам Пенье – давно работала в доме Ганов и хорошо знала, что Елена довольно своенравная девочка. Она не раз наблюдала, как другие учителя, находящиеся в доме в течение последних десяти лет, теряли всякое терпение, не справляясь с капризным ребенком. По ее мнению, сладить с девочкой было совершенно невозможно, а жаловаться некому. Поэтому гувернантки, приставленные к Елене, выступали в роли жертв, несших тяжкий крест по воспитанию необузданного ребенка.

Помимо мадам Пенье, с самого раннего детства к Елене были приставлены мисс Августа София Джефрис – старая дева из Йоркшира, а также несколько нянек, одна из которых была наполовину татарка, умеющая рассказывать поучительные сказки. Обычные дети быстро забывали сказки, даже не пытаясь их пересказать. Елена же никогда их не забывала и вовсе не считала фантазией. Она уверяла, будто все события из сказок вполне естественны, говоря: «Люди могут превращаться в зверей и принимать любой вид, если только они знают, как это делается… могут летать, если только они сильно это пожелают.

Такие мудрые люди существовали во все времена и существуют в наши дни. Но они показываются только тем, кто их почитает, кто им верит и не смеется над ними…»

Когда мисс Джефрис появилась в доме, она пришла в отчаяние от своей ученицы, однако ей удалось научить непокорную девочку своему родному английскому языку. Когда же отец в первый раз взял восьмилетнюю Елену с собой в Лондон с тем, чтобы она вместе с сестрой позанималась с опытными преподавателями музыки, по самолюбию гордой девочки был нанесен тяжелый удар. Дело в том, что семья Елены жила в Екатеринославле, то есть на юге России, где в русской речи присутствует южный выговор (теперь этот город называется Днепропетровск). А так как говорить Елену по-английски учила девушка родом из Йоркшира, где английский тоже имеет свое наречие, то стоило мадемуазель фон Ган начать лепетать английские слова, как тут же раздавался дружный смех. Как говорили ее знакомые, «смесь йоркширского диалекта с российским южным говором производила столь комический эффект, что мадемуазель фон Ган вскоре поняла – ей лучше вовсе помалкивать, чем говорить в Лондоне на том языке, который она знает, считая его английским». Отец осознал свой промах в выборе английской воспитательницы для своих ненаглядных дочек, и мисс Джефрис тут же дали расчет.