Нелли Мартова - Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры

• Название: Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
• Автор: Нелли Мартова
• Жанр: Городская фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075789-3, 978-5-9725-2061-9

В квартире пропавших родителей Инга находит их старый альбом – и оказывается внутри одной фотографии…

Софью травят коллеги по работе. Поставить на место офисную стерву ей помогает… самодельная открытка.

Девушки пока не знакомы друг с другом, но их уже связал вместе странный мир. Кто такие V. S. скрапбукеры? Почему их открытки заставляют людей верить в то, чего нет, и совершать безумные поступки? Инга и Софья еще не знают, какую цену им придется заплатить за свой дар.

---

За окном по-прежнему стучал дождь. Софья в десятый раз вгляделась в полароидный снимок и снова разревелась. Бурая мгла почти проглотила картинку, осталось только детское личико и два белых бантика. Еще чуть-чуть, еще пара дней, и уже ничего нельзя будет разглядеть. Опухшие глаза щипало, к горлу подступал кашель, по телу волнами пробегал озноб. Мысли то суетились, как восточные женщины в базарный день, отталкивая друг друга, то плыли неспешно, как облака по жаркому летнему небу. Завтра она будет выглядеть как китаец с глубокого похмелья. Что же делать дальше? Она больше так не может, у нее не осталось сил терпеть! Сказать отцу, что она отказывается работать в этом чертовом офисе, что больше никогда в жизни не переступит его порога? Но тогда… тогда снова ледяной кабинет. Нет, уж лучше сидеть тихо, как мышка, за своим столом и делать вид, что работаешь. Может быть, со временем выход найдется. Она что-нибудь придумает, почувствует, что-то поймет. Может быть… А если нет? Так теперь и будет до конца жизни? Ей вдруг стало страшно, панически страшно, как бывает, когда стоишь на краю небоскреба и смотришь вниз, и безотчетно хочется крепко схватиться руками за перила и ни за что их не отпускать. Она крепко обняла себя руками и сжалась в маленький плотный комок. Дрожь потихоньку унялась, и Софья задремала.

Ей снилось, что она лежит на дне глубокого колодца, где-то очень высоко мерцают звезды, а вокруг темно и необыкновенно спокойно. В чистом и свежем воздухе разносится мягкий, приятный перезвон крохотных колокольчиков – динь-динь-динь, дон-дон-дон. И больше некуда падать, можно просто лежать и смотреть вверх, и вокруг растекаются, укрывают мягким облаком блаженство и покой. Где-то внутри родилось тепло, наполнило тело пронзительным звенящим потоком до самых кончиков пальцев. Мир вдруг стал больше, шире и раскрылся навстречу. Она почувствовала себя легкой, как пушинка. Поток усиливался, рвал изнутри тонкую плоть реальности, наполнял каждую клеточку тела радостным напряжением. Сейчас, еще миг, еще мгновение, еще одна тысячная доля секунды, и она взлетит ввысь. Мелькнула мысль: «Где я? Что со мной?» Поток оборвался, не дотянул до самой высокой ноты, отступил, скатился вниз, сильно забилось сердце, стало частым дыхание.

Софья очнулась и села на диване. В глубине живота еще пульсировало тепло, дождь за окном утих и убаюкивающе ронял редкие капли. Темно, хоть глаз выколи… Она нащупала выключатель абажура, переключила несколько раз. Бесполезно, похоже, лампочка перегорела. Она поднялась и на ощупь включила настольную лампу. По полу из-под окна растеклась мутная лужа. Софья открыла окно и вдохнула полной грудью холодный влажный воздух. Бесцветные коробки соседних домов окутала темнота. Значит, уже совсем поздно. Она машинально собрала тряпкой воду с пола, выжала за окном. В голове звенела приятная пустота, будто там кто-то прошелся шваброй, смыл с пеной все неприятные воспоминания, стер засохшие пятна обиды, разогнал пыльные облака суетливых мыслей.

Спать совсем не хотелось. Софье было удивительно хорошо, и захотелось вдруг сделать что-то осязаемое, запечатлеть, как на фотокарточке, если не каждое мгновение странного сна, то хотя бы самую маленькую его капельку, хотя бы смутный оттенок ощущений, чтобы однажды зацепиться за него и, как за ниточку, вытянуть весь восхитительный, пугающий, с ума сводящий поток.

Она уселась за стол, руки заработали сами по себе, словно они все еще были в том сне, удивляя свою хозяйку. Сначала из беспорядочной кучи на столе руки откопали кусок белого глянцевого картона в тонкую, едва заметную серебристую полоску (от изысканной упаковки какой-то дорогой маминой покупки). Потом рядом оказался старый ластик с нарисованным Дон Кихотом (сувенир из давней испанской командировки отца), искусственный зеленый листик (случайно оторвала у цветка в подъезде и спрятала в сумочку, пока никто не увидел) и лист со сметным отчетом (делала на обратной стороне какие-то отметки и прихватила домой).

Последними легли в ладонь любимые ножницы, старинные, тяжелые. Витиеватые бронзовые ручки, украшенные крохотными бабочками, приятно холодили кожу. Из картона Софья вырезала ровный прямоугольник. Потом взяла канцелярский нож, аккуратно отпилила у ластика верхний слой с картинкой. Вытащила из подставки несколько карандашей и начала делать набросок прямо на картоне, потом передумала, достала из ящика несколько чистых листов бумаги и рулон клеящейся фольги.

Карандаш выводил на бумаге изящный силуэт, делал несколько штрихов, и скомканный листок летел на пол. Софья ловила ощущение потока, чувствовала, как, неведомый и потусторонний, он преломляется через ее ладони и глаза, как луч солнца – сквозь цветное стекло. Стоило ей сделать фальшивое движение, дыхание потока становилось слабее, она в испуге отбрасывала листок и хваталась за следующий. Пока руки работали, она никак не могла отделаться от мыслей о Ванде. Дурные, мелочные, детские фантазии – она гнала их прочь, но они возвращались. Вот на Барракуду падает открытая банка с тонером, она становится похожей на трубочиста, а длинные острые ногти мешают ей оттирать глаза. Вот Ванда цепляется юбкой за край большого резака, возмущенно дергается, и под съехавшей вниз юбкой видны рваные застиранные трусы. Вот на офис нападают бандиты и берут сотрудников в заложники, Ванда бьется в истерике, а Софья ее мужественно утешает. Руки тем временем вырезали тонкие полоски фольги, орудовали карандашом и линейкой, колдовали над куском картона. Наконец, все штрихи легли, как надо, и рисунок задышал теплом, едва ли не оживал под ладонями. Софье вдруг нестерпимо захотелось поверить, что есть на свете что-то сильнее Ванды, Шалтая-Болтая, офиса, сильнее отца. И это «что-то» – извечно родное, только давно забытое – на ее стороне. Иначе, разве было бы ей сейчас так хорошо?

Когда Софья закончила, над крышами соседних домов уже родилась тонкая полоска бледного городского рассвета. Тучи рассеялись, из луж на соседних крышах пили растрепанные голуби. Взгляд упал на фотографию – на нее смотрела улыбающаяся девочка в белом платьице. Снимок снова начал проявляться! Странно, но она почти не удивилась, только тонкая струйка новой радости влилась в общий поток.

Пусть она сошла с ума, но если держать эту открытку при себе, ей точно будет легче. По крайней мере это поможет спасти снимок. Софья положила карточку в конверт и спрятала в сумочку – бережно, с надеждой, как студент кладет в ботинок пятак, как спортсмен целует крестик перед финальным матчем, как влюбленный закрывает коробочку с обручальным кольцом. Потом она забралась под плед и заснула. Первый лучик солнца, заглянувший в мансарду, застал улыбку на ее лице.

* * *

– Убирайтесь! Я никого не жду, – послышалось из-за двери.

Инга стояла в просторном подъезде сталинского дома и нажимала на кнопку звонка. Перед походом в гости она запаслась всем терпением, какое только могла в себе отыскать. Добровольно явиться к тете Марте – это из серии «жить захочешь, не так раскорячишься». На примере тетушкиного голоса мама в детстве объясняла Инге, что такое «иерихонская труба». А еще говорила, что если Инга не будет слушаться, то вырастет такой же, как тетя Марта.

– Тетя Марта, откройте, пожалуйста, это Инга! – Она позвонила еще раз.

Послышалось шарканье, дверь дернулась и приоткрылась на цепочке.

– Ну я вам сейчас покажу кузькину мать! Чего надо? А, это ты, деточка. Кто научил тебя являться к родне без звонка?

– Здравствуйте, тетя. У вас же телефон не работает.

– Ах да. Опять эти изверги плату за телефон подняли! Фигушки, не дождутся у меня, – она грозно потрясла внушительного размера кукишем из-за цепочки. – А ты зачем пришла?

– Я хотела с вами поговорить.

– Мне некогда. Ты не вовремя. Могла бы и сама догадаться.

– Тетя, мы так и будем через цепочку разговаривать? У меня тут грильяж в шоколаде. – Инга приоткрыла пакет и показала коробку. – И подарочек.

– Ммм… что ж, пожалуй, я найду для тебя две минуточки.

Дверь захлопнулась и открылась снова уже без цепочки. Инга вошла и едва сдержалась, чтобы не зажать нос. Господи, и как только соседи терпят этот зверинец. Сколько она себя помнила, тетушка всегда держала дома штук пять живых кошек и несколько десятков чучел питомцев, уже покинувших этот свет. Последних с каждым годом становилось все больше и больше, впору открывать фелинологический музей. Кошек Инга терпеть не могла, даже больше, чем ее любимец Павлуша. Уж очень морды у них наглые.

Тетя, как всегда, пестрела всеми цветами радуги и колыхалась вокруг Инги праздничным воздушным шаром. Просторный балахон – достойный предмет зависти хиппи – спускался с необъятных телес подобно занавесу для веселой молодежной пьесы и прятал под собой ножищи в полосатых черно-белых носках. Пучок обесцвеченных волос на самой макушке перехватывала огненно-рыжая заколка. Довершал тетушкин облик макияж – ярко-красные губы, кукольные, нарисованные глаза и свекольный румянец на щеках. Так могла бы выглядеть Пеппи Длинный Чулок в старости.