Егор Молданов - Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты)

• Название: Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты)
• Автор: Егор Молданов
• Издательство: журнал «Урал» 2009, №10, 11
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

Захватывающая повесть "Трудный возраст" рассказывает о сложной подростковой реальности и жизни в детском доме от лица одного из воспитанников.

Автор Егор Молданов в 2008 г., в рамках премии "Дебют", получил специальный приз «За мужество в литературе». Однако, в последствии всплыл подлог авторства, что не умаляет достоинств повести[1].

---

Галинушка меж тем вцепилась мертвой хваткой в Комара. Валерка отличался в классе тем, что мог любого учителя заткнуть за пояс, поэтому его старались лишний раз не трогать, но Галинушка была в ударе, остановиться она уже не могла. Со мной была только легкая разминка.

— Комаров, что ты здесь написал?

— Не знаю, — Комар притворно пожал плечами. — Наверное, глупость, только не знаю еще какую! — Валерка говорил беспечно.

— Какую глупость? — не поняла подвоха учительница.

— Не знаю, — располагающе улыбнулся Валерка. — Есть два вида глупости: полная и вполне достаточная. Решая ваше уравнение, никак не могу сообразить, какую же глупость я совершил, — лицо Комара излучало саму любезность и предупредительность.

— Ты что, издеваешься надо мной? — Галинушка взревела, как сирена пожарной сигнализации.

— Интересная теория, — смиренно выдавил из себя Валерка.

Класс поперхнулся сдавленным смехом.

— Комаров, — не сдерживая эмоций, заорала возмущенно Галинушка. — Ты безмозглый идиот, — как паровоз, она тяжело дышала прямо в лицо Валерке.

— Разве есть идиоты с мозгами? — улыбка все еще бродила по лицу Комара. — Думаю, что вы сказали полную глупость.

Некоторое время Галинушка смотрела на Комара непонимающе, но вот ее взгляд помутнел, и полился нескончаемый бурный словесный водопад. Она разорялась до самого звонка.

— Зачем ты математичку выводишь из себя, — поинтересовался я у Комара после уроков.

— Глядя, как наша Галинушка бесится, мне хочется крикнуть: “Господи, какой же я умный!”

Я, однако, придерживался менее радужных взглядов, но Валерке этого не сказал. Самолюбие друга надо беречь.

После Пентагона я попросил Валерку пойти вместе со мной в бассейн. Одному было страшно появляться перед грозными глазами тренера. По его серьезному лицу я сразу понял — ничего хорошего меня не ждет, и не ошибся в своих прогнозах. Комар был всегда прав в одном: лучше заранее знать, что тебя ожидает, потом легче все сносить. Тренер завел меня в свой кабинет.

— Евгений, — он на минуту помедлил, словно собирался с силами. — Пока ты не уладишь семейные проблемы, я временно отстраняю тебя от тренировок.

— Артур Иванович, — голос мой дрожал, — я не вернусь домой.

Тренер смерил меня холодным оценивающим взглядом.

— Мне некогда с тобой бодягу разводить, — Артур встал, показывая всем своим озабоченным видом, что разговор окончен. — Я все тебе сказал.

— Вам позвонили мои, да? — спросил я и посмотрел на тренера, но он ни капли не смутился, напротив, был очень спокойный и сосредоточенный.

— Нет, — покачал он отрицательно головой. — У меня из-за твоих дурацких похождений был крайне неприятный разговор с директором. Ты все понял.

Я с самым наплевательским видом пожал плечами и ушел из кабинета. Семь бесконечных лет тренировок пошли коту под хвост. В раздевалке меня с нетерпением ожидал Валерка.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил он меня.

— Больше моей ноги в этом бассейне не будет.

— Ну, и чудненько! — довольно воскликнул Комар.

Моя жизнь у Комара протекала монотонно. Ладили мы с ним отлично: он не лез ко мне с ненужными расспросами, я к нему. Отчима я практически не видел, он все время где-то пропадал. “У дружбанов, — просветил Валерка. — Закатится к вечеру, куда он денется”, — хмуро заключил он. Так и жили.

Атака со стороны Пентагона на мою вольную жизнь началась приблизительно через неделю после того, как я обосновался у Валерки. Первым полез Кузнечик, наш классный. Он был молодой, только что из института, худощав, но уже с большими залысинами. Все волосы пошли в ум. Мы правильно сделали, что окрестили его Кузнечиком.

— Сядь! — приказал он мне. Я настороженно уставился на классного. — Пожалуйста! — прибавил Кузнечик. Я сел за парту. Кузнечик, не зная, с чего ему начать воспитательную беседу, нервно мерил расстояние от одного угла до другого, еще бы головой об стенку пару раз стукнулся для полного ажура.

— Так, — произнес он, стараясь говорить с твердостью, которой на самом деле не ощущал. — Тихомиров, я тебе даю один день, чтобы ты вернулся домой.

— Если не вернусь, в тюрьму посадите?

— Смотрю, слишком умным стал, — произнес он сердито.

— Виктор Анатольевич, — я с надеждой посмотрел на Кузнечика. — Я ведь никому ничего плохого не сделал, что вы все цепляетесь ко мне?

Мы с Кузнечиком жгли друг друга взглядами. Явно ощущая неловкость, Кузнечик уже значительно мягче продолжил:

— Значит, ты не вернешься домой? — классный посмотрел на меня безнадежно умоляющим взглядом.

— Зачем? — я вопрошающе взглянул на Кузнечика. — Я не хочу слышать каждый день, что я злыдень.

Кузнечик на некоторое время замялся.

— Ладно, — произнес он задумчиво, — считай, что у нас с тобой не было этого разговора.

У меня отлегло от сердца, все кончилось лучше, чем я ожидал. Теперь я смотрел на Кузнечика как на Виктора Анатольевича Бородина.

Шли дни, январь незаметно сменился февралем, на улице стало еще холоднее. Домой меня никто не звал, как будто у меня и не было родителей. В принципе, меня это устраивало. Было такое чувство, будто я выздоравливаю после недолгой, но тяжелой болезни. В моей жизни ничего особенного не происходило, разве что класс окрысился на меня из-за того, что я везде был с Валеркой. Это особенно бесило и раздражало Буйка. Меня опять несколько раз для профилактических бесед вызывал Кузнечик, взывая к совести. Грозил педсоветом, комиссией по делам несовершеннолетних, еще кем-то, но я подспудно понимал, что он меня просто запугивает.

Учился я без должного энтузиазма. Хорошо шли литература, история, география. Похуже — языки, физика, биология, ну, и полный завал — это математика и химия.

Валерка иногда не ночевал дома, но всегда меня об этом предупреждал, вид у него при этом был такой, словно он извинялся передо мной.

Я уверен на сто процентов: просто так дружба никогда не возникает, должно быть обязательно какое-нибудь событие, сближающее людей и делающее их друзьями, часто на всю жизнь. Во всяком случае, у меня именно так и произошло с Валеркой. Нас сблизило не то, что он пустил меня к себе жить, а то, что произошло на уроке физкультуры.

Между Комаром и Буйком давно назревала серьезная разборка. Это как фурункул: он зреет, зреет, пока не прорвется сам и не очистится от гноя, после чего рана быстро начинает заживать, но это длительный и болезненный процесс.

Разборка произошла в пятницу после уроков физкультуры. Все были мокрыми, потными, возбужденными. Пацаны толпой пошли в раздевалку. Мы с Пончиком, так как были дежурными, складывали в углу спортзала маты. Мы быстро сделали свое дело и направились в раздевалку. Меня насторожил шум, который доносился оттуда. Я первым открыл дверь и стал свидетелем странной картины — на плиточном полу, прикрывая свое хозяйство руками, лежал Комар, а пацаны его трусами играли в сифу. Галдежу было на 100 децибелов. Я видел отчаянное лицо Валерки. Не помню, кто мне бросил его трусы.

— Тихий, закинь их на трубу, пусть Комар за ними полезет, посмотрим, как его яйца будут свисать.

Раздевалка содрогнулась от дружного смеха. Среди тех, кто смеялся, был и Элл. Я полоснул его взглядом, полным презрения. Мне стало противно, я подошел к лежащему на полу Валерке, отдал ему трусы и заслонил собой, чтобы Комар успел одеться.

— У вас что — совсем крыша поехала! — выкрикнул я.

— Может, ты хочешь, чтобы мы твои трусняки превратили в сифу? — лицо Буйка залила гневная краска. На некоторое время в раздевалке воцарилась звонкая тишина. — Бурым, смотрю, стал, как связался с Комаром! — как спичка, разгорелся Буек.

— Сегодня только дошло, — вызывающе ответил я, отважно силясь изобразить презрение.

Слабаком я никогда не был, но у меня был минимальный опыт драк. Я старался всегда их избегать, возможно, поэтому меня в классе всерьез никто не воспринимал. Для всех я был ботаником, для полного сходства не хватало только очков.

Я получил удар, едва не сваливший меня с ног, но удержался. Двадцать голов безмолвно в напряжении следили за поединком.

— Звездани ему, Буек, еще раз по физиономии, — раззадоривал Хобот.

Буек ударил кулаком мне по скуле. Я дал сдачу, завязалась потасовка. Все вокруг опешили, от меня никто такой прыти не ожидал. Буек умело выбросил вперед сжатую в кулак правую руку. Вся сила его натренированного тела была вложена в этот удар, который наверняка свалил бы меня на пол, достигни он цели, но я с проворностью танцовщика мгновенно отскочил в сторону, и рука прошла мимо моей головы, но как раз по Валеркиной скуле. От боли тот взвыл и упал, Хобот принялся добивать Комара. Я двинул Буйку по физиономии кулаком. Мне не надо было расслабляться, это была моя ошибка. Буек быстро пришел в себя, со всей силы саданул меня в живот, от боли я согнулся и медленно повалился на пол, второй удар пришелся в солнечное сплетение.