Тамара Михеева - Лысый остров

• Название: Лысый остров
• Автор: Тамара Михеева
• Издательство: Мультиратура
• Жанр: Детская проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9740-0008-0

Эта книга не только о чудесах и увлекательнейших приключениях. Эта книга — о взрослении, о горьких потерях и разочаровании, об обретении друзей и цене, которую приходится платить за свои ошибки. Эта книга о том, что в жизни каждого человека наступает момент, когда он должен взять на себя всю ответственность за то, что происходит в его мире, иначе этот мир может исчезнуть. А вместе с ним и все его чудеса, в существование которых мы тоже вслед за автором и её героями — безоглядно верим.

---

— Всё, — сказала Роська. — Черешня кончилась. Куда это?

Она протянула мне бумажный кулёк. Я смастерил из него самолётик хитрой конструкции (Иван научил) и запустил над морем. Такой самолётик летит долго, не падает. Мы смотрели вслед удаляющейся белой точке.

— Смотри, Рось, дельфины.

— Где?! — вскочила Роська. — Ой, где? Лис, Листик, покажи, где?

Я взял её голову и повернул в нужную сторону, туда, где замелькали над волнами тёмные спины. Роська замерла и не дышала. А я дышал, только осторожно. Роськины волосы щекотали мне нос.

Глава II. Максимкино открытие

1

В первые же дни Роська перетащила домой чуть ли не полберега. То и дело она подбирала камешки, ракушки, какие-то веточки, шишки кипарисов. Когда мы бродили по берегу, она через каждые два шага вскрикивала, поднимала что-нибудь с песка и говорила восторженно:

— Смотри, Листик, какой гладкий! На нём рисовать можно.

— Можно, — соглашался я. — Лёша Смелый их разрисовывает. У нас этих камней видимо-невидимо.

— А откуда они берутся? — удивилась Роська. — Мы вчера здесь с тобой ходили, не было столько.

Я пожал плечами. Мераб Романович говорит, что у камней — своя жизнь; что они рождаются, взрослеют, размножаются, умирают… Что у них тоже живая цивилизация, нам непонятная. Вообще-то, Чолария был геологом раньше. И ещё, наверное, поэтом. Поэты тоже всё оживляют. Я рассказал это Роське.

— Серёжа, — сказала она очень серьёзно.

— Ты должен познакомить меня с этим человеком. Это ведь он про дельфинов говорил, что у них всё, как у людей? И язык, и история, да?

— Да, у него все теории такие… м-мм… недоказуемые.

— Да? — как-то погрустнела Роська. — А я ему очень верю. Я так же думаю, как он, Листик. Понимаешь, мне кажется, что раньше языки птиц, и деревьев, и зверей — всех-всех! А потом что-то случилось, и они — ну, то есть, мы — всё забыли.

— Ну, может быть, — согласился я, хотя сам не очень в это верил.

Если бы так на самом деле было, то учёные давно бы обнаружили это и доказали. Но спорить с Роськой мне не хотелось. Она такая… славная. А когда говорит о чём-нибудь таком, то так воодушевляется, что не согласиться с ней, ну… всё равно, что сказку у человека отобрать.

Мне же она поверила, когда я рассказал про Холмы! Это было вчера. Мы втроём по маминой просьбе пропалывали морковку на нашем огороде. Меня всегда тянет поговорить за прополкой.

Я думал — начну рассказывать про Холмы, и всё само собой расскажется, но оказалось не так-то просто всё рассказать, все странности, все свои догадки — многое просто не укладывается в слова. Дрожащий воздух, например. Как про него расскажешь? Я боялся, что ребята не поймут. Поэтому хихикал, как дурак, сам над собою и заикался от неловкости. Но Осташкины слушали внимательно. Максим, правда, так ничего и не сказал, а Роська сказала. Она помолчала, подумала, потом тряхнула косичками:

— Я абсолютно уверена, что ты прав, Листик. Конечно, там кто-то есть. Это те, которые построили Маяк, да?

Вот такая она, мой друг Роська! Верит, что камни живые, что взрослые дельфины рассказывают своим дельфинятам сказки и что народ, построивший круглую башню на берегу, ушёл в глубь Холмов. Конечно, её надо познакомить с Мерабом Романовичем!

Максим ходил с нами редко. Вечно у него находились дела: то вещи распаковать, то школьную программу просмотреть и начать нагонять, то Фонд библиотеки изучить, то Веронике помочь… Иногда мы видели, что он один уходит к морю или сидит у Чуда-Юда. Часто бывал Максим и у дяди Фаддея на Маяке. Мы не обижались. Роська говорила:

— Он всегда такой задумчивый. Думает-думает о чём-то, даже и не дозовёшься.

А я понял, что можно дружить и с девчонкой, если она такая, как Роська. Роська не хуже меня лазила по деревьям и скалам; нашла брод в речке Янке, мы построили там на берегу шалаш и подолгу сидели в нём, говорили обо всём на свете. А ныряла Роська лучше нас с Максимом вместе взятых. С разбега и с места, с любой высоты, солдатиком и ласточкой. И в воду входила почти без брызг. Я только завистливо вздыхал — мне так никогда не научиться.

Однажды мы втроём купались в Слюдяной бухте, и Роська прыгнула прямо с Хребта Дракона. Мы с Максимом смотрели, как она летит к нам, в воду, и у меня даже сердце остановилось.

— Представь, — сказал Максим. — Она даже нигде не училась прыгать. Говорит, что всегда умела. Тренеры по прыжкам в воду из-за неё чуть ли не в драку, а она только плечами пожимает: зачем мне это?

Роська вынырнула рядом, тряхнула мокрой головой и крикнула:

— Смотрите, что я нашла! Со дна достала…

На Роськиной тонкой руке болталось железное погнутое кольцо. На нём синими искрами сверкали четыре крупные приплюснутые бусины.

— Ух ты… — выдохнул Максим. — Здорово! Дашь одну?

— Только надо кольцо распилить, — кивнула Роська.

— У нас есть ножовка по металлу, — сказал я; мне тоже хотелось бусину, но попросить я не решался.

Роська посмотрела сквозь бусину на солнце и воскликнула:

— Ой, смотрите, внутри дельфин!

И правда, в каждой бусине был силуэт дельфина. Как так сделали? И откуда здесь эти бусины? Что это: украшение, талисман древнего народа? Может быть, того самого?

2

Дельфины на ощупь как резиновые. Когда их гладишь, кажется, что это мокрая надувная лодка, нагретая солнцем. И они совсем не опасные. Даже их зубастые пасти не пугают. Афалине Насте я постоянно язык чешу, ей нравится. Дельфин никогда не обидит человека.

Всё это я говорил Роське, потому что она стояла у бассейна и боялась. Я упросил Ивана пустить нас ненадолго поплавать, потому что Роська меня замучила — так ей хотелось поближе пообщаться с дельфинами, — а теперь застыла на дощатом мостике, опустила глаза и сказала:

— Листик, я боюсь… их.

Максим чуть-чуть улыбнулся и сел на край бассейна, опустив ноги в воду. К нему тут же подплыл могучий Гермес. В этом бассейне он был заводилой. Чуть поодаль резвились Ёлка и Настя. Они делали вид, что не замечают меня, хотя раньше, стоило мне появиться у бортика, они высовывались из воды и пытались затащить меня к себе.

Роська не сводила с Максима глаз. А он ничего, не из трусливых…

— Видишь, Максим не боится, — сказал я Роське.

— Максим храбрый.

— А ты нет?

— А я — нет.

Гермес ткнулся рострумом в колени Максиму. Максим ойкнул и посмотрел на меня весёлыми глазами. Подошёл Иван и сказал ему:

— Спустись, он хочет поиграть.

Максим засмеялся и плюхнулся в воду.

Роська еле заметно вздохнула.

— Давай, на «три-четыре» — прыгаем, — предложил я.

— Ну… давай…

— Не бойся, — сказал ей Иван. — Они детей любят. Только… ты плаваешь хорошо?

— Да.

— Тем более.

— Ну, давай, Рось — заторопил я. — Три-четыре!

— Нет! — взвизгнула Роська и отступила.

— Ну, Ро-оська… Чего ты трусишь?

Я резко дёрнул её за руку. Мы с шумом упали в воду в полуметре от Максима и Гермеса. Это была любимая шутка Лёши Смелого — сделать милое лицо и сдёрнуть человека за руку — в воду. Но Роська не оценила. Она наглоталась воды и ещё полчаса дулась на меня. Только когда ласковый и глупый Вавилон позволил ей себя оседлать и провёз два круга по бассейну, Роська крикнула:

— Листик, какие они хорошие!

А я что говорил?!

После такого знакомства мы стали частыми гостями в Зелёном бассейне. Именно в Зелёном, потому что Иван пускал нас всегда и без нотаций. Не то, что остальные! Да и «зелёные» дельфины нравились нам больше всех других. Иван обучал их всяким фокусам, иногда они показывали целые представления.

— Он дрессировщик? — спросила как-то Роська про Ивана.

— Ну… нет. Он диссертацию по дельфинам пишет.

Но диссертация диссертацией, а подопечные Ивана были настоящими артистами. Особенно Настя и Ёлка. Настя лучше всех прыгала через обруч, а Ёлка обожала всевозможные украшения. Мы бросали в воду обручи, банты, связанные кегли. Ёлка подцепляла это рострумом или хвостом и могла целый день носиться с ними по бассейну. Её потому и прозвали так, что она напоминала новогоднюю ёлку.

Больше всего дельфины полюбили Роську. Наверное, потому, что она лучше нас плавала и могла подолгу выдерживать их игры.

Однажды мы, как обычно, играли с дельфинами, как вдруг я услышал испуганный Роськин голос:

— Максим! Что с тобой?

Я обернулся к Максиму. Он застыл в воде, ухватившись за плавник терпеливого Вавилона, и как-то слишком тупо смотрел перед собой. Я бросил возню с Настей и подплыл к нему.

— Ты чего?

Максим помотал головой и опять уставился перед собой. Мы с Роськой переглянулись.

— Слышите? — шёпотом спросил Максим.

Мы прислушались. Где-то рядом раздался шорох, похожий на шуршание полиэтиленовых пакетов.