Сергей Носов - Полтора кролика (сборник)

• Название: Полтора кролика (сборник)
• Автор: Сергей Носов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-904744-02-1, 978-5-8370-0630-2

Трогательные герои в дурацких обстоятельствах – такова формула реализма Сергея Носова. Его рассказы могут вызвать улыбку и светлую грусть – попеременно или разом, – но как бы там ни было, читать их – одно из наивысших доступных современному русскому читателю наслаждений.

---

Изловчившись, дед согнул «За знакомство!» надвое и засунул Льву Лаврентьевичу в карман пальто, после чего стремительно уковылял на улицу.

Лев Лаврентьевич в состоянии несвойственного ему благодушия вернулся за столик. Налил себе третью. Задумался. Не этот ли тип лет пятнадцать назад читал курс основ теории управления?

– Ну ты и лох! – подал голос (громкий голос) Ковнюков-Говнюков. – Да их на перекрестках бесплатно раздают, бери сколько надо!

– Не всем, – уточнял говнюковский приятель. – Только водителям иномарок. Пешеходам не дают. И бомжам не дают.

– Вот как раз бомжам и дают. Это кто был, по-твоему? Не бомж?… Дают бомжам, чтобы они таким, как этот лох, продавали. Бомж продаст, а деньги поделят. Слышишь, лох! Ты знаешь, лох, какой ты лох? Ну ты и лох!

Оскорбление. Не только тон грязных нападок и не столько тон оскорблял Льва Лаврентьевича, сколько нелепая убежденность в том, что он способен купить бесплатный каталог сексуальных услуг. Но и тон! – тон сам собой был оскорбителен.

– Мы с вами на брудершафт не пили.

Сказав это, Лев Лаврентьевич наконец опрокинул третью рюмку, как бы показывая, что он сам по себе. В графинчике оставалось на четвертый прием.

– Да я с тобой не то что на брудершафт, я с тобой срать рядом не сяду!

Сволочь какая. Ну, погоди. Лев Лаврентьевич достал журнал из кармана, положил на стол, приступил к неторопливому перелистыванию с видом респектабельного человека, который знает, что приобрел и зачем.

– Разглядывает, посмотри.

– Дома вырежет, на стену повесит.

– Лох, лупу купи!

Спокойно! Лев Лаврентьевич вынул мобильник и, старясь как можно больше значения придать этому жесту, положил рядом с журналом. Налил из графинчика, что оставалось. Перелистнул страницу. Другую. Увидел одетую, ту. Был уже готов выпить – рука к рюмке тянулась, но – отсрочка! – мобильник взяла, не рюмку.

Почему его выбор пал на одетую? Не потому ли, что сам был одет?

– Смотри-ка, номер набирает.

Трубка:

– Алло.

– Привет! – громко и отчетливо произнес Лев Лаврентьевич. – Как дела?

– Мы знакомы?

– Вот смотрю каталог… Рассматриваю предложения.

– Хотите получить удовольствие? Или как? Удовольствие или удовлетворение?

Философский вопрос. Лев Лаврентьевич не стал вдаваться в нюансы. Хорошо бы показать говнюковским, что любая прихоть его исполняется беспрекословно.

– То, что надо, – сказал Лев Лаврентьевич. – То есть и то, и другое! Как раз в чем я сейчас в известной мере нуждаюсь. И еще самые разные штучки, вы меня понимаете. У меня много идей. В общем, спасибо.

Зря «спасибо». За что «спасибо»? И почему «в общем, спасибо»? Он почувствовал потребность явить себя перед публикой активным субъектом, по-мужски состоятельным.

– Вы не пожалеете, – сказал Лев Лаврентьевич.

Пауза длилась несколько секунд, по-видимому, высказывания Льва Лаврентьевича подвергались стремительному анализу.

– Ты тоже не пожалеешь… Возьми ручку и запиши адрес.

Лев Лаврентьевич взял ручку и стал записывать на салфетке адрес – очень небрежно, всего лишь для видимости.

Недалеко, где-то поблизости. Что позволяло Льву Лаврентьевичу сделать разговор более предметным:

– Это где обувной?

– На другой стороне. Рядом с аптекой. Вход со двора.

– Рядом с аптекой, – повторил Лев Лаврентьевич. – А я сейчас на углу… – он сказал, на каком он углу, и услышал:

– Отлично. Твоя госпожа абсолютно свободна. И ждет с нетерпением.

– До встречи, – сказал Лев Лаврентьевич.

Убрал мобильник. Выпил последнее. Ну и пусть себе ждет.

Встал и направился к двери. Если бы говнюковские так и остались молчать, он бы в дверях им сказал «до свидания». Но Говнюков не выдержал первым:

– Сто долларов, да?

– Сто евро, – и вышел, не оборачиваясь.

Уже на улице подумал, что надо было сказать «двести».

Легкая радость пробежала внезапной волной и тут же отозвалась в теле привычным ознобом: все-таки зябко.

Застегивая пальто на верхнюю пуговицу, он думал о необязательности знания длины окружности шеи для приобретения галстука. Стало быть, речь тогда шла не о галстуке. Галстук он вряд ли получит в подарок. Жизнь продолжается.

Возможностей было две: сесть на метро и отправиться домой (дома ему предстояло разобрать недоразобранные вчера антресоли…) или же натрескаться посущественнее где-нибудь без говнюковских, да так, чтобы предстать перед очами жены в предельно независимом выражении. Обдумывая преимущества второго проекта, Лев Лаврентьевич дошел до вывески «Лечение от заикания» и остановился. Что-то не верилось ему, что здесь от заикания действительно лечат. И то, что заикание в принципе поддается лечению, ему сейчас показалось очень сомнительным. Врут. Наверняка врут.

К счастью, он не заикается.

Оглянулся.

Говнюков с приятелем шли следом.

До них было метров сто, они только что выбрались из подвальчика. Из «Эльбруса». Что им надо еще? Зачем они потащились за Львом Лаврентьевичем? Пили бы пиво свое. Лев Лаврентьевич их в дурном заподозрил. Безлюдный переулок. Может, они вообразили себе, что у него денег невпроворот? Или хотят отобрать мобильник? Месяц назад какая-то мелюзга отобрала мобильник у четырнадцатилетнего племянника Льва Лаврентьевича; он не сумел защититься. Лев Лаврентьевич себя в обиду не даст.

По правую руку был сквер-садик; два фонаря бессмысленно освещали площадку, в иную погоду бывшую детской. Сейчас холодная жижа затопляла и сад, и площадку, посреди всего этого зловеще возвышалось металлопластиковое сооружение для катаний на попе, если мороз. Лев Лаврентьевич быстрым шагом смело преодолел пространство садика и вышел на весьма оживленную М-скую улицу.

Убедившись в том, что за ним не следят, Лев Лаврентьевич направился в сторону условного центра города. Автомобильное движение уже возобновилось вполне, и это угрожало обрызгиванием. Пару раз пришлось отскакивать. Иные прохожие, следуя своим путем, теснились ближе к домам. Лев Лаврентьевич подался ближе к дому и увидел того.

Он увидел того – дед изучал содержание урны. Вот те раз. Дед-то точно того. Деловито копается в урне. Ста рублей ему мало? Что же это такое? – сколько ни дай, все равно в урну полезет?

Лев Лаврентьевич поверил не сразу глазам, был момент, когда думал, что обознался, что это другой. Нет, был он. К сожалению, он. Старый знакомый.

Грустно стало. Такая тоска накатила!.. Но тоска идет за тоской. Лев Лаврентьевич прошел, не оглядываясь, – только повернул он за угол дома, как вспомнил, где и когда встречал этого деда – до этого.

Около урны! Только другой!..

Недавно совсем!

Лев Лаврентьевич так и увидел картинку: он поганый тот глянцевый в урну бросает журнал, а рядом с урной дедуся стоит – бомжеватого вида! Вот он и есть! Наконец-таки вспомнил!..

Да ведь только что было, двух часов не прошло!

А казалось, в далеком минувшем виделись где-то… На кафедре… На факультете…

Тьфу ты – да около урны!

Что же теперь получается? Получается, что бесплатный журнал сексуальных услуг, который Лев Лаврентьевич выкинул в урну, дед из урны достал? А потом извлеченный из урны журнал Льву Лаврентьевичу, как ни в чем не бывало, навязал в обратном порядке?… и Лев Лаврентьевич принял?… из урны журнал!.. Сам который в эту урну и бросил!..

Почему ж – «навязал»? Разве не Лев Лаврентьевич проявил инициативу, спровоцировав деда? Разве не сам? Не сам предложил ему разве сто несчастных рублей? В том-то и дело, что сам!

Можно и так посмотреть: деду сто рублей не нужны, раз он даже при деньгах роется в урнах, это очень важный момент, потому что тогда сто рублей вовсе не мзда и не спонсорский дар, а действительно плата. Плата за то, за что хотел ее дед получить – за бесплатный журнал! Сексуальных услуг. Изъятый из урны.

Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич за сто рублей купил бесплатный журнал.

Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич лох!

И это притом, что не знал Говнюков, откуда журнал – не знал, что из урны!.. и что сам Лев Лаврентьевич выбросил в урну!.. не знал!.. А если бы знал?

Нет, какой Лев Лаврентьевич лох, не дано даже знать Говнюкову!

Это удар. Под ногами земля пошатнулась.

Лев Лаврентьевич думал: что ж ты делаешь со мною, дедуся? Хорошо, я критичен к себе в мере той, что и к миру. А другой человек? А другой человек без морального стержня, стержня может и вовсе лишиться (речь идет о морали), потерять в человечество веру, сползя на стезю дозволенья всего, что в мозгу уродится – это ль будет не грех?

Надо думать, сто пятьдесят – оптимальная доза, когда думает мозг лучше всего.

Лев Лаврентьевич остановился.

Еще один городской сумасшедший по воде, как посуху, промчался на велосипеде; некто вышел из хозяйственного, вооруженный, как пикой, длиннющим плинтусом; проворный эвакуатор поспешно приступил к пленению неверно припаркованной «девятки», – а Лев Лаврентьевич все не мог успокоиться, все стоял на месте, не двигаясь – итожил промахи и ошибки.