Джанет Хартли - Александр I

• Название: Александр I
• Автор: Джанет Хартли
• Издательство: Феникс
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00029

И всё-то у него получалось не совсем по-русски! Может, действительно, лишь потому, что — «властитель слабый и лукавый»?

Но эта книга скорее наведет на другую мысль: легко было сказать такое одному Александру о другом — хоть и старшем, но все-таки современнике. А что же мы, живущие два века спустя? А мы, посмеявшись вволю над прилежным учеником Лагарпа, млеющим в ожидании мистических бесед с госпожой Крюденер, тревожно смотрим на часы: не пропустить бы сеанс господина Кашпировского! Или, обозрев свысока конституционные потуги злосчастного просвещенного монарха, оборачиваемся к тому же голубому экрану, чтобы увидеть картинки современного «цивилизованного» внедрения конституции где-нибудь на берегах Терека или Немана. Потому что, как убеждает чтение этой книги, каждый век, каждое время способно открыть перед человеком возможность начать с горячего стремления одарить ближних и дальних всеми благами, какие только могли придумать умные головы философов-энциклопедистов, а закончить столь же горячим стремлением обустроить для ближних и дальних как можно больше… военных поселений.

И, закрывая эту книгу, озадаченный читатель, возможно, скажет не совсем по-русски: се ля ви!

---

Контраст между заявлениями Александра о желании уединиться от мира и силой и энергией, с которыми на самом деле он утвердил свою власть дома и за границей, — это только один пример кажущихся противоречий между его словами и его действиями на всем протяжении царствования. Он объявил, что «любит конституционные установления» и «любит свободу», но отклонил конституционные проекты для России, которые были представлены ему на рассмотрение; он часто выражал свое отвращение к крепостничеству, но в общем-то так и не отменил его; он говорил о «правах человека», но посылал тысячи солдат и простых крестьян в военные поселения против их воли. Это привело к тому, что его изображали как очевидно лицемерного («играющего в либерализм» словами Ленина) или непоследовательного и слабого, управляемого более жестокими и уверенными советниками. Историки охарактеризовали его как «сфинкса» («Le Sphinx du nord» — в заголовке биографии Александра, написанной Анри Труайя) или как «загадочного царя» (в заголовке биографии Мориса Палеолога) в попытке передать его личные комплексы. Наполеон заключил, что в нем есть «что-то требовательное», а Кестльри просто считал, что он был психически неуравновешен. Подданные Александра резко разделялись во мнении о своем правителе. С одной стороны, существовали легенды, в которых он представлялся святым, с другой стороны — Преображенские староверы в Москве изображали его Антихристом с рогом и хвостом.

Александр, без сомнения, обладал способностью говорить то, что его слушатели хотели услышать, — он умел убеждать, по крайней мере в большинстве случаев, таких разных людей, как его бабушка Екатерина II, его учитель Лагарп, его польский друг князь Адам Чарторыский, его министр иностранных дел Иоаннис Каподистрия[7], его министр духовных дел и народного просвещения князь Александр Николаевич Голицын, квакер Вильям Аллен и мистическая мадам Юлия де Крюденер, с которой он искренне разделял многие убеждения и чувства. Он обнародовал свои взгляды на деспотизм и республиканизм в переписке с такими людьми, как Джереми Бентам, Томас Джефферсон и Тадеуш Костюшко, в манере, которая иногда предполагала наивность или лицемерие. Но факты не подтверждают мнения, что Александр был слабой личностью, хотя моменты неуверенности в себе у него случались. Он показал свою непоколебимость, отказавшись от любых компромиссов с Наполеоном, когда тот вторгся в Россию и вошел в Москву. Он не только успешно препятствовал любым попыткам своих советников произвести изменения в государственной структуре против его воли, но и твердо следовал политике, которая, как он знал, не была популярной — например, заключение Тильзитского мира в 1807 году, включение в экзаменационную комиссию официальных лиц своего министра Михаила Михайловича Сперанского и утверждение конституции Польши в 1815 году. Нельзя сказать, чтобы он потакал своим советникам. Александр всегда был готов действовать против их желаний; ни Чарторыский, ни Каподистрия, фактически ведавший всеми иностранными делами, не были способны на самом деле заставить Александра изменить выбранную им политику относительно Польши или Греции. Он твердо пользовался своей властью, чтобы дать отставку любой важной персоне, например графу Петру фон Палену, одному из руководителей переворота, посадившего Александра на трон, — или привлекать людей, взгляды которых он не разделял, для решения практических задач, например, графа Алексея Андреевича Аракчеева, для устройства военных поселений, или графа Карла Нессельроде, министра иностранных дел в поздние годы его царствования.

Некоторые историки и современники сходятся на том, что заявления Александра о его неприязни к абсолютной власти были просто продуктом юношеского идеализма, частично утерянного при вступлении на престол, а затем совершенно отброшенного в 1820 году и замененного на «темные силы» мистицизма, милитаризма и реакции. Более новые исследования обращают внимание на неотъемлемую целостность мыслей Александра и его политики. Александр нарисован историком Марком Раеффом как консервативный реформатор, который верил, что процесс реформирования должен быть целиком в руках правителя. При всем уважении к этому мнению, афишированная Александром любовь к «конституциям» не должна расцениваться как свидетельство его лицемерия и наивности; это лишь отражает ограниченное понимание им слова «конституция», как строгой формы правил, соответствующих закону, то есть того, что составляет сущность правового государства. В интерпретации Раеффа Александр оставался последовательным в своих принципах и целях в течение всего царствования. Наиболее современная биография Александра на английском языке, написанная Алленом Мак-Коннеллом, утверждает довольно настойчиво, что Александр всего лишь серьезно обдумывал представленные законопроекты, чтобы оградить свою власть в первые несколько лет царствования, когда он чувствовал себя зависимым от лидеров тайного заговора, приведших его к власти. Однажды отстранив Палена, одного из них, он «никогда больше не соглашался на какие-либо ограничения своей самодержавной власти в России»[8], хотя был готов в качестве отца-реформатора представить и привести в действие образовательную и административную реформу дома, когда преодолел свою первоначальную неуверенность.

К сожалению, характер образования Александра (см. гл. 2) и ограниченность ума не позволяли ему четко выражать те правила, которым он следовал. Не полностью понимая некоторые идеи своих советников, он часто выражал их в наивной или поверхностной манере. Князь Клеменс фон Меттерних отметил в 1822 году, что «…из всех детей император Александр наиболее ребячлив»[9]. Его взгляды зачастую были плохо сформированы или только частично развиты, и порой его мысли приобретали связность только тогда, когда они были использованы более предприимчивыми советниками. Например, в 1804 году интересные заявления Александра о европейской организации и о роли России в этой новой организации были собраны в полностью сформированный план, который был представлен Вильяму Питту. В отличие от своей бабушки, Екатерины II, он никогда не брал на себя роль писателя и критика. Тогда как Екатерина перерабатывала и адаптировала писания Монтескье, Беккариа, Бильфельда и других писателей в своем знаменитом Наказе 1767 года, Александр доверял другим выпуск конституционных проектов об освобождении крепостных. Его собственные редкие работы, такие как Священный союз 1815 года, речь в польском Сейме в 1818 году, показывают легкомыслие в использовании сомнительных и потенциально опасных заявлений, а также непонимание возможных последствий собственных слов.

Тем не менее направление мыслей Александра осталось неизменным на всем протяжении его царствования. Несмотря на заявление Чарторыского о его заключении, «что наследственная монархия была несправедливой и абсурдной»[10], Александр на деле почувствовал важность своей роли и своих привилегий как правителя, и его отношение к таким понятиям, как «конституция», управление законом и правами, а также главенствование над всеми подданными осталось неизменным. Он всегда испытывал искреннюю ненависть к крепостному праву, недоверие к дворянской знати как к классу и искреннее желание улучшить жизнь своих подданных, начиная с расширения образования и поощрения филантропических стремлений. За границей он, не переставая, выражал свое желание мира не только для самой России, но и для всего континента, и за все время своего правления утверждал права России как главной европейской державы, играющей важную роль во всех аспектах европейской дипломатии. После душевного потрясения во время нашествия французов на Россию в 1812 году язык, на котором Александр выражал свои идеи дома и за границей, изменился, но его уверенность и стремление всегда оставались прежними.

Эта характеристика Александра как носителя неизменных, хотя зачастую неясно выражаемых взглядов, показывая, что он был чем-то большим, чем просто эгоистичный, слабый и ограниченный человек, не означает, что не было никаких вариантов в политике или подходе к различным проблемам в его правление. Обстоятельства, сложившиеся дома и за границей, ограничивали свободу действий Александра и его способность применять свои идеи на практике. Эта книга показывает, что все время его царствования можно разделить на несколько отдельных этапов примерно в таких границах: 1801–1807, 1807–1815, 1815–1820 и 1820–1825 годы.

Период между 1801 и 1807 годом — это время колебаний и нерешительности во внутренних делах и крушения планов внешнеполитических. Две основные идеи, которые доминировали во время правления Александра, — введение конституции и освобождение крепостных крестьян — обсуждаются в этой книге. Новый царь истребовал и получил предложения по поводу фундаментальной реформы правительственной структуры и крепостного права, но на практике, кроме реорганизации центральных государственных учреждений, сделал немного (см. гл. 3). Казалось, ему постоянно не хватало уверенности, чтобы продолжать начатое. Отсутствие точного плана и последовательного подхода к разрешению этих проблем было помехой реформам как в самой России, так: и в ранней заграничной политике Александра (см. гл. 4). В это время Россия не имела достаточной военной силы, чтобы быстро победить Наполеона, или политического влияния, чтобы настроить против него все содружество. У Александра были грандиозные планы для поддержания европейского мира и для основания новых форм европейской организации, но ни военная сила, ни дипломатические отношения не могли помочь ему утвердить эти взгляды перед противником и перед союзниками. Его первая встреча с наполеоновскими приемами ведения войны обернулась настоящим бедствием. Русская армия с Александром во главе была унижена в битве при Аустерлице в 1805 году, далее следовало поражение при Фридланде в 1807 году. Тогда Александру пришлось признать превосходство французской армии и необходимость Тильзитского мира.