Михаил Шпагин - Почтовый феномен

• Название: Почтовый феномен
• Автор: Михаил Шпагин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Альбомы для коллекций выпускались уже с 1862 года. Но способы крепления марок в них были не менее варварскими, чем бродвейские гвозди. Марки приклеивали к листам наглухо. Иногда желанный экспонат покрывали слоем декстрина и сверху - для пущей прочности. Разумеется, о том, чтобы извлечь замурованную марку, не могло быть и речи: переместить ее на другое место оказывалось невероятно сложным делом.

И тогда были изобретены наклейки. Привились они не сразу. В 1869 году один из английских филателистических журналов опубликовал инструкцию по пользованию ими, а другой вышел в свет с необычным приложением: к странице каждого экземпляра с помощью наклейки была прикреплена настоящая марка. И тем не менее, например, российский император Александр III предпочитал связывать знаки почтовой оплаты пачками и держать в коробочках, помещавшихся в ящиках письменного стола. Не потому ли, что наклейки начали широко распространяться лишь гораздо позже - в восьмидесятых годах?

Но до этого пока далеко. А рассказанного вполне достаточно, чтобы убедиться: собирательство уступило место осмысленному, совершенствующемуся процессу. Именно в шестидесятые годы филателисты получили признание в пестром мире коллекционеров. У них появились свои общества, пресса и справочная литература. Не хватало, пожалуй, только выставок. Первая была организована в Дрездене врачом-гомеопатом Альфредом Мошкау в 1870 году. Здесь демонстрировалась единственная (его же) коллекция, насчитывавшая 6000 марок. Цифра по тем временам весьма внушительная. Но можно считать, что еще раньше, в начале десятилетия, которому тут заслуженно отведено столько места, уже существовала своеобразная выставка фальшивых марок. Она возникла по прихоти Д. Палмера, одного из первых лондонских торговцев маленькими картинками. Его вулканическому характеру в сочетании с живописными усами и бородой мог бы позавидовать опереточный злодей. На самом же деле он был человеком честным и объявил энергичную войну мошенникам, пытавшимся подделывать марки. Каждый попавшийся ему на глаза фальшивый экземпляр незамедлительно приклеивался на стены конторы - посетителям на обозрение и поучение. Говорят, что Палмер был слишком придирчив, самоуверен, поэтому в калейдоскопе пригвожденных к "позорному столбу" фальшивок встречались и подлинные марки. Но как бы то ни было, познакомиться с необычной выставкой приходили многие - и ради любопытства, и чтобы впредь меньше попадаться на удочку мошенникам...

Только, пожалуйста, не думайте, что путь филателии в чрезвычайно важные для ее становления шестидесятые годы был усыпан одними победами и открытиями. Случались и неудачи, находились и враги, да какие! Один из них в 1864 году (том самом, в котором Жорж Эрпен предложил слово "филателия") опубликовал следующую, достойную внимания мысль: "Пока мы с уверенностью не будем знать необходимость и истинную цель, с которой ищут и собирают гашеные почтовые марки, до тех пор будет основание считать, что это делается с противозаконной целью". Несколько ранее тот же человек публично призывал, опять ввиду логической необъяснимости увлечения, просто-напросто уничтожать гашеные марки - ненужные вещи.

Пора открыть читателю, кто же был этот гений неведения и демон уничтожения. Оба выступления принадлежали Вандалу - да-да, такова была фамилия генерального директора французской почты.

КЛАССИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ

Немножко воображения - и мы с вами опять в Лондоне, в гостях у заядлого филателиста. Пока хозяин готовится продемонстрировать нам свое сокровище, гид доверительно сообщает:

- О, у него отличная коллекция! Сами сейчас убедитесь.

На столе появляются альбомы. Осторожно переворачиваем их страницы и везде встречаем одну и ту же марку - однопенсовую темно-розовую выпуска 1858-1864 годов. Полчища юных темно розовых королев, которым нет никакого дела до нас, привычно и чуть загадочно смотрят куда-то вдаль.

Королевы схожи как две капли воды, а вот марки, как мы вскоре замечаем, отличаются друг от друга. По углам на каждой из них стоят латинские буквы в различных комбинациях. Гостеприимный хозяин вручает нам лупу и предлагает повнимательнее взглянуть на рамки. Мы видим, что местами орнамент прерывается, чтобы уступить место цифрам - от 1 до 220. Это номера пластин, с которых печатались экземпляры.

- Сколько же всего разновидностей у этой марки? - невольно вырывается у одного из нас.

- 28 992, - охотно отвечает владелец коллекции и, довольный произведенным эффектом, продолжает: - Поверьте, собрать их все очень нелегко. Одних разновидностей больше, других - намного меньше. Марки с разных пластин ценятся неодинаково, иногда в десятки тысяч раз дороже!

Перед нами одна из так называемых специализированных коллекций. В их основе лежит хронологический принцип систематизации в сочетании со стремлением представить все существующие разновидности.

Первые филателисты действовали с мировым размахом. И неудивительно: ведь, например, с 1840 по 1860 год было выпущено всего 913 марок. По мере того как число их увеличивалось, пришлось ограничиться несколькими странами, затем - одной. Появились специализированные и исследовательские коллекции, охватывающие определенные отрезки времени, и даже отдельные выпуски.

Несмотря на то что о филателии писали, как о модном поветрии, которому одинаково подвержены дети бедняков, седовласые миллионеры и коронованные особы, она привлекала, по сравнению с нынешним временем, очень немногих коллекционеров. Например, первое заседание Московского общества собирателей почтовых марок, состоявшееся в сентябре 1883 года, собрало лишь двадцать человек. И тон в филателии задавали, конечно, не бедняки. Говорят, что член английского парламента Томас К. Тэплинг владел второй по богатству коллекцией в мире. Третьей - сын ювелира, петербуржец Фредерик Брейтфус. Первая же принадлежала знаменитому и непревзойденному Филиппу ля Ренотьеру де Феррари.

Итальянец по рождению, парижанин по месту жительства, он происходил из потомственной банкирской семьи. Марками Филипп увлекся в детстве. Мать, герцогиня Галлиера, охотно водила сына к торговцам филателистическим товаром и приобретала всё, что его интересовало. Она могла не экономить: треть из полученного впоследствии Филиппом Феррари родительского наследства в 300 миллионов крон составляли деньги герцогини.

Коллекция банкирского сына неустанно пополняется. И вот у него уже есть постоянный поставщик, со временем он становится ее смотрителем. Марки хранятся в двух комнатах дома, где живет Феррари. Им было бы тесно в альбомах, поэтому, прикрепленные в два ряда к плотным бумажным листам гашеные и, отдельно, негашеные, миниатюры располагаются в гнездах, на которые разделены полки многочисленных шкафов, опоясывающих стены. Каждый лист упакован в два бумажных конверта, у него - свои шкаф, а в нем своя полка и свое место в гнезде. На самых верхних полках помещались дубликаты.

Финансист уживался в Феррари со знающим, увлеченным филателистом. Содержимое верхних полок не предназначалось для продажи, только обмен. В поисках недостающих экземпляров Феррари часто выезжал за границу, охотно знакомился с крупными и мелкими марочными торговцами, поддерживал связь с опытными филателистами. (Некоторые из них получили постоянный доступ к его коллекции). Никогда не упускал возможности пополнить и освежить запас знаний. Всё это вкупе со свойственной выдающимся коллекционерам тонко развитой интуицией сделало его непревзойденным специалистом.

Однако известный финансист боялся известности филателиста. Публиковал он свои интересные и глубокие наблюдения чрезвычайно редко. Избегал всяческой рекламы и предпочитал оставаться для читателей таинственным "мосье Ф. из Парижа" или же просто "обладателем парижской коллекции". Кроме нескольких избранных филателистов, в заветных комнатах бывали единичные друзья.

В конце концов финансист подвел коллекционера. Феррари проникся германофильскими настроениями и незадолго до первой мировой войны в пятый раз сменил гражданство, стал подданным кайзера. С первыми же залпами пришлось перебраться из Парижа в оставшуюся нейтральной Швейцарию. Кое-что из марок удалось забрать с собой, но большая часть их осталась во Франции, в австрийском посольстве.

Феррари умер, так и не дождавшись конца войны. Его завещание было оглашено уже в мирные дни. Коллекцию предстояло передать Берлинскому почтовому музею. Но радость работников музея была преждевременной: уязвленное французское правительство решило продать собрание, а выручку включить в сумму выплачиваемых побежденной Германией репараций. 14 аукционов с 1921 по 1925 год принесли около 30 000 000 франков, что составляло 402 965 фунтов стерлингов или 1 632 524 доллара. Такая выручка потрясала воображение, о ней взахлеб писали газеты всего мира, переводя сумму из одной валюты в другую. Спустя несколько лет наследники Феррари продали и те марки, что оказались в Швейцарии. Уникальная коллекция перестала существовать, растворилась в мировом филателистическом океане.