Виталий Орехов - Демиургия (сборник)

• Название: Демиургия (сборник)
• Автор: Виталий Орехов
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0149-8

В данный сборник вошли рассказы В. Орехова. Многие из них предстают на широкий взгляд публики впервые, и по-новому открывают для читателя возможности заглянуть вглубь себя и других людей, и, возможно, увидеть самую суть человеческого бытия – найти ответ на вопрос. И самое сложное – вопрос этот сформулировать.

---

– Ah, Herr Iljin1, – с воодушевление заметил библиотекарь-администратор, – Wir haben uns lange nicht mehr gesehen. Sie hatten wohl viel zu tun, nicht wahr? Ja, ich verstehe, ein beschäftigter Mensch hat keine freie Zeit… 2Библиотекарь был типичный бюргер, швейцарец до мозга гостей, всегда обходительный, всегда любезный, но никогда ничем всерьез не интересовавшийся, как и все швейцарцы.

Посетитель не имел особого желания говорить, однако, ему необходимо было соблюсти все правила европейского приличия, поскольку постольку ему необходимо было жить здесь пока и работать.

– Ja, wissen Sie, ich habe für einige Zeit wegfahren müssen, wie Sie schon bemerkt haben, dienstlich… 3– на прекрасном немецком ответил иностранец.

– Нoffentlich nicht nach Russland? 4– как будто бы даже и испугался швейцарец, хотя ему, конечно, было абсолютно все равно, где был Herr Iljin, хоть на краю света.

– Nein, nein. Mit einer Reise nach Russland muss ich auf einige Zeit noch abwarten. Aber es gibt doch in dieser Welt andere schöne Orte, nicht wahr? Ich habe einige Zeit in München verbracht, dort betrieben meine Freunde ein wichtiges Geschäft, und ich musste einfach Ihnen helfen. Und dann fuhr ich nach Zürich, ich musste eine Bank besuchen. Finanzen spielen jetzt… Also, Sie verstehen wohl, welche Rolle jetzt die Finanzen spielen…. 5– Русский собеседник взглянул на стеллаж, стоящий неподалеку, – M—m-m… ich sehe, Sie haben neue Periodika erhalten?6

– Die dort? Ah ja, die haben unsere russischen Freunden mitgebracht, Sie dürfen sie durchblättern.7

– Durchblättern… Durchblättern… – cначала как будто заинтересовался Herr Iljin, – Ja… Ah nein, danke, ich bin an Ihnen eigentlich aus anderem Anlass vorbeigekommen.8

– Was könnte ich für Sie tun? 9– спросил наконец-то библиотекарь то, что он говорит по сотне раз в день, и всегда с улыбкой, и всегда безразлично.

– Ich brauche das Werk Jean Batist Sejs «Der Katechismus der politischen Ökonomie». Anscheinend ist so der Titel seines Werks, wenn ich mich nicht täusche, aber so was kommt sehr selten vor…. 1831.10

Библиотекарь-администратор пошел к шкафчику с карточками посетителей библиотеки. Он немного порылся там и вышел с несколько разочарованным лицом к русскому посетителю Цюрихской публичной библиотеки.

– Ich furchte, ich habe Ihre Lesekarte nicht, Herr Iljin. Haben Sie bestimmt keine Literatur auf dem Abonnement?11

– Wieso?… – как бы очнулся русский, он долгое время не спал и иногда впадал в небытие, как и все уставшие люди, – Ja, natürlich habe ich etwas, machen Sie sich bitte keine Sorgen, alles ist in Ordnung, ich kehre die Ihnen später zurück, bei mir liegen einige Bände von Engels, einige von ihnen habe ich sogar mit, aber ich benötige sie vorläufig. Würden Sie bitte die auf Herrn Uljanow, Wladimir Uljanow notieren. Ich bringe sie zurück, Sie wissen schon, ich gebe alles immer zurück.12

– Offen gestanden erlauben unsere Regeln so was kaum, aber unter Berücksichtigung Ihrer Pedanterie, können wir eine Ausnahme für Sie tun. Wir kämpfen doch für das Komfort unserer Kunden. Ihren Pass, bitte…13

– Ja, sicher, und rechtschönen Dank.,14 – сказал Владимир, протягивая паспорт.

– Gut. Sie müssen einige Zeit warten, nehmen Sie bitte Platz.15

Владимир присел в мягкие кресла. Его очень клонило ко сну, но он вполне еще мог держаться некоторое время. Пока он ждал, он наблюдал за суетящимся швейцарцем, который был со всеми столь же любезен, как и с ним несколько минут назад.

– Herr Uljanow, haben Sie Sej bestellt? Hier, nehmen Sie. Den Weg in den Lesesaal kennen Sie schon…16

Ульянов (Ильин) взял книгу и отправился в читальный зал. Здесь он был уже далеко не первый раз и знал библиотеку как свои пять пальцев. Он присел за свободный столик, достал перо, чернильницу и тетрадку и принялся записывать, сопоставляя с принесенным им Рикардо.

«Так,…, – мыслил Владимир, читая Сэя – Производитель, который думал бы, что его потребители состоят не только из тех, которые сами производят, но и из многих других классов, которые материально сами ничего не производят, как, например, чиновники, врачи, юристы, духовенство и прочие, и вывел бы из этого то заключение, что есть еще и другие рынки, кроме тех, которые представляют лица, сами производящие что-нибудь, – производитель, рассуждающий таким образом, доказал бы только, что он судит по одной внешности и не умеет проникнуть в сущность дела. В самом деле, вот священник, который идет к торговцу, чтобы купить себе эпитрахиль или стихарь; ценность, которую он несет в лавку, это сумма денег. Откуда он взял ее? От сборщика податей, который получил ее от плательщика их. Откуда же взял ее плательщик налога? Она произведена им самим. Cамим ли? Эта самая ценность, произведенная плательщиком налога и примененная на деньги, а потом переданная священнику, и дала ему возможность сделать свою покупку. Священник стал на место производителя, а производитель мог бы и сам на ценность своего продукта купить если не эпитрахиль или стихарь, то какой-нибудь другой, более полезный для себя продукт. Что же на этот счет полагает Рикардо, ну-тка, взглянем,… ага, вот-вот, именно это и нужно, но почему тогда Маркс полагает об изменении природы продукта для нетрудовых классов? Необходимо принять его мысли, как верные, да-да, как верные, и с их точки зрения критиковать все остальное, хотя в данном случае критиковать не приходится.… Продукт, продукт… На практике еще не было никогда такого примера, чтобы какая-нибудь нация была совершенно лишена продуктов, которые она могла бы производить и потреблять. Но мы можем мысленно распространить последовательно на все продукты то, что наблюдали над некоторыми из них. За известными пределами трудности, которые сопровождают каждое производство и обыкновенно преодолеваются производителями, возрастают в такой быстро увеличивающейся пропорции, что превосходят удовлетворение, доставляемое пользованием таким продуктом. И тогда можно произвести какую-нибудь полезную вещь, но ее полезность не будет стоить того, во что она обошлась, и не будет удовлетворять существенному условию всякого продукта – чтобы ценность его по крайней мере равнялась издержкам его производства. Если труд 30 дней может прокормить работавших только в течение 20 дней, то невозможно продолжать такое производство: оно не побуждало бы к деятельности новых лиц, которые вследствие этого не увеличивали бы спроса на новую одежду, на новые жилища и т. д. Так, так, вот это стоит отметить, хотя, вроде, у Курно похожая мысль была, нет, там не так, там об обеспечении аппарата, Курно – дурак, капиталист, у него не так, у него про полезность как про благо… благо,… Производство зависит от полезности как А от В в пропорции и измении, в зависимости от показателя Q – рабочей силы, Q, вот это странно всего лишь Q – рабочая сила, какой-то коэффициент в формуле благ, да, так ведь и есть… Так и есть»

Вдруг его мысли прервались… «Ну вот зачем ты сейчас Курно дураком назвал?» – перед ним стоял молодой человек, собирающийся присаживаться с другой стороны стола. Он был одет в русскую арестантскую шинель, на вид ему было лет двадцать, глаза его, однако, выражали вселенскую мудрость. Владимир Ульянов никогда не видел таких глаз.

– Entschuldigung…, то есть, Вы по-русски говорите,.. Извините, мы, разве, знакомы? – непонимающе смотрел Владимир на незнакомца.

– Не узнаешь, что ли? А леталки в деревне не помнишь? Я ведь еще приезжал к Вам, ух как мы играли… Леталки-то, леталки… Не помнишь, что ль?

– Но…, но, – на лице Владимира появился ужас, – это-то-го никак не может быть-ть. Я помню, я все помню, восемнадцать лет уже как, как же так?

– Ну вот так… – как-то даже смущенно ответил арестант.

– Саша? – очень недоверчиво посмотрел прямо в глаза брату Ульянов.

– Ну, признал наконец, я уж думал, уходить придется, не признает уж, думаю. – Он улыбнулся, – а нет-таки, признал, брат, признал. Могу даже крикнуть. – И он громко закричал: «Меня брат признал, ура!!!»., – Да, давненько не кричал так, еще со студенчества.

– Постой, но, как же так? Как? Ты же…, м,… тебя же,… еще, тогда,… восемнадцать лет назад… тебя и еще троих,… я помню, тебя…

– Ну так и скажи, повесили. Что ты все не решаешься никак, Володя?

Теперь у Владимира появилось время лучше разглядеть брата. Он сидел перед ним как и тогда, он сам не видел, но ему рассказывали. Их завели на плац, они взошли на виселицу, отказавшись от священника, им надели на голову черные мешки, надели петли, и открыли яму. Все было очень просто, и Владимир сотни раз представлял это все. Именно таким он представлял брата, таким он и сидел здесь рядом с ним. В арестантской шинели, небритый, но при этом он не оставлял впечатления небрежного человека, волосы были аккуратно заглажены, лицо даже как будто вымыто было. Но это был его брат, брат, повешенный в мае 87—ого, вот что было самое странное.

– Как же так? – спросил Владимир брата, – Ты что, видишься мне?

– Тут есть три варианта, Володя, выбирать тебе. Вариант номер один: я пришел к тебе после смерти, чтобы сказать что-то важное, за какой-то целью, о которой известно мне и еще Богу, в которого, если ты выберешь этот вариант, тебе непременно придется поверить. Ты ведь не объяснишь привидение с помощью диалектического материализма, ведь так? Или объяснишь? Да, нет, с помощью философии тебе тут далеко не уехать. Вариант второй, самый простой, на мой взгляд, но тут бы я тебе бритвой Оккама пользоваться не советовал, можешь порезаться, так вот, сам вариант: ты сошел с ума. Видишь как просто, один заучившийся до сумасшествия русский революционер говорит в Цюрихской публичной библиотеке сам с собою. И наконец, третий вариант, несколько похожий на второй: за последнюю неделю ты спал в общей сложности не более двух ночей и у тебя легкое помутнение нервов, вызванное бессонницей и постоянным чтением экономической литературы. Ты ведь любишь думать, вот и решай, почему я здесь.