Владимир Шпаков - Билет без выигрыша

• Название: Билет без выигрыша
• Автор: Владимир Шпаков
• Жанр: Русская классическая проза

---

От огня пластиковый корпус начал плавиться, и вскоре повалил едкий черный дым.

- Вот, блин, навоняли! Когда Васька горел, и то меньше вони было!

Реплику подал мужик в форменной железнодорожной тужурке, чтобы тут же выслушать возражение женщины с перевязанной платком щекой:

- Ну сказал! Когда Васька горел, по-другому воняло! Человек по-особому горит!

- Ага, как дерьмо, то есть кизяк! Эй, Рустам, видел, как горит кизяк? Вы там в степи, наверное, его как топливо используете? Да плюнь ты на этот чемодан, лучше выпей с нами!

Рустам вытер тюбетейкой лоснящуюся физиономию, подошел к нам, но пить отказался.

- Ну извини, дури твоей любимой сегодня нет! А ты будешь? Ты, я вижу, новенький. Откуда? Из Питера?! Надо же: как Васька покойный!

- Васька из Луги был! - опять возразила женщина. - Это за сто километров от Питера!

- А какая, на фиг, разница? Гореть все одинаково будем... Ладно, на, выпей! Был бы из Москвы - не дал бы, честное слово, не люблю здешних козлов!

Прихлебывая вонючий портвейн, я слушал про пьяного вусмерть Ваську, что глубокой ночью, когда все спали, вкатился в костер и, задохнувшись от дыма, стал гореть; кто-то проснулся, кинулся вытаскивать, а нечего, уже не человек - головешка! Об этом говорилось увлеченно, с подробностями, дескать, на нем такая же черная тужурка была, так от нее одни блестящие пуговицы остались! А вот когда Тузика жарили...

- Тьфу на тебя, козел! - плюнула женщина. - Про это бы хоть не рассказывал!

Рустам что-то угрожающе забормотал, отплевываясь, отчего "железнодорожник" (так я его назвал) расхохотался:

- Глянь, и этот чурек чего-то вякает! Мудило необразованное! Если вы там одних баранов жрете, то и другие должны? - Меня схватили за руку. - Это Ким его прибил, ну, Тузика, потому что простудился!

- Кто простудился? - пробормотал я. - Тузик?

- Какой Тузик?! Ким, кореец, в прошлом месяце тут болтался, а потом в Сибирь умотал! Собачатина - она же, по их понятиям, от простуды лечит, да что там - туберкулезных на ноги ставит! Вот Тузику и настал капец... А главное, я тоже тогда кашлял сильно, и этот черт узкоглазый говорит: давай собака кушать, сразу будешь здоровый! Сказано - сделано. Потом вот этих придурков угощали, и никто даже не догадался!

- Тьфу! - опять сплюнула женщина.

- Чего тьфукаешь-то? Жрать-то жрала, только за ушами трещало!

- Ага, жрала! Чуть не блеванула, когда сказали про Тузика!

Чувствуя, что тоже готов блевануть, я залпом влил в себя портвейн и двинулся в темноту.

Длиннющий подземный переход был пуст, будто прямая кишка, очищенная клизмой. Лишь я, одинокий кусок материи, плыл в этой пустоте, на финише пищевода города-кита, который никак не мог от меня освободиться. "Ага! сказал я себе, увидев впереди три... нет, четыре фигуры. - Вот эти и освободят! Так освободят, что..." В голове завертелось что-то про четверых, что поднимались по лестнице, держа обувь в руках. У этих, правда, обувь была на ногах, зато один держал руку в кармане - зачем?! "И вот тут случилось самое ужасное: один из них, с самым свирепым и классическим профилем, вытащил из кармана громадное шило с деревянной рукояткой..." Фигуры приближались, лица обретали черты, и ничего хорошего эти черты не обещали.

- Нет, - остановившись, сказал тот, что с рукой в кармане. - Не он!

- Точно не он? - недоверчиво спросил спутник. - Тогда идем искать.

О, бедный "он", не дай бог, ты встретишься на их пути - очень я тебе не завидую! Кишка тоннеля между тем выдавила меня, я глотнул свежего воздуха и вскоре опять услышал на удивление знакомый голос, призывавший редкую ночную публику попытать счастья в лотерею. Голос уже давал петуха (еще бы: столько времени орать!), но аргументы не менялись: кто не рискует, господа, тот не пьет и не ест! И вообще - что наша жизнь?! Игра! Я мысленно согласился, решив-таки сыграть на жалкие гроши, что позвякивали в кармане. Я ведь тоже мог, в принципе, сгореть, стать "футбольным мячом" для лихих ребят или оказаться зарезанным шилом с деревянной рукояткой, так что в сравнении с этими ставками проиграть мелочь - это мелочь.

Но вначале надо было отдохнуть, потому что ноги предательски подгибались. Не ходите, дети, в Азию гулять! Живите в Европе, на родном Ленинградском вокзале: тоже местечко не подарок, к примеру, сумку могут увести, зато здесь тузиков не жарят на кострах! Вот и коробочки картонные, на которые можно присесть! Не возражаете, мадам? Сидевшая на раскладном стульчике тетка с мясистым лицом смотрела на меня как-то странно, но молчала, что я принял за согласие. Коробка слегка продавилась, потом почувствовалось что-то плотное. И замечательно: хорошее местечко для отдыха! Я курил, тетка продолжала странно смотреть, и тут... "Вот шайтан-арба!" подумал я и, вскочив, раскрыл коробку. Там лежало маленькое тело: свернутое калачиком, в рубашке и штанах, оно посапывало во сне (слава богу!) и, как я понял, даже не проснулось, когда я присаживался.

- Сиротки... - хрипло проговорила тетка. - Никому не нужны, только я их пригреваю...

Употребленное множественное число заставило с подозрением оглядеть стоящие рядом коробки. Я раскрыл соседнюю: то же самое, только ребенок не лежит, а сидит, спрятав белобрысую голову между колен. В третьей же коробке обнаружились тонкие косички на девичьей щеке...

- Опять, Зинка, за свое?! - закричали из окошка ночного ларя. - Опять детишек воровать подучаешь?! Погоди, я вот сейчас милицию вызову!

Выскочившая женщина в белом халате замахнулась на мясистую полотенцем, потом кинулась к коробкам.

- Сироток пригрела, - хрипела тетка. - А меня ж и ругают! Правильно говорят: не делай добра, не получишь зла!

- Нет, вы посмотрите на эту заразу! Добро она делает, надо же! "Сникерс" купит, а потом воровать посылает этих бездомных!

- Мы не бездомные, - пробормотал белобрысый, зевая. - Мы просто из дому сбежали... И вообще - чего вы тут орете? Дайте поспать, башка болит!

Женщина потрогала его голову и тут же отдернула руку.

- Господи, да он же горит весь, его в больницу надо! Эй, Саш! Сашка, мать твою, брось эту дурацкую лотерею, иди сюда!

Пребывая в ступоре, я не сообразил, что имя - тоже знакомое и что при желании я мог бы вспомнить, как "лотерейный" голос когда-то читал: "И выезжает на Ордынку такси с больными седоками..." "Ну вот скажи, - удивлялся затем Сашка Климов, - почему с "больными"? С какой радости? А вместе с тем чувствуешь, что именно это слово нужно и никакое другое! Потому что Бродский - гений!" Читались и плоды собственного вдохновения, только сейчас, понятно, было не до стихов литинститутского приятеля и собутыльника.

Сашка тоже меня не узнал: он внимал хозяйке ларя, мол, сбегай к телефону, вызови "скорую", а я пока твои билеты постерегу! Узнавание состоялось позже, когда врачи были вызваны, а Зинка получила-таки полотенцем по морде.

- Правильно, но бесполезно! - говорил Климов спустя полчаса, разливая за встречу. - Я тут и не такое видел: вначале волосы дыбом, а потом привыкаешь. Ты вот сказал, издательство пропало? Ерунда, тут недавно вагон пропал, причем с проводниками, - не нашли! Зато нашли противопехотную мину в камере хранения, хорошо, без взрывателя! В общем, "довели страну до ручки, дай червонец до получки"! Бродский - гений, давай за него!

В плексигласовом цилиндре лежали кучкой билеты: я машинально крутил цилиндр, и виртуальное счастье в виде блестящих прямоугольников перекатывалось передо мной, создавая иллюзию беспредельных возможностей. Здесь Жора обретал верную супругу, с пачкой заработанных денег возвращался домой Иона, а Сильвия в компании с Богданчиком ела вареники, а потом они вмести чего-нибудь "спивали". А я тут есть? Ну конечно: вот он, нашедший, наконец, издательство и заключивший очень выгодный договор! Вытащив счастливый билет, Малеев уезжал в свой Устюг, и Дед Мороз журил его: что ж ты старика позоришь? Не воруй больше, а то заморожу, на фиг! А Сашка получал Нобелевку, и вот уже его цитируют молодые поэты, а он только автографы раздает...

Увы, хозяин счастливой кучи имел впалые щеки, был небрит и снимал комнату где-то в Бирюлеве, причем вскоре его должны были оттуда согнать. По окончании Литинститута он работал сторожем дачи в Переделкино, торговал книгами на Новом Арбате, дошло до того, что читал в переходе стихи Асадова (за Бродского, сказал Сашка, плохо подавали). Несколько раз порывался уехать домой, на Алтай, но там разве лучше? Издательства, где он пытался издавать сборники, тоже исчезали; и жена исчезла, не выдержав жуткого темпа московской жизни, и остался только этот гребаный вокзал и эта траханая лотерея...

- Не хочешь, кстати, билетик? "Жизнь - она как лотерея. Вышла замуж за еврея"...

- Знаю: Бродский - гений. Но у меня, наверное, на твой билет не хватит.

- Тебе - по дружбе - бесплатно!

Вытащенный кусочек пластика игриво поблескивал, обещая горы райского блаженства, но, когда я стер защитный слой, взгляду открылось: "Билет без выигрыша". Вот она - Москва в чистом виде. Свесив живот через пояс кольцевой дороги, Москва наскоро припудривается и смотрит на бегу в зеркало: ладно, сойдет! Потом навешивает сбоку короб и, как приснопамятный сеятель, щедрой рукой раскидывает лотерейные билеты - берите, не жалко! Отталкивая друг друга, приехавшие на девять вокзалов жадно хватают брошенное, затем судорожно стирают защитный слой: что под ним? Хрен на блюде! - гогочет столица и топает дальше, кидая в "бразды" фиктивное счастье...