Алла Полянская - Право безумной ночи

• Название: Право безумной ночи
• Автор: Алла Полянская
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74902-7

Ольга твердо решила свести счеты с жизнью. Все равно в ней нет никакого просвета: бесконечные проблемы дома и на работе, дети выросли, и она перестала быть им нужна, а самое главное — неожиданно настигшая ее несчастная любовь. Как она ни старалась, Виталий Марконов видел в ней всего лишь друга… От последнего шага вниз с моста ее удержал какой-то бородатый грубиян на внедорожнике. После этого Валера незаметно вошел в ее жизнь и легко справился со всеми проблемами. Вот только он не мог предвидеть, что в машину новой знакомой подбросят взрывчатку и погибнет главный бухгалтер фирмы, где она работала. А потом Ольгу еще раз попытались убить… Никто, кроме нее самой, не вправе определять, жить ей или умереть! Но как узнать, кто и почему на нее покушается? Она хотела разобраться во всем сама, как привыкла, однако у Валеры оказались на этот счет совсем другие планы…

---

— Не понимаю я этого.

— Да тебе-то и не понять, конечно. Ты живешь ради детей. Вот интересно, ради себя ты когда собираешься жить?

Моя жизнь «для себя» закончилась, когда погиб Клим. Какое тут «для себя», когда на руках двое малышей, нет работы, нет денег, нет опоры. А потом с работой наладилось вроде бы, да если потерять ее, что дальше?

А потом появился Марконов, но пожить для себя у меня не вышло, потому что Марконову я не нужна в этом качестве. А раньше мне не встречался мужчина, с которым я хотела бы просыпаться по утрам. А просто так, «для здоровья», я не умею, мне это немыслимо.

— Вот мальчишки встанут на ноги…

— Да они уже встали, а ты их все детьми считаешь.

— Вот родишь своих, поглядишь, как будешь считать.

— Это аргумент. Мальчишки отца не помнят совсем?

— Говорят, что немного помнят. Ну, что-то, возможно, и помнят — Клима убили, когда им было по три года, я, например, помню себя с еще более раннего возраста, они, возможно, тоже такие, а потому, скорее всего, помнят — урывками, конечно. Но больше фотографии остались, где он с ними, видео… Они знают, каким был их отец. Другого такого на свете не было.

— Кем он был?

— Неважно, кем он был. Важно то, что он был прекрасным мужем и хорошим отцом. И с ним я не боялась завтрашнего дня. Он обеспечивал свою семью, он… В общем, это долгий разговор. И когда его не стало, нам пришлось несладко.

— Я понимаю.

— Тут Семеныч говорил, тебя ранили?

— Да, идиотский случай. Поехал с приятелями на охоту, и кто-то случайно всадил в меня заряд дроби. Главное, сам-то я не охотник, для меня немыслимо стрелять в животное или птицу забавы ради, но компания старых друзей, знаешь, тут ведь даже не в самой охоте дело, а в общении, вот и поехал. С вечера посидели мы с ребятами — ты понимаешь, дружим-то двадцать пять лет почти, еще с института… У нас вообще выпуск очень счастливый получился, каждый добился успеха в профессии. И пару-тройку раз в году мы все собираемся — типа, на охоту. Отставляем дела, съезжаемся вместе — рыбы наловим, ухи сварим, поговорим, песен споем — как когда-то. Уток этих, которых стрелять положено, никто ни разу так и не застрелил, такая вот охота у нас получается. У меня и ружья нет, я ведь туда езжу пообщаться, но ребята ружья честно привозят, хоть и зря — думаю, специально мажут, никто там никаких уток убивать не собирается, а признаться в этом невозможно же. Я в тот раз Серегу взял с собой — думал, развеется немного брат, ведь совсем погас парень с этими делами на фирме. А он как-то не вписался в компанию — сидел, молчал весь вечер, ну да ладно, это так, к слову. А утром я пальбу услыхал — сплю-то я в машине обычно, палатки для меня коротковаты, а тут сиденье разложишь, и как раз от багажника до руля нормально помещаюсь. Вот я из машины вышел — солнце поднимается, красота, понимаешь, над водой туман, камыш шумит… В общем, попал я под выстрел — получил в спину заряд дроби. Хорошо, что быстро это обнаружилось, то есть нашли меня ребята почти сразу, в больницу доставили, но даже Семеныч ничего не мог сделать с поврежденным легким, часть пришлось удалить. Впрочем, меня это почти не стесняет, хотя не могу находиться там, где курят и где дымно. Но это дело поправимое.

— А детей чего не завел?

— Потому что дурак. Женился по любви, а в жены взял в аккурат такую же фифу, как моя мать. Тоже — подружки, салоны, шопинг… Я думал — заведем детей, она осядет маленько, попустит ее с этими закидонами, ан нет. Каких там детей, надо для себя пожить, что ты говоришь! В общем, попал в извечную ловушку: женился на гладкой красивой кукле, абсолютно пустой. Теперь она истерит, требует, чтобы я продолжал ее содержать, но это смехотворно.

— Где вы только берете таких баб!

— Да ведь как думалось — молодая, красивая, стройненькая, неглупая. А что там с изнанки, то вылезло уже в процессе жизни.

— Потому что думать головой надо, а не членом.

— Согласен. Но так уж устроены мужики. Пока мордой в грязь не ткнутся, ничего не поймут. Не все, конечно, — я знаю множество отличных пар, но многие.

— Ладно, я спать. Устала что-то…

— Конечно. Пока я здесь по хозяйству сам управлюсь, а ты отдыхай, Семеныч велел тебе не напрягаться.

Надо же, заботливый какой.

Мне очень хочется позвонить Марконову, но я не буду. Он терпеть не может, когда ему мешают, и всегда звонит сам — когда ему удобно. Но мне очень хочется хотя бы услышать его, не то чтоб увидеть… Где-то он далеко, в теплой Испании, сидит на террасе, курит свои сигареты и пьет чай. И нет ему дела ни до чего, что не вписывается в его картину правильного мира. И он мне не звонил — один раз только, несколько дней назад, и все. Словно и нет меня для него. А может, и нет.

Я снова прислушиваюсь к себе — нет, ничего не болит. Так, небольшой дискомфорт из-за довольно свежей раны, но это должно пройти. А так, безусловно, все как надо — кроме Марконова. И мысль о том, что он сейчас обхаживает какую-то длинноногую загорелую красотку, делает меня несчастной. Ему нужна женщина-кукла, без прошлого, без настоящего, без проблем и без своих мыслей. Так, игрушка, которую можно на время отложить, потом снова снять с полки. Конечно, я не такая, если даже не учитывать мои почти сорок лет и жизненные реалии. Но это я люблю его, а не та пресловутая красотка.

— Ты спишь?

Вот неугомонный!

— Нет, а что?

— Да так, ничего. Просто не спится, вот думаю — загляну к тебе, поболтаем. Можно?

— Ну, наверное, можно…

Для меня это нехарактерно, и такая ситуация настолько необычна, что я не знаю, как на нее реагировать. А потому просто не буду реагировать вообще.

— Что завтра планируешь?

— Съезжу на работу, покажусь хотя бы.

— Семеныч не велел.

— Да я так, на часик, не больше. Я ведь за столько лет ни разу даже больничного не брала, все на ногах переносила. Приеду, бывало, в офис — температура под сорок, а шефу нужно, чтобы я то-то и то-то, я порошков напьюсь, в кабинете закроюсь — и чай с малиной, липовый. И работаю, на звонки отвечаю — деваться некуда. А вот когда совсем свалилась, тогда шеф как-то понял, что я живой человек.

— Серега неплохой. Папаша, правда, совсем его задавил.

— Не выглядит он задавленным.

— Это потому, что ты не знала его прежнего. Он веселый был, заводной, мечтал стать моряком и плавать по морям-океанам, а потом, видимо, передумал. У нас с ним разница в пять лет, и когда он окончил школу, я уже институт заканчивал и с семейством отношений не поддерживал. Так что не знаю, что на него так повлияло и он решил влиться в семейный бизнес, мы общаться начали в последние лет семь, а до того как-то не могли состыковаться: то я уеду, то у него какие-то дела. Не знаю, что там папаша думает на этот счет, но что-то мне подсказывает, что он этому не рад. Ну, в смысле, тому, что мы все-таки общаемся.

— Ну, и бог с ними. Пусть живут как хотят. Ты же не зависишь от них материально?

— Конечно, нет. Мне платят за издание моих книг за границей, за лекции, за работу в экспедициях — так что его бизнес и его деньги меня не интересуют в принципе.

— Но тебе до сих пор обидно.

— Обидно, конечно. Ведь, как ни крути, это мои родители — а они вот так, без моральных судорог, недрогнувшей рукой просто вычеркнули меня из списка живых. И не за какое-то жуткое преступление, а просто потому, что хотел заниматься любимым делом.

— Я понимаю. Но ты не можешь этого изменить — просто живи свою жизнь, и все. А они пусть живут свои жизни — как считают нужным.

— Я так и делаю, но нет-нет, да и царапнет. Когда в больнице лежал — ведь знали они, что на волоске! И то не пришли.

— Даже мать?!

— И речи нет.

— Ты меня извини, но это не мать. Вот как хочешь, но женщина, родившая тебя на свет, — просто матка на ножках, но никак не мать.

— Грубо, но правильно.

— Грубо было бы назвать ее другим словом, тоже — на ножках, но я ж не ругаюсь дома.

Он вздыхает и замолкает. Загорелый, крепкий, с русыми, стриженными ежиком волосами и небольшими темными глазами, с коротким прямым носом и крепкой челюстью — сидит в моей спальне и молчит.

— Как погиб твой муж? Мальчишки говорили мне — убили его, но как? Я у них не спросил.

— И не надо было. Его взорвали в машине, вместе с моей подругой. Мы сидели в ресторане, вчетвером, мальчишки в коляске-двушке дремали — из-за них взяли отдельный кабинет, собственно — мы же никуда не могли пойти, оставить их было не с кем. А тут случился у давнего друга Клима день рождения, а я Ирку позвала, хотела с Виктором ее познакомить. А у нас с ней были куртки совсем одинаковые — красные такие, из жатки, с мехом по капюшону — модные на тот момент ужасно, Клим сам их нам и привез из Польши, только у меня покороче была и цветом поспокойнее, но это надо было две сразу видеть, чтобы понять, что разные. В общем, Климу позвонили, он говорит — отъеду на часик максимум, а вы меня тут подождите и торт без меня не начинайте. Ирка говорит — подбрось меня до Уральских казарм, мне надо ненадолго, а потом подберешь на обратной дороге. А тут близнецы проснулись, из коляски полезли. Клим говорит: заберу коляску в машину, а то им из-за нее и ходить негде, тесно. И так они вышли — Ирка, Клим с коляской в руках, сели в машину и отъехали, может, метров сто — машина взорвалась.