Лев Толстой - Свет маяка

• Название: Свет маяка
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00088-9

В сборник вошли повести, рассказы, очерки, посвященные морю и морякам. Молодой читатель познакомится с работами русских классиков и советских мастеров художественной прозы, охватывающими значительный период истории отечественного флота.

---

Остается привести короткую выписку из этой статьи:

«Операция катеров проводилась на Каспийском море, на Архангельском фронте и в Балтике, из которых наиболее интересными были: успешная атака лейтенанта Эгара на „Олега“ и последующий прорыв внутрь Кронштадтского порта, когда торпедами были потоплены „Память Азова“, „Андрей Первозванный“ и „Петропавловск“».

Такое заключение очень далеко от истины и напоминает больше рекламу фирмы, чем историческое исследование.

Торпедные катера первое время ошибочно назывались новым оружием, и идея их создания неправильно приписывалась британскому флоту[22]. Что же касается хвастливой лжи в военных реляциях, то и это далеко не ново. Послушаем того же Бремнера и его друзей, когда они сидели не в Лондоне, а давали показания после 18 августа в Кронштадте, предварительно хлебнув полусоленой смеси, которая получается из невской воды и той, что приносится ветром из Финского залива.

7

С рассвета поползли всякие слухи:

— Потоплено не то два, не то три катера, и все «Гавриилом». Англичане атаковали со стороны Питера!

— Из воды выловлено несколько человек. Среди них русский офицер. Он провел катера между фортами!

— А иначе разве решились бы англичане лезть ночью внутрь чужой гавани?!

— На «Азове» погиб один человек. Решил не вылезать из каюты по тревоге. Можно сказать, проспал переход в другой мир!..

И далее в том же духе, вернее, в форме самых различных домыслов, тем более что впечатлений было очень много, а толком никто ничего не знал.

Наступило ясное, тихое и прохладное утро. Небо почти все в облаках высоких ярусов, но с отчетливой видимостью по горизонту не только до Ораниенбаума, но и до Петергофа и Красной Горки.

«Андрея» бережно волокли в сторону доков обступившие его буксиры.

Не успели на «Кобчике» убрать стреляные гильзы и начать большую приборку, как откуда-то пополз новый слух, что скоро с «Гавриила» на берег повезут пленных англичан.

Вот когда сказалась реакция пережитого за ночь! Стихийно, нарушая уставы и инструкции, толпы матросов, кто в чем был, потянулись на Усть-Рогатку и к Петровской пристани в расчете увидеть ночных налетчиков. Черные бушлаты и парусиновые робы показались на стенках всех гаваней и доков, на дорожках порта. Матросы обгоняли друг друга, постепенно образуя сплошную толпу, пробивались к месту подхода катера.

Договорившись с комиссаром, я тоже пошел на Усть-Рогатку. Очень хотел лично опознать сволочь, которая помогала англичанам. Надо сказать, что матросская масса была возбуждена, и возбуждение это все время росло.

Многие писатели, включая классиков, отмечали, что в характере русского воина — ожесточенно драться с врагом, особенно когда он знает, что дерется за правое дело. Но кончается драка, бой или сражение, и русский воин способен сразу отойти, остыть и дать закурить тому, с кем недавно сражался не на жизнь, а на смерть. Дать напиться раненому, перевязать его, начать задушевный разговор почиталось почти обязательным завершением батальных сцен.

Литературная традиция донесла это свойство великой русской души вплоть до 1917 года включительно. Очевидно, в какой-то мере эта отходчивость действительно есть у русского человека. Но не всегда литературная традиция находила себе оправдание в условиях классовой войны. Конечно, было бы дико блюсти эту традицию там, где еще висели не снятые с виселиц советские люди с вырезанными звездами на груди или лежали истерзанные тела после экзекуций контрразведки.

8

В данном случае антианглийские настроения определялись не только нервной реакцией после ночного напряжения и обидным сознанием того, что военная хитрость удалась врагу. Последствия боя были перед глазами всех — подбитый «Андрей», один из двух линкоров действующего отряда кораблей Балтийского флота, и затонувшая плавбаза «Память Азова».

Моряки пока еще не знали того, что стало известно после первого опроса выловленных из воды британских офицеров. Это были важные сведения.

К сожалению, в плен не попали командир отряда командир Добсон и его коллега Эгар, ранее потопивший «Олега», — они оба ретировались в начале боя, предоставив лейтенантам добывать славу и себе и им.

За обшлагом полупальто старшего лейтенанта Нэпира, командующего одной из групп катеров, была найдена непромокаемая карта-план — результат авиафоторазведки, произведенной двумя днями раньше. На этой карте у борта «Памяти Азова» показаны были две подлодки действующего отряда, переход которых к другой стенке враги не заметили, потому-то торпеда попала в борт плавбазы. Торпеда, предназначенная «Петропавловску», прошла вдоль борта через Среднюю гавань и зарылась в иле Лесной гавани.

Первый катер был потоплен, когда он вышел из-за угла Военной гавани, спустился к югу и пытался атаковать дозорный миноносец со стороны Морского канала. Торпеда, выпущенная им, прошла вблизи «Гавриила» и взорвалась о гранитную стенку, стоявшую на ряжах еще со времен Петра Первого. После этого «Гавриил» попал четырехдюймовым снарядом в головной катер, выходивший из гавани. Экипаж следующего за ним был ослеплен горящим бензином, что помогло артиллерии того же дозорного эсминца уничтожить третий катер. До объектов, намеченных английским планом атаки, — батопорт Николаевского дока и крейсер «Рюрик» — остальным катерам добраться не удалось: боясь «Гавриила», они не рискнули выйти из-за угла Военной гавани и ушли, не выпустив торпед.

Возня «шортов» в воздухе была демонстрацией — отвлекала внимание от поверхности воды. Другая военная хитрость тоже удалась и имела большое значение: катера атаковали «Гавриила», идя от Петрограда, откуда их никто не ожидал, и было неясно, почему именно в эту ночь штаб базы допустил, что ворота в Среднюю гавань не закрыты боном, которому вдруг понадобился ремонт.

Итак, при появлении буксирного катера, шедшего с «Гавриила», шумящая толпа моряков не осознавала, что дерзкая операция англичан, по существу, провалилась. Ненависть, с которой моряки ожидали пленных, определялась не только видимыми результатами налета. К этому времени в сердцах советских людей накипела злоба на англичан за высадку и бесчинства на Севере, за поддержку Колчака в Сибири, Деникина на Юге, за соучастие в интервенции на Дальнем Востоке, за захват Баку, за расстрел двадцати шести комиссаров осенью 1918 года, за участие английских дипломатов и агентов «Интеллидженс сервис» во всех антисоветских заговорах, будь то в Ярославле, в Вологде, в Москве или в Петрограде, в том числе на Красной Горке.

Блокада с моря, замыкавшая кольцо блокады на суше, также осуществлялась флотом его величества. И Черчилль продолжал посылать снаряжение, танки, самолеты и боеприпасы всем генералам, которые попеременно возглавляли российскую контрреволюцию на разных направлениях.

Мы лишь за две недели до этого читали в «Правде» слова Ленина: «Если вы слышали о заговорах в военной среде, если читали о последнем заговоре в Красной Горке, который чуть не отдал Петроград, что же это было, как не проявление террора со стороны буржуазии всего мира, идущей на какие угодно зверства, преступления и насилия с целью восстановить эксплуататоров в России и заглушить тот пожар социалистической революции, который грозит теперь даже их собственным странам?» [23]

Вот почему гудящая масса моряков на стенке в Кронштадте не собиралась брататься с англичанами или курить с ними сигареты. Слишком много погибло честных, верных патриотов, коммунистов и беспартийных балтийцев; слишком много было голодных и нищих из-за блокады не только в Котлине и Петрограде, но и по всей России.

9

К моменту подхода катера сквозь толпу решительно протиснулись человек шесть в черных кожаных куртках с портупеями и в фуражках. Нетрудно было догадаться, что они из ВЧК. За ними шел комендантский наряд моряков.

Решительно расчищая место высадки, старший из них все время громко приговаривал:

— Спокойно!.. Товарищи, прошу очистить бон!

Наглый вид британского офицера, сошедшего первым с катера, вызвал довольно мрачную реакцию ожидавших. И хотя эта неорганизованная безоружная толпа англичанам угрожала лишь крепкими словами, все же начальник эскорта встал во главе цепочки из девяти пленных и, вынув из кобуры большой кольт, предупредительно крикнул:

— Товарищи! Спокойно! Этих людей мы должны доставить в госпиталь, а затем в комиссию! Ежели кто сунется, буду стрелять!

И тон и манера старшего чекиста не оставляли сомнений в том, что он будет стрелять, но сохранит порядок. Так было надо. Мрачное ворчание и ругань были единственной реакцией на происходящее.

Вплотную за начальником эскорта, в затылок шел офицер флота его величества в сырой мятой фуражке с кокардой и в полупальто с погонами. И явно по его адресу была пущена реплика: «А хорошо бы сбить спесь с его высокоблагородия!»