Лев Толстой - Свет маяка

• Название: Свет маяка
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00088-9

В сборник вошли повести, рассказы, очерки, посвященные морю и морякам. Молодой читатель познакомится с работами русских классиков и советских мастеров художественной прозы, охватывающими значительный период истории отечественного флота.

---

— Один готов! — прокричал горбоносый офицер.

На горизонте снова загремели тяжелые орудия.

«Страж» и «Грозный» обстреливали город, а город молчал — он был беззащитен.

— Так им в Первое мая! — донеслось с «Пашича», и кто-то захохотал.

— Сволочи! — не выдержал Васька, но Шарапов сказал:

— Молчи!

Пулеметный замок, кажется, налаживался.

Теперь «Пашич» шел к «Советской России» — большому пароходу у внутренней стенки. Винтовочный огонь красных почти прекратился, пулемет белых тоже замолчал.

Боцман «Советской России» один и без оружия должен был отстоять свой корабль. Он бросился отдавать якорь, но чека цепного стопора не подавалась. Он молотил по ней случайно валявшейся на баке гимнастической гирей, а с «Пашича» по нему стреляли из винтовок.

Успеет выбить чеку, успеет отдать якорь — белые не справятся. Не успеет — все пропало. Он молотил изо всей силы и пуль, не слушал. Он был застрелен, но прежде выбил чеку. Всей тяжестью рухнул в воду якорь, а за якорем загремел канат.

Тогда заработал шараповский пулемет. Он пробежал по воде стремительной дугой пены. Он бил по борту, по надстройкам, по людям, и сразу же «Пашич» дал полный ход.

Три снаряда в упор всадили белые в «Советскую Россию». Их пулемет хлестал по всей стенке, они отстреливались из винтовок и револьверов. Это была бессильная ярость. Почти паника. У самых ворот «Пашич» стал кататься во все стороны — вероятно, ранило рулевого. Он чуть не выскочил на волнорез, но все-таки почти чудом попал в ворота, прошел и вывел за собой «Республиканца».

На этом бой был закончен. Шарапов откинулся от пулемета и не спеша выругался. «Респубиканца» увели. Увели со всем барахлом.

Васька вскочил:

— Это все Безенцов! Он, гад, знал! Я до него доберусь! Я…

— Садись, салага, — тихо сказал Ситников. — Зря орешь… дурень!

Он думал так же, как Васька.

Глава вторая

— Строить морскую силу не просто. Не просто, даже когда есть люди и пушки, хорошие корабли и времени сколько угодно. А еще трудней, когда людей не хватает, корабли не корабли, а одна смехота, а времени вовсе нет, потому что противник владеет морем и нападает когда захочет. Первого мая мы получили хороший урок: строй, да посматривай! Так вот, товарищи, мы будем посматривать, а флотилию все-таки построим.

В свободные минуты комиссар Семен Дымов объяснял подробно и вразумительно, но за работой был немногословен. Ходил по палубе «Разина», сутулый, с бледным лицом и негнувшейся правой ногой, и видел все, что его касалось. А касалось его решительно все.

Ваську и Шарапова он принял на корабль в тот же день, когда пришел сам, — назавтра после увода «Республиканца». Безенцову прямо сказал, что думал о его поведении первого мая. Сказал и негромко шлепнул ладонью по столу.

Безенцов пожал плечами:

— Знаю, но иначе поступить не мог. Не повел бы их сам, пошли бы без меня. Такой номер, конечно, не повторится…

— Будьте спокойны, — ответил комиссар и вышел на верхнюю палубу.

Наверху шла приборка. Струя брандспойта разбивалась дождем на брезентовом обвесе мостика, на выставленной за борт шлюпке, на стеклах машинных люков. Щетки с песком терли палубу. Комиссар, уклоняясь от брызг, прошел в нос, где Васька чистил доверенный ему Шараповым пулемет левого борта.

— Смотри, салага, — сказал комиссар, — чтобы не было заеданий, когда он понадобится. Понятно?

— Есть! — ответил Васька.

Он был вполне доволен жизнью: кормили его в меру и вовремя, койку отвели удобную, работу дали хорошую. Гранаты у него отобрали, но вместо них выдали полное обмундирование: рабочее и выходное. Самое маленькое — пятого роста и вдобавок ушитое любителем портняжного дела комендором Туркиным. А главное — относились к нему отлично. Хвалили за бой первого мая и даже подарили матросский нож со свайкой и зажигалку, ему, впрочем, совершенно ненужную.

От всего этого он позабыл о своем партизанском свободолюбии, стал солиднее и, подражая Шарапову, приучился мыться и говорить короткими фразами. Сторожевик «Степан Разин» сделался для него центром вселенной, и к другим судам своего же дивизиона он стал относиться свысока. «Пролетарий» казался ему куцым и нескладным, а «Данай», даром что самый быстроходный, просто никуда не годился: труба облезлая, на палубе всякое барахло валяется, и командир усатый какой-то, вроде Мазганы. То ли дело «Степан Разин»!

Постепенно Васька начал восхищаться даже Безенцовым. Какой ни есть белоштанник, а командир самый настоящий — все дело насквозь видит. Его даже комиссар Дымов одобряет. Никогда против него не говорит.

Васька сильно верил Дымову и, конечно, не знал, что комиссарам в целях укрепления судовой дисциплины надлежит всемерно поддерживать авторитет комсостава. Он вполне искренно сожалел о прежних своих мыслях и поступках. Как его угораздило кричать на Безенцова?

— Так, — сказал Безенцов, и Васька вздрогнул. Безенцов подошел к его пулемету, внимательно со всех сторон его осмотрел и одобрил: — Хорошо надраил.

— Есть хорошо надраил! — звонко ответил Васька, думая, что отвечает по положению. Командирская похвала была для него новостью. Он сиял.

— Работать умеешь, — сказал Безенцов. — Только пулемет не для тебя. Будешь у меня вестовым.

— Есть, — обрадовался Васька, хотя и не понял. — А что делать?

— Прибираться в моей каюте, вещи чистить, на стол подавать. Дело простое.

Васька обомлел. Вестовой, оказывается, был чем-то вроде слуги.

— Лучше не надо, товарищ командир, — вдруг сказал он.

— То есть как так не надо? Не хочешь выполнять приказания?

Устав Красного Флота воспрещал командному составу пользоваться услугами военморов, — об этом Васька уже слыхал.

— Не могу я, товарищ командир. Я теперь военный моряк.

— Ты? — удивился Безенцов. — С каких это пор?

Васька потемнел. Вся его благоприобретенная солидность разом с него слетела. Все уважение к судовой дисциплине и личности командира пошло прахом. Левую руку он засунул за пояс, правую ногу демонстративно выставил вперед.

— Катись, пожалуй!

Тогда взорвался Безенцов. В противоположность Ваське он совершенно побелел и закричал тонким голосом, но сразу осекся. Его взял за плечо комиссар Дымов.

— Почему такое происшествие?

Безенцов с неожиданным спокойствием объяснил:

— Отказ выполнить приказание и, кроме того, хулиганство. Поскольку пулемет для мальчишки — слишком ответственное заведование, хотел мальчишку перевести в вестовые, на что имел все законные основания: он служит по вольному найму.

— Холуем служить не нанимался, — не выдержал Васька.

— Молчи покуда, — посоветовал комиссар. — Дальше?

Безенцов продолжал:

— На приказание при всей команде получил ответ: «Катись!»

Команда, хотя и не вся, смотрела внимательно. Брандспойт перестал качать, и люди оставили щетки. Комендор Туркин выступил вперед:

— Он сперва по-хорошему просился, чтоб не назначали.

Дымов молчал. Команда — на Васькиной стороне, а командир, конечно, сомнительный элемент. С другой стороны: дисциплине нанесен удар… Как в таком случае надлежит поступить комиссару?

— Вот что, — сказал он наконец. — Значит, невыполнение приказа. Для почину тебе десять дней ареста, а больше шуметь не советую. Обломаем, будь спокоен. — И, обернувшись к Безенцову, добавил: — Вестового добудем другого. Этот не годится. Его бы приладить сигнальным учеником. По сигнальной части у нас нехватка.

Таким образом, дисциплина была соблюдена. Безенцов посажен на место, и Васька сделан сигнальным учеником. Васька не протестовал.

Сигнальное дело — семафор, флаги и прочее — ему понравилось, а десять дней без берега для него прошли незаметно. Берегом он не интересовался, а с мостика отлично было видно все, что делалось в гавани.

«Данай» привел ледокол «Знамя социализма», два с лишним года пролежавший на дне перед устьем Кальмиуса. Ледокол до половины трубы сплошь зарос зеленью. По палубе его почти невозможно было ходить: люди скользили и падали, как на льду. Его чистили и одновременно вооружали стотридцатимиллиметровой артиллерией.

Колесный буксир «Красный Таганрог» повел уже вооруженную шестидюймовкой баржу «Революцию» на пробную стрельбу к Белосарайской косе. На ходу баржа сидела свиньей — носом вниз, и команды стоявших у стенки судов выкрикивали по ее адресу сомнительные комплименты.

Все эти факты Васька отмечал с удовлетворением — флотилия строилась.

Флотилия действительно строилась. Землеотвозные шаланды «Буденный», «Красная звезда» и «Свобода» превращались в канонерские лодки. У них было открывающееся днище и вода в люках по ватерлинию. Поверх воды укладывали дощатые настилы, а на них устраивали жилые помещения и артиллерийские погреба. Тяжелые орудия устанавливали на невероятной системе стальных креплений.