Лев Толстой - Свет маяка

• Название: Свет маяка
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00088-9

В сборник вошли повести, рассказы, очерки, посвященные морю и морякам. Молодой читатель познакомится с работами русских классиков и советских мастеров художественной прозы, охватывающими значительный период истории отечественного флота.

---

Он долго рассматривал темную, пронизанную потоками брызг пустоту, потом глотнул горького воздуха и побежал вперед, размахивая длинными руками, поскальзываясь, не слыша, как надрываются наверху трансляционные колокольчики. Володьке казалось, что бежит он под гору, вниз, вниз, прямо за борт. Он добежал почти до полубака, когда впереди вспрянуло высокое белое зарево и теплая густая гора воды рухнула на него, подняла и притиснула снизу к ступенькам трапа. Ему повезло. Трап не пустил его в море, а подоспевший Серго Авакян за воротник рубашки подтянул его к двери шкиперской кладовой.

— Здорово, а? Вот дает! — засмеялся Володька Мисиков, прижимаясь спиной к двери и разлепляя волосы. — Вот дает!

— Иди боцману помоги, я за шкертом пошел, — ответил Серго, сдул воду с усиков, странно глянул на Володьку и пропал в облаке брызг за вентиляционными раструбами.

Володька снова засмеялся и бодро взялся за дверь. Он изловчился, и железные задрайки, скрежетнув, отрубили его от дикого моря, ветра и страха. За закрытой дверью волны шумели, как в кино. В кладовке было светло и сухо. Боцман возился в углу, стаскивая со стеллажей плотный тюк новых брезентовых чехлов. Он даже не глянул, кто это вошел, и какой Володька мокрый, и какое у него веселое лицо, и какие молодцеватые плечи.

— Ну-ка, помоги! Скорее закладывай планку, все на палубе будет! Быстро, пока тюк держу! Быстро! — хрипел боцман, удерживая тюк, — ну же!.. А, Мисиков… Бегом! Быстро!

У боцмана было тяжелое, в испарине, лицо и жилистые неприятные руки.

— Когда коту делать нечего, он у себя под хвостом лижет, — вдыхая поднимающийся от одежды запах штормового моря, твердо ответил Володька Мисиков. — Не муштруй, боцман, здесь не армия!

— Ма-а-рш!

— А иди ты, боцман, на хутор бабочек ловить!

Содержимое полок загрохотало на палубу.

— Ну что ж, производственник… — медленно распрямляясь от тюков и задвигая планку, ответил Михаил Семенович, — нет у меня против тебя зла… Нет!

Перед Володькой Мисиковым полыхнуло желтое и багровое пламя, он раскинул руки и, забываясь, увидел, как взлетели к ногам потолочные светильники…

Валерий Козлов Штиль

Опять с утра облака. Тропические облака. Грозные, мощные и тяжелые настолько, что вахтенный штурман невольно удивляется, как это они ухитряются удерживаться там, наверху, и не падать в океан, чтобы слиться со своими близнецами-отражениями. Облака не падают, висят себе где и положено, лениво меняют свои очертания, зловеще играют зарницами. Изредка наиболее мрачные тучи роняют сотню-другую теплых капель.

Погода стоит тихая, и все, что происходит на небе, повторяется в зеркальной воде, повторяется изо дня в день, неделями, месяцами… Временами штурману начинает казаться, что судно вовсе не движется, что след за кормой да жиденькая волна веером от форштевня — это все иллюзия, обман: пусть люди думают, что плывут к желанной цели, а на самом деле бурунят воду вхолостую. Но приборы ясно показывают: «Поиск» идет средним ходом, курс — триста градусов ровно.

Урчит репитер компаса, ворочается картушка то влево, то вправо — автоматика, и рулевой матрос от нечего делать изучает в бинокль поведение летучих рыбок. Трудно поймать в поле зрения быструю рыбу, но он ловит, следит за ее полетом.

— Бац! — говорит он. — Влет.

— Колян, вперед поглядывай.

— Гуманоид вчера верещал, что они только планируют. Но я же вижу: по-стрекозиному машут.

— Вперед смотри! — приказывает вахтенный.

— Ну есть. — Рулевой нехотя поднимается с комингса; своей грудью, челкой на лбу он напоминает зрелого бычка. Бычка в красной майке с иностранной эмблемой.

Сам штурман глядит вперед, глядит и не перестает удивляться бесконечной пустоте океана — чуть в сторону от морских дорог, и можно за полгода не встретить ни дымка, ни паруса, можно забыть, что в мире четыре миллиарда, а не тридцать два человека. Штурман мысленно — в какой уже раз — представляет себе земной шар, Индийский океан представляет, и «Поиск», букашкой ползущий по стеклянной воде. Океан, а на нем точка. Космический снимок… Нигде на судне не ощущается так остро оторванность от внешнего мира, как на мостике. Особенно, если кто-нибудь из экипажа прохаживается внизу по полубаку в качестве объекта для трехстороннего грустного сравнения: человек — судно — океан.

Сейчас на палубе никого, все, кто не на вахте, попрятались поближе к кондишенам, понижающим температуру воздуха до двадцати восьми градусов. А наверху плюс тридцать семь, и липкая духота осязается настолько, что штурман начинает ходить взад-вперед, словно надеясь выйти таким образом из невидимого парного облака, повисшего над океаном. Шлеп-шлеп «вьетнамки» по палубе — ширина ходовой семь шагов.

Неожиданно в воздухе появилось нечто новое, свежее, непонятное. Появилось и тут же исчезло. Штурман принюхивается, смотрит по сторонам. Вот… опять повеяло. Неуловимо. Потом сильнее, сильнее, кое-какой верховой ветерок пролетел, и запах моря ударил в ноздри.

Сам по себе открытый океан не пахнет ничем — этот аромат, известный любому курортнику — смесь запахов водорослей, гниющих морских организмов, свежей рыбы — это аромат берега… Приятный запах.

Штурман тихо ругнулся, забрал у рулевого бинокль и стал изучать линию горизонта. Пусто. Он подошел к экрану радара — на нем вовсю хозяйничали засветки от облаков. Как ни смотри, хоть через приборы, хоть невооруженным глазом, впереди одни облака и неизвестность. До боли в глазах и шейных позвонках смотрит штурман на небо. Солнце закрыто наглухо.

— Имеем шанс, — весело сказал рулевой, — ночью в Африку вмазаться.

В рубку, покачивая головой, прикрытой платочком с узелками-рожками, вошел капитан. Значит, уже и заядлые курильщики учуяли запах земли. Потный, в одних шортах и шлепанцах на босу ногу, капитан совсем перестает соответствовать представлению об облике бывалого моряка. Дачник. Маляр. Мастер по оклеиванию комнат обоями. Его и зовут «мастером» на английский манер.

— Работаете? — спрашивает капитан, просматривая последнюю эхограмму.

— Активно! — откликается рулевой.

А штурман демонстративно откинулся на спинку стула в позе отдыхающего и щурится на приборы мимо капитана.

— Работайте.

Мастер уходит, оставив после себя в рубке запах валерианы, который вскоре растворяется в морском воздухе. Ему идти до каюты буквально два шага: шаг, чтобы выйти из штурманской рубки, и шаг налево в дверь красного дерева с бронзовой табличкой «капитан». Вот весь путь мастера от работы до дома.

В каюте капитан долго глядит в иллюминатор на сиреневатую маслянистую воду, потом берется за трубку, потом — за термос с чаем, потом — за какие-то таблетки. От духоты, от неопределенности, от невесомого состояния своей каютки он не знает, за что ему взяться в первую очередь. Тогда он ложится на койку поверх одеяла, нарушая им же самим подписанные судовые правила; верблюжье одеяло колет, кусает потную спину, но так и задумано, чтобы не засыпать…

Конечно, он задремал, и ему в очередной раз приснилось, что дома с детьми произошло что-то непоправимое, а жена от него это утаивает. Он вскочил как ужаленный. В дверь стучали.

— Да-да, — сказал капитан.

Вошел радист, высокий, смуглый, с сильными руками и тонкими губами.

— Прошу разрешения.

— Да-да, что там у вас?

— Депеша не на наше имя, — как всегда непонятно ответил радист, весело и зло наблюдая за сонным, но якобы вовсе не спавшим мастером.

— Положите на стол и свободны.

«Язва чертова», — думает капитан о радисте. И от этой мысли, и от мысли, что нет серьезной причины придираться к «маркони», капитан морщится, стараясь подавить растущее раздражение.

Радиограмма на имя штурмана. И уже один этот факт, что послание, адресованное подчиненному, принесли ему, капитану, уже этого достаточно, чтобы вновь почувствовать неприязнь к радисту, вообще почувствовать неуютность жизни.

Он всматривается в кривые машинописные буковки и каждое слово читает по нескольку раз. «Извини, извини», — зазвенело в ушах.

— Поистине, — вслух сказал капитан, — нет предела женской глупости.

Он вздохнул облегченно — далеко не самого страшного содержания оказалась радиограмма, но вместе с облегчением освободилась энергия для негодования, и мастер вдруг обнаружил, что скомкал листок. Открыв иллюминатор, он швырнул его в океан. «Вот, выбрасываю», — отчего-то такая мелькнула мысль.

Желтый комочек струей прижимается к борту, а затем, ввернувшись в кормовой бурун, отлетает далеко-далеко назад.

— Значит, так, — говорит капитан по телефону радисту, — радиограмму я сгоряча выкинул, напечатайте еще один экземплярчик, я сам решу, отдавать ее или нет.