Руслан Ходяков - Лунный плантатор

• Название: Лунный плантатор
• Автор: Руслан Ходяков
• Жанр: Иронический детектив
• ISBN: 978-5-4474-0119-1

С чего началась эта история?

Эта история началась с того, что Родику Оболенскому в руки попал красочный, глянцевый номер журнала «People». Журнал американский. Язык, естественно, английский.

Статья, которую Родион прочел в журнале, называлась:

«Thomas Moor — Landlord of the Moon» (Томас Мур — Хозяин Луны).

Я не в коем разе не пытаюсь привить русскому человеку заокеанские вкусы. Наоборот, пусть эти акулы мирового империализма знают, что и мы не лыком шиты. «People» мы читаем на завтрак, после того как прочтем «Вечерку».

Вот таки дела.

Как к Родику попал этот журнал, мы опустим. Мало ли как. Но если бы этого не произошло, то книги, которую вы держите в руках, наверняка бы не существовало. Это я буду утверждать со всей ответственностью.

---

— Я!? — переспросил Пузырьков.

— Ты!

— Я!? Деньги!? В окно!???

— Да! — подтвердил Родион. — Ты!

— Ни за, что, — отрицательно покачал головой Костя.

— Попробуй! — Родик взял со стола пачку и протянул ее Константину.

— Нет! — Костя протестуя замахал руками, боясь прикоснутся к упаковке пятисоток, словно они должны взорваться как только он возьмет ее в руки.

— Тебе понравится, — ободряюще улыбаясь заверил Костю Родион. — И не о чем тут жалеть. Это ведь все равно не твои деньги а мои… На, возьми пачку!

— Ни за что, — проговорил Костя, но его рука сама потянулась упаковке с дензнаками и приняла ее из рук Родика.

Пачка показалась Косте неимоверно тяжелой.

— Теперь сорви с пачки ленту! — приказал Родион.

— Не буду, — Пузырьков отрицательно замотал головой.

— Срывай!!! — рявкнул Родик.

— Не могу, — простонал Костя, зажмурил глаза и, как чеку с гранаты, сорвал с пачки денег полосатую ленточку.

— И… Бросай… Деньги… В окно, — четко и уверено приказал Пузырькову Родион. — Ну!!!

— Господи… Господи… — прошептали губы Пузырькова. — Господи… Если ты меня слышишь… Господи, что я делаю??? — Костя резким движением выбросил в окно пачку денег и, не глядя как она рассыпалась на листы, взял со стола следующую.

— Молодец! — похвалил его Родик Оболенский. — Теперь ты научился относиться к деньгам проще!

Пузырьков распечатал новую упаковку и на этот раз с открытыми глазами выбросил ее в окно.

— Ой, — тоскливо обронил он, глядя, как деньги, которые были у него уже в руках разлетаются по ветру.

Пузырьков понял, что не забудет этого момента никогда. Он будет рассказать об этом всем и никто, никто не поверит ему, что он, Пузырьков, обычный, серый, простой человечишка, никогда не хватавший звезд с неба, своими руками выбросил на ветер миллион долларов.

— Ну-с, — Родик потер руки от предвкушения удовольствия. — Научно познавательную, воспитательную акцию «Деньги на ветер» позвольте считать открытой!..

… — Внима-а-а-ание, будьте остаа-аро-о-орожны на переходе! — занудным женским голосом, плоским как лист жести, проакал громкоговоритель над станцией Коблино в пригороде Питера. — В стор-а-а-а-ну Петербург-а-а-а, по перва-а-а-му пути без остаа-а-а-ановки пра-а-а-аследует скорый поезд! Кхем… Кхем… Повта-а-а-аряю! В стора-а-а-ану Петербурга-а-а-а, по перва-а-аму пути, без остаа-а-а-ановки пра-а-аследует скорый поезд! Ота-а-а-айдите от края пла-а-а-атформы и будьте оста-а-а-арожны на переходе! Нюра-а-а, переда-а-ай Пеа-а-атровичу, что я жду его, посля-а-а смены… Поа-а-ка…

Дребезжание громкоговорителя пробудило ото сна пьяненького Ваню Голубкова.

Ванечку в Коблино знали все. Лет двадцать, а может тридцать, а может сорок, Ваня сам не знал сколько лет назад, вот с этой же коблинской платформы, говорят из-за великой любви, а скорее просто по пьяне, он бросился прямо под отбойник проходящего поезда, но не помер, а только лишился обеих ног, зрения и жалости к самому себе. А как оклемался и выбрался из больницы, прописался слепым калекой при станции. Кормился тем, что народ подаст. Нынче подавали плохо, но зато у Макарки — станционного дворника, сегодня был день рождения и Ванечке обломилось двести грамм водки в пластиковом, хрустящем стаканчике и почти цельный, еще горячий, жареный куриный окорочек из буфета с черным хлебушком, на закуску.

Выпив за здоровье Макарки и закусив, Ванечка мирно уснул на старой потрепанной картонке у входа в вокзал со стороны перрона, подвинув поближе к коротеньким культям небольшую коробку для сбора денег с корявой надписью «помогитя на хлебушок».

И вот теперь Ваня проснулся, облизнул шершавым языком потрескавшиеся губы и проговорил, обращаясь к самому себе:

— Ить-ить! Шустрый из Жмеринки вот пойдет, слышь? Десятый час, еть, стало быть? А? Слышь? Собираться пора, ять его еть. За чекушкушкой пора, в качель его еть, слышь? Хватит у нас на чекушку то, а? Слышь?

Мелочи в коробке было не слишком много, но было. Короткими, заскорузлыми, черными от вечной грязи пальцами Ванечка выгреб из коробки монеты и переложил их в карман штопаного перештопанного пиджака.

— Ять его еть, — недовольно проговорил Ванечка Голубков. — Не хватит на чекушку-то, нет, слышь? Ну нечего… Может Макарка добавит… Макарка хороший, он добавит… Добрый Макарка, слышь? — Тут Ванечка прервал свое бормотание и замер, потому что в его тесный, наполненный непроглядной тьмой мирок ворвался вой пролетающего вдоль платформы скорого. Поезд летел мимо Ванечки в сверкающих искрах грохота колесных пар и пыльных сияющих клубах гонимого им ветра.

Ваня всегда замирал, когда мимо проносился поезд и стоял оцепенев пока шум не утихнет, словно пытаясь, что-то вспомнить. Что-то очень важное для себя. Но в сознании, непонятно откуда, возникало только одно женское имя «Лиза», круглое, прыткое и неуловимое как резиновый мячик на бетонных ступеньках, грустное, словно родом из детства.

Налетевший вихрь показался Ване слишком холодным. А когда грохот поезда затих вдали за переездом в воздухе послышался тусклый шелест.

— Листья! — восторженно проговорил Ванечка и поднял лицо к небу. — Листья! Ить-ить его, слышь! Осень скоро, слышь? — листья касались лица Ванечки, падали ему на плечи и в шепоте падения опускались на асфальт перрона. Много листьев. — Листья, слышь!? Слышь!!! — неизвестно откуда взявшийся ангел беспричинного детского счастья коснулся своим белоснежным крылом жалкой одежонки слепого, безногого калеки. — Слышь? Слышь?! Слышь!!!

Радуясь и матерясь Ванечка Голубков оперся на руки и толчком передвинул свое короткое, обрезанное почти по середине тело. Подавшись вперед он переставил обе руки и снова оттолкнувшись сделал еще одни «шаг» в направлении сходен с платформы. (Там, метрах в ста от станции находился малюсенький домик принадлежавший когда-то стрелочнику, а теперь занятый Макаркой под дворницкую.)

«Шаг»… Еще «шаг»… Еще…

Ванечка шел по «листьям» которые так странно, внезапно посыпались с неба на платформу, и которые продолжая падать и падать, тихо и загадочно шелестя.

Маленький, нищий, самый несчастливый, самый бедный человек на земле «шел» по шуршащему ковру из… денег и думал о том, что осень — это здорово… Слышь?

Часть вторая Ищите женщину

Глава шестая В которой Родик торжественно вступает под «сень Петрову», вырабатывает план действий и действует сообразно этому плану

Питер встретил Родиона Оболенского по свойски: сизокрылый шальной голубь метко прицелившись из под стальной стрехи гигантского шатра накрывающего перрон Витебского вокзала, нагадил Родику прямо на лацкан пиджака; старуха с огромными клетчатыми кошелками два раза наступила ему на ногу — первый раз специально, второй раз из вредности; и огромная деревянная дверь с латунными баранками вместо ручек, при выходе из вокзала наддала Родику в спину, сообщая ему необходимое ускорение без которого в большом городе человеку просто не выжить.

Однако неспортивное поведение «вестника мира», вредность пенсионерки, и даже ускорение с которым Родиона выбросило в город дверью, нисколько не вывели его из себя, а скорее наоборот — вселили изрядную долю оптимизма.

Родион рассуждал так: согласно первому закону подлости, который гласит, что «если какая ни будь неприятность может произойти, она происходит» — любое дело которое начинается хорошо, скорее всего закончится плохо. А стало быть, если следовать от противного — любое дело которое начинается плохо, скорее всего закончится хорошо.

Правда существовало еще одно следствие: любое дело которое начинается плохо как правило заканчивается еще хуже. Но на это Родион смотреть было нечего. Родик был оптимистом.

Он просто подошел к небольшому кафетерию на улице у вокзала, где торговали пирожками, пончиками и гамбургерами, (по нашему котлетами с хлебом), подошел и попросил салфетку, которой легко стер с лацкана пиджака следы голубиной радости.

— Хорошо, что коровы не летают, — усмехнувшись, проговорил он, подмигнул краснощекой продавщице за стойкой кафетерия и выбросил салфетку в корзину для мусора внутренности которой были устланы заплеванным полиэтиленовым мешком.

«Хозяйка» забегаловки сделала «фыр», скривила пухлые губки в брезгливой усмешке и, демонстративно кутаясь в огромный воротник плотного шерстяного свитера, отвернулась к грилю за мутной стеклянной дверцей которого как еретики на кострах священной инквизиции в багровых лучах испепеляющего электрического жара, истекая жиром, барахтались обезглавленные бройлерные цыплята.

— Фифочка, — ласково сказал ей Родик на прощанье, ослепительно улыбнулся и сунув пустой кейс по мышку, поблескивая лакированными туфлями в свете ярких фонарей над тротуаром, пошел прочь от вокзала, оставив барышню в неприятных раздумьях над тем, что такое «фифочка» — комплимент, оскорбление или вообще футбольный термин.