Александр Чаковский - Год жизни

• Название: Год жизни
• Автор: Александр Чаковский
• Издательство: Карельское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

Пафос современности, воспроизведение творческого духа нашей эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведения Александра Чаковского — повести «Год жизни».

Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.

Главный герой произведения — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам. В образе Андрея Арефьева — энергичного, волевого, смелого человека, непреклонного в достижении цели, — воплощены лучшие черты нашего современника.

Повесть написана в форме записок молодого инженера, дающей автору возможность с особенной эмоциональной непосредственностью передать драматизм возникающих ситуаций. Разоблачение карьериста Крамова, борьба за новое техническое решение строительной задачи, глубокие личные переживания, вызванные крушением веры в любимого человека, — все это автор переплетает в напряженном, увлекательном сюжете…

---

Я устроился в маленьком закутке при конторе. Жили мы худо. Как и на западном участке, пищу, только один раз в день привозили из поселка, и каждый разогревал ее как умел. Спали мы на дощатых нарах, на тонких матрацах, без простынь. Правда, со дня на день обещали выдать белье. Плохо было и с водой приходилось ведрами носить из озера. Небольшое это озеро лежало метрах в пятистах к югу от нашей площадки. В те дни я как-то не думал о бытовых условиях моей жизни. Спал не раздеваясь, перестал бриться. А главной заботой сейчас являлась установка компрессора. Мам был нужен компрессор, чтобы дать воздух в буровые молотки; компрессор был началом, основой всей нашей техники, он должен был вдохнуть в нее жизнь.

И вот тут то возникло препятствие. Бетонный фундамент для компрессора надо ставить на материковых, скальных породах, а мы, приступив к рытью котлована для фундамента, неожиданно наткнулись на слабые грунты. Попробовали копать в другом месте — та же картина. Вдобавок ко всему котлован стали заливать грунтовые воды, а у вас не било никаких водоотливных средств: электролинию, к которой можно было бы подключить насосы, тоже еще не подвели к горе.

Помню, как рабочие, окружив котлован, поглядывали то на воду, быстро заливающую дно, то на меня, инженера. Конечно, они ждали от меня команды, совета, указаний. Но я молчал. Я не мог понять, в чем дело. Окружавшие нас горы состояли из твердых пород, а в подножии, в лощине, по совершенно неведомым мне причинам залегали слабые, мягкие грунты, и фундамент для многотонного вибрирующего компрессора ставить на них была невозможно.

Это был первый удар, полученный нами.

Весь вечер и половину ночи я провозился с книгами, которые привез с собой, — искал описания случаев, близких к нашему. Но ничего не нашел. Компрессорные установки не входили в мою специальность, однако они были тесно связаны со строительством туннелей. Я утешал себя тем, что я не компрессорщик, но облегчения не испытывал.

Надо было ехать в комбинат, рассказывать о своей неудаче, просить помощи. Мне было горько и стыдно, я уже видел перед собой лицо Фалалеева и усмешку, с которой он встретит меня… Но другого выхода не было.

И вот я сижу на валуне и жду машину с провизией, чтобы уехать в комбинат.

В два часа машина появилась. Еще издали я заметил, что в кабине рядом с шофером сидит человек. «Вероятно, кто-нибудь из комбината, — подумал я. — Только этого не хватало увидит наши залитые водой ямы». Машина подъехала, остановилась, и из машины вышел… Николай Николаевич Крамов!

Я так обрадовался, что сразу забыл обо всех неприятностях и побежал ему навстречу. Он шел ко мне широкими шагами, перепрыгивая через валуны. На нем была все та же кожанка, сапоги, а в зубах неизменная трубка.

— Ну, здорово, Андрей! Как идут дела? — крикнул он издали.

Я крепко пожал ому руку и тотчас же почувствовал, что мне совсем не трудно и не стыдно рассказать ему о нашем затруднении.

— Приехал проведать, — широко улыбаясь, проговорил Крамов и присел на валун. Я сел возле него, — Ну, как, врезался?

Я горько усмехнулся. Он спрашивал, врезались ли мы, то есть приступили ли к проходке, а мы еще компрессор никак не можем установить…

— Нет, Николай Николаевич, — откровенно ответил я, — до врезки нам еще далеко.

И, ничего не утаивая, рассказал о нашем горе. Пока я говорил, Крамов прочищал свою трубку травинкой.

— А как вы справились с установкой, Николай Николаевич? — спросил я, закончив свой рассказ. — Помучились с компрессором?

— Ни минуты, — ответил Крамов.

— Какой же у вас грунт?

— Думаю, такой же, что и у вас.

— Тогда я, очевидно, неуч.

— Вот это уже перегиб! — рассмеялся Крамов и встал. — Покажите-ка мне, что у вас там происходит.

И зашагал к горе, заложив руки в косые карманы своей потертой, из дорогой кожи куртки, попыхивая трубкой. Я поплелся за ним.

Рабочие понуро сидели вокруг котлована и сплевывали в воду, подымавшуюся все выше.

При его приближении рабочие стали медленно подниматься. Это бросилось мне в глаза. Крамов сказал коротко:

— Здорово, ребята!

Подошел к котловану и стал глядеть на воду.

Один из рабочих тоненько засмеялся. Крамов строго взглянул на него, и смех оборвался.

— Что ж, пройдем в контору? — обратился Николай Николаевич ко мне.

Я провел его в свою каморку.

— Так вот, дружище, — проговорил Крамов, опускаясь на нары, — никаких трудностей с фундаментом у вас нет. Ты их придумал.

— Как?! — воскликнул я.

— А так. Ты подумал ли, парень, о том, какого происхождения эти горы? Они ледникового происхождения, притом недавнего. Каких-нибудь двести пятьдесят тысяч лет назад здесь полз ледник. Ваш грунт — это морена, обыкновенная морена, которую принесли ледники.

— Все это так… — начал было я.

Но Крамов прервал меня:

— А раз так, то, значит, под мореной должна быть скала. Та же порода, что и в этих горах. И надо просто докопаться до скалы.

— А что же делать с водой? — спросил я. — Ведь здесь даже насос подключить не к чему. Чем откачивать воду?

— Ведерками, товарищ инженер, ведерками и воротком! Скала наверняка там, и близко.

Я молчал. То, что говорил Крамов, было ясно, просто и, главное, бесспорно…

— Как-то не подумал об этом, — тихо сказал я, — в голову не пришло…

— Восемнадцать лет назад, когда я только что соскочил с институтской скамьи, мне это тоже не пришло бы в голову. Тогда для меня технический проект был вроде евангелия для верующего — каждое слово непогрешимо. Так же как для тебя сейчас.

— А для вас?

— Я тоже уважаю проект и стараюсь ему следовать. Но если по проекту где-нибудь требуется гайка или болт, а у тебя их нет, ты станешь в тупик и задержишь строительство. Ведь так? А я заменю их парой гвоздей. Вот, грубо говоря, и вся разница.

Крамов уехал под вечер. За ним пришла грузовая машина, и я подумал с досадой: вот западный участок уже обзавелся автотранспортом, а у нас ни одной машины!

…Вскоре после нашей встречи с Крамовым прибыло наконец оборудование — буровые молотки, шланги к ним, рельсы, две вагонетки для отгрузки породы. Доставили и взрывчатку.

Теперь можно было начинать проходку штольни, приступать к тому, что на нашем, техническом языке называется врезкой.

После долгих усилий был пущен и компрессор.

Я решил начать работу с утра, но спать никому не хотелось, солнце светило по-прежнему ярко, и монтажники, бурильщики, откатчики, запальщики — вся наша группа столпилась у компрессорной. Приятно было слушать, как рассекает воздух ременная передача.

Я тоже стоял среди людей, прислушивался к шуму компрессора, и в ту минуту же существовало для меня музыки более красивой.

Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча.

— Вас спрашивают, — сказал Нестеров. — Вон там, у конторы, стоит…

Это была Светлана. Я не сразу узнал ее в синем комбинезоне и пестрой косынке.

Я бросился к ней…

4

Еще заранее я решил, что, как только Светлана приедет, она будет жить в каморке при конторе, а я перейду в барак…

Как я был счастлив, что Светлана здесь! Подумайте: что еще нужно молодому парню, который имеет профессию, рвался на трудное, ответственное дело, ему доверили это дело, а девушка, которую парень любит, поехала вслед за ним, чтобы разделить все трудности жизни и работы? Ведь это и есть счастье!

Пока я устраивал Светлану и торопливо рассказывал ей обо всем, что произошло на участке за последние дни, все наши товарищи собрались у подножия горы. Пора было начинать врезку.

Тут стояли бурильщики со своими длинными, похожими на бескрылых стрекоз бурильными молотками, от которых, точно серые змеи, тянулись резиновые воздухопроводные шланги, подрывники с тяжелыми, набитыми патронами брезентовыми сумками на плечах, откатчики…

Но знаю, как передать то тревожно-радостное ожидание, которое охватило всех нас в этот торжественный миг…

Светлана удивительно быстро освоилась с обстановкой. Мне так хотелось, чтобы рабочие хорошо приняли ее, нового инженера, чтобы Светлана почувствовала себя как дома в этих далеких и неуютных мостах!

Но я волновался напрасно. Светлана как-то сразу, без всяких переходов, вошла в работу, бегала от компрессора к бурильщикам, проверяла, плотно ли привернуты шланги, потом подбежала ко мне и шепнула:

— Тебе надо речь произнести, Андрюша…

Она была очень хороша сейчас. В уже запылившемся комбинезоне, плотно облегавшем ее мальчишескую фигуру, в красной косынке, из-под которой выбилась прядь светлых волос, она глядела на меня большими, блестевшими от волнения глазами. На ее смуглое лицо легла буровая пыль.

Я не мастер говорить речи. В институте и на комсомольских собраниях я чаще помалкивал или говорил с места. Но тут меня что-то подхлестнуло, я взобрался на валун, крикнул: «Товарищи!» — и… умолк. Я был до того взволнован, что у меня дрожали колени.