Марсель Эме - Вуивра

• Название: Вуивра
• Автор: Марсель Эме
• Издательство: ИД «XXI век — Согласие»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-293-00026-8

Марсель Эме (1902–1967) — блестящий французский прозаик, автор 17 романов и множества новелл. В своём творчестве Эме использует богатую палитру изобразительных средств — сатиру и юмор, злой гротеск и психологизм. В его книгах причудливо сочетаются реальность и парадоксальная фантастичность.

В романе «Вуивра» рассказывается о молодом человеке и жителях французской деревушки, в обыденное существование которых входит сказочная, прекрасная повелительница змей — Вуивра.

---

Арсен брёл, куда вели его тропинки, без всякой цели, уходя всё дальше в лесную глушь, но это не утишило его страданий. Скорее наоборот, ему казалось, что боль проникает в него всё глубже и глубже. Он шёл, наверное, полчаса, как вдруг увидел возникшую из лесной поросли Вуивру, и эта встреча была ему явно приятна. После её возвращения в Во-ле-Девер они встречались впервые. Несколько раз он видел, как она кружила вблизи фермы, но, похоже, не смела навязывать ему своё присутствие. Арсен на неё уже почти не сердился, а тут обида и вовсе исчезла.

— Я вернулась, — сказала Вуивра. — Я была в горах, но там ни к чему у меня не лежала душа. Я жалела о том, что сказала тебе по поводу Бейя.

Арсен махнул рукой, показывая, что больше об этом не думает.

— Тебе, может, показалось, что я презираю всё, что касается человеческой жизни. Но на самом деле всё обстоит совсем иначе. Мне хотелось бы узнать вас получше. Ты, возможно, думаешь, что, поскольку я видела первых людей, появившихся в Юре, а потом тысячи поколений, сменявших друг друга, я знаю вас лучше, чем кто бы то ни было. Но если начистоту, вы никогда не переставали удивлять меня. У вас в головах есть что-то такое, чего нет в моей, что-то такое, что угадывалось уже у пещерных людей, и мне хотелось бы знать, что это такое. Когда я с тобой, я всегда жду, что ты объяснишь мне.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, но мне всё-таки кажется, что это, скорее, твои фантазии. Во всяком случае, если бы я и мог показать тебе, что находится внутри моей головы, то не стал бы делать этого сегодня. У меня неприятности, из-за которых в мозгах всё перепуталось. Для меня началось плохое время. И я несчастен, как никто другой.

Они присели рядом на обочине тропинки, прислонившись спинами к стволу большого дуба. Арсену стало стыдно за то, что у него с языка сорвались слова, похожие на жалобу. Встретив взгляд Вуивры, он добавил:

— Конечно, и ты, наверное, тоже не очень счастлива.

Она не ответила ни «да» ни «нет», она не знала. Мыслительное усилие, отразившееся у неё на лице, придавало ей какой-то туповатый вид. Арсен посмотрел на неё с сочувствием.

— Я сказал это, потому что вспомнил слова моей матери. Это было, как сейчас помню, 15 августа, после обеда. У нас в доме были люди, и они разговорились о Бейя, ну и, конечно, о тебе тоже. Мать говорила и вязала носок, и я услышал, как она сказала: «Не хотела бы я быть на месте Вуивры. Девушка, которая не может умереть, — тут не позавидуешь; когда делаешь что-нибудь и не видишь этому конца, то просто не знаешь, что делаешь, а это всё равно, как ничего не делать».

В зелёных глазах Вуивры загорелось тревожное любопытство. Арсен продолжил, не столько для неё, сколько для самого себя.

— И вот тогда-то я и подумал, что она права. Я смотрел, как она вяжет носок. Я сказал себе, что если бы она не представляла себе, как будет выглядеть законченный носок, её труд был бы просто ни на что не похож. И ещё мне пришло в голову, что так же и жизнь — чтобы как следует её прожить, нужно думать о конце.

— Ну ты прямо как кюре говоришь, — прошептала Вуивра. — И вы часто о ней думаете, о смерти?

— Довольно часто, — ответил Арсен, немного помолчав. — По-моему, мы думаем о ней всегда, даже тогда, когда не думаем о ней. И, может, как раз это и есть, как ты говоришь, в наших головах то самое, чего нет в твоей голове. Я даже считаю, что те, которые умеют лучше других думать о смерти, лучше и живут, лучше распоряжаются тем, что есть внутри их жизни.

Арсен умолк. Он вспомнил, с какой лёгкостью пошёл на смерть Бейя, оказавшийся неспособным предугадать её. Обернувшись к Вуивре, он заметил, что она стоит встревоженная, растерянная, и вдруг позавидовал ей. Он подумал о той острой боли, которую вновь ощутит, когда опять окажется один, и которая, возможно, была бы для него пустяком, если бы перед ним тоже простиралась вечность. Со своей стороны, Вуивра задумалась о своей судьбе, однообразной и бесформенной, которой она сама даже не могла распоряжаться. Ей казалось очевидным, что Арсен властен над своей судьбой, как его мать властна над носком, который она вяжет. Нет ничего ни более желанного, ни более привлекающего своей простотой, чем вот так нести в себе собственный конец и трудиться над его приближением: петля за петлёй. Вздохнув, она легла на бок и протянула руку за красным грибом, который рос в папоротнике. В тот момент, когда она поднесла гриб ко рту и надкусила его, Арсен остановил её:

— Ради Бога, не надо его есть, он ядовитый.

— О! Меня ничто не может отравить, — сказала она, роняя покатившийся по её платью гриб. Нигде смерть не ждёт меня.

20

Сёстры Мендёр оказались неравнодушны к соседству Арсена. Из окна кухни было видно, как он ходит туда-сюда около дома Юрбена, и вероятно, из-за того, что он поселился там, поссорившись с семьёй, возникало упоительное ощущение, что теперь он свободен и беззащитен. Жюльетта наблюдала за домом старика с пылким любопытством. Хотя в её отношениях с родными постоянно обнаруживалась какая-то напряжённость и агрессивность, на лице у неё была написана глубокая радость, а в чёрных глазах тлело нежное пламя. Жюльетта полагала, что причины, оказавшиеся достаточно вескими, чтобы заставить Арсена уйти из дома, должны были относиться к разряду таких, которые ставят под сомнение всё. И она с тревожной надеждой ждала своего часа.

Оттого, что восторг Ненасытной выглядел поверхностным, родителям было не легче. Уже в тот день, когда Юрбен впервые отправился спать в свой дом, она закусила удила. Домашние подумали было, что у неё что-то нечисто со стариком, не очень, впрочем, при этом обеспокоившись. А вот присутствие Арсена, угрожавшее семейной чести, казалось делом гораздо более серьёзным. Возвращаясь с поля, Ноэль старался придумать для старшей дочери такие дела, которые бы заставили её забыть про соседа. В первый день ей велели вырыть яму для навоза, на следующий день — перетащить деревянную литейную форму из одного сарая в другой. Большая Мендёр работала без передышки и не отвлекалась. С наступлением темноты она нехотя бросала свою работу и шла на кухню ужинать, где мела со стола за десятерых. Грудь её в этот момент начинала дрожать, сотрясаться и подскакивать, а огромные коровьи глаза метали молнии. К счастью, тут подошла очередь Мендёров пользоваться молотилкой, и старшая дочь на два дня нашла в ней какое-то утешение. Несколько парней пришли из деревни помочь им, чтобы позднее получить такую же помощь от них. Вот только работать им приходилось на Ненасытной не меньше, чем на молотилке. Нельзя было перевернуть буквально ни одной охапки соломы, чтобы не обнаружить где-нибудь её ляжек, а шум машины постоянно перекрывался похотливым ржанием, слышным аж на другом конце Во-ле-Девера. Сверх того, только за эти два дня она лишила невинности сына почтальона, четырнадцатилетнего подростка, только что получившего свидетельство об окончании начальной школы, а также четырёх внуков орнсьерского нотариуса, которые, не думая ни о чём дурном, просто проезжали мимо на велосипедах. Родители пострадавших горько жаловались, а почтальон, вовсе не пытаясь на этом деле заработать, всё же потребовал один франк в возмещение убытков. Снова у Мендёров неприятность. За все эти прегрешения Ноэль устроил старшей дочери только одну взбучку, от которой, правда, её спина запестрела всеми цветами радуги.

Арсен, одинокий и ко всему равнодушный, проводил долгие часы в доме Юрбена, предаваясь горю и кипя от гнева. Ему казалось, что он навсегда утратил охоту к труду и желание находиться в обществе себе подобных. Все его мысли были о Викторе и Белетте. Он задавал себе вопросы, которые ещё больше усугубляли его страдания: как давно начались эти встречи в комнате для инвентаря, как Виктор добился своей цели и почему Белетта ему уступила, поддалась ли она любопытству или же подчинилась принуждению. Чем больше он об этом думал, тем более возмутительным — в первую очередь, по своему умыслу — казалось ему поведение Виктора. Он всё больше и больше открывал в нём своего врага, — о чём смутно догадывался и раньше, — человека, которому он противостоял всем своим существом.

Арсену казалось, что, застань он врасплох служанку в компании какого-нибудь другого мужчины или парня из их деревни, даже если бы им оказался Арман Мендёр, он бы нисколько не возмутился бы, хотя недовольство, конечно, высказал бы. И это действительно было так. Он прекрасно помнил, как, прознав о встречах Белетты с одним двадцатилетним парнем, без всякого волнения думал о возможности романа между ними. Даже если бы этот парень и попользовался благосклонностью Белетты без лишнего шума, подобного рода приключение нисколько не уронило бы её в глазах Арсена. Так что унизительный характер свиданий в комнате для инвентаря целиком определялся личностью Виктора.

Луиза навещала Арсена в доме Юрбена. Не задавая ему вопросов, она старалась заинтересовать его жизнью фермы, рассказывая о своих занятиях и о состоянии работ. Её визиты не доставляли Арсену ни малейшего удовольствия, и он выслушивал её рассеянно, а то и нетерпеливо. И всё-таки из её слов он понимал, что на ферме очень его не хватает. Его отсутствие сказывалось на ходе работ. Юрбен, освободившись с первого сентября, сам предложил Луизе поработать ещё. Приняв неожиданное решение покинуть ферму, Арсен думал, что некоторое время будет там работать, соблюдая меры предосторожности, чтобы не столкнуться лицом к лицу с братом, но теперь даже сама мысль о том, что он остаётся компаньоном Виктора, пусть даже издали, не соприкасаясь с ним, была ему противна. У него возникла потребность постоянно ощущать между ним и собой чётко проведённую границу. Его и так смущало, что еду ему приносили с фермы, и он собирался начать готовить себе пищу самостоятельно на кухне у Юрбена. Как-то вечером ужин ему принесла сама Луиза. Во время беседы она как бы невзначай уведомила его о своём решении уволить Белетту. Возможно, она подозревала, что служанка сыграла какую-то роль в уходе сына. Считая, что теперь он на ферме человек чужой, Арсен не чувствовал себя вправе возражать, но это увольнение, о котором он и сам чуть было не попросил мать несколько дней назад, сильно раздосадовало его.