Вадим Бурлак - Русский Париж

• Название: Русский Париж
• Автор: Вадим Бурлак
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3022-0

Считается, что русские начали узнавать Париж с 1717 года, когда Петр I подписал верительные грамоты первого русского посла во Франции. И все же это знакомство состоялось гораздо раньше! Еще в 1054 году французский король Генрих I задумал жениться на «воплощении мудрости и красоты» — русской княжне Анне Ярославне, будущей королеве, которая оставила на века память о своей жизни во Франции. С тех пор русских всегда манил и манит Париж. В чем тайна его притяжения и очарования? Автор книги, известный писатель и путешественник Вадим Бурлак, открывает неизвестный мир русского Парижа и увлекает читателя невыдуманными «русскими историями», полными тайн, загадок и романтики.

---

И снова — ошеломляющий успех! Дягилев решил отныне проводить ежегодно в Париже русские спектакли и концерты. В мае 1908 года французская публика была потрясена оперой Мусоргского «Борис Годунов». Не считая пары недобрых рецензий, пресса Парижа с восторгом отозвалась о русской постановке. Знаменитый композитор Морис Равель, побывав на спектакле, заявил: «публика восхищалась решительно всем».

Дягилев стал в Париже одним из самых знаменитых иностранцев. Его постоянно приглашали в аристократические салоны, на званые вечера, торжественные события, банкеты. Часто его можно было встретить и на Монмартре, в мастерских художников, в компаниях французских актеров и поэтов, в театрах и кафе этого богемного уголка Парижа.

И наконец — балет

Безусловно пропаганда русского балета стала для Дягилева важнейшим делом жизни. Начало русским балетным сезонам в Париже было положено в 1909 году.

Франция была покорена не только творениями композиторов, но мастерством Михаила Фокина, Анны Павловой, Тамары Карсавиной, Иды Рубинштейн, Вацлава Нежинского и других звезд балета. Зрители восторгались и оформлением спектаклей «Русского сезона» — художниками Александром Бенуа, Константином Коровиным, Львом Бакстом, Николаем Рерихом.

Но среди французских критиков нашлись и недоброжелатели. В своей книге Елена Менегальдо приводит их нелестные отзывы о «Дягилевских сезонах» в Париже: «Музыка Бородина производит на них впечатление чего-то диковатого и почти экзотического. Эта музыка «затрагивает все самое примитивное, что в нас есть», — пишет Жак Ривьер. Этот же критик по поводу «Петрушки» Стравинского снисходительно говорит об «очаровательной неотесанности» и «тысяче восхитительно грубых движений». Однако когда эти движения сексуальны, то они ужасно шокируют «безупречный французский вкус».

А сколько негодования вызывает «Послеполуденный отдых фавна» Стравинского и его «модернизм вперемежку с варварской чувственностью»! Вот гневный приговор, который выносит «Ревю де Демонд»: «Нет ничего общего между этим искусством и нами. Невозможно расшифровать смысл, изображенный чудовищными литерами». И тот же критик будет сетовать: «Парижане, невозможно отделаться от чувства, что на два месяца нас лишили нашего города и нашего гения». Вот как «приветствовала» утонченная парижская критика русский балет Дягилева, который принес славу не только Дягилеву и его артистам, но и, как известно, упрочил славу самого Парижа как столицы мирового искусства».

Подобные высказывания французских критиков, конечно, обижали Сергея Павловича, но не могли ни привести в уныние, ни остановить его деятельность. Организатор «Русских сезонов» уже прошел «школу жизненных поражений» и умел держать удар. К тому же поклонников и союзников в Париже у Дягилева оказалось больше, чем недоброжелателей.

Поругивание в прессе лишь раззадоривало его.

Пророчество не сбылось

Началась Первая мировая война. В конце 1914 года во французской прессе появились высказывания: «Конец Дягилевским сезонам…»; «У войны свои интересы и приоритеты…»; «Триумфы русского балета и скандалы, связанные с ним, остались лишь в воспоминаниях горстки балетоманов…».

В разгар войны многим казалось, что недоброе пророчество сбудется и дягилевская балетная труппа распадется. И в самом деле, прекратились ее выступления в Европе, а артисты, участники труппы, оказались в разных странах. К тому же в самом коллективе происходили ссоры.

И снова кипучая энергия, упрямство Дягилева и его опыт, — добиваться намеченного, — победили. Он старался примирить старых участников труппы и постоянно искал новые дарования.

По совету писателя и театрального деятеля Жана Кокто, Дягилеву удалось привлечь к работе уже знаменитого в ту пору Пабло Пикассо. Русская жена великого художника Ольга Хохлова способствовала этому театральному содружеству.

О том периоде Пикассо писал: «Я работаю целыми днями над моими декорациями и созданием костюмов. Я рисую шаржи на Дягилева, Бакста, Мясина, танцоров и танцовщиц».

По воспоминаниям современников, Пабло Пикассо не только рисовал декорации, костюмы, расписывал театральные занавесы, но даже гримировал солистов балета.

Дягилевские представления, как и в довоенные годы, снова стали радовать, волновать, изумлять и… возмущать публику.

В мае 1917 года в Париже состоялась премьера спектакля «Парада». Известный писатель и журналист Илья Эренбург вспоминал: «Это был очень своеобразный балет: балаган на ярмарке с акробатами, жонглерами, фокусниками и дрессированной лошадью.

Балет показывает тупую автоматизацию движений, это было первой сатирой на то, что потом получило название «американизма». Музыка была современной, декорации — полукубистическими. Публика пришла изысканная, как говорят французы — «весь Париж», то есть богатые люди, желающие быть причисленными к ценителям искусства. Музыка, танцы и особенно декорации и костюмы возмутили зрителей.

…Люди, сидевшие в партере, бросились к сцене, в ярости кричали: «Занавес!». В это время на сцену вышла лошадь с кубической мордой и начала исполнять цирковые номера — становилась на колени, танцевала, раскланивалась. Зрители, видимо, решили, что танцоры издеваются над их протестами, и совсем потеряли голову, вопили: «Смерть русским!», «Пикассо — бош!», «Русские боши!».

Знаменитый французский поэт и критик Гийом Аполлинер поддержал постановку «Парада» и назвал Леонида Мясина самым смелым из хореографов. Он также отмечал, что новая русская постановка является новаторским соединением живописи и танца, пластики и мимики.

«Бросать резко и неожиданно…»

… — Когда очень грустно и одолевают сомнения, лучше всего отправляться на Монмартр, — заявил Аполлинер Дягилеву после бурной реакции публики на премьеру «Парада». — Добрый старина Монмартр смахнет разом печали и обиды. С его высоты, Серж, вы по-новому увидите не только Париж, но и весь мир, звезды, солнце, еще не обезображенные войной и буржуазной пошлостью… В свое время сокровенный холм вылечил и меня.

— Тоже пострадали от критики?.. — Дягилев сочувственно взглянул на поэта.

Аполлинер усмехнулся:

— Да нет, шесть лет назад тучи погуще и помрачней сошлись надо мной…

— Какие же?

— Меня арестовали по подозрению в краже из Лувра великого творения Леонардо да Винчи…

От изумления Дягилев даже отступил на шаг, а затем воскликнул:

— Неужели — «Джоконды»?!..

Аполлинер, все так же улыбаясь, кивнул.

— Я, конечно, слышал об этой нелепой истории, но думал, что ее сочинили газетчики. То ли для поднятия тиражей своих изданий, то ли для подогревания ажиотажа вокруг ваших книг, — продолжил Дягилев.

Поэт пожал плечами.

— Для этого можно было бы придумать что-нибудь поостроумней, чем хищение из Лувра, — Аполлинер озорно подмигнул собеседнику. — А может, зря я не украл «Джоконду»?..

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Иногда все, даже самые важные дела, надо бросать резко и неожиданно для окружающих. И тогда в душе наступает обновление…

— Что вы имеете в виду?..

— А то, что мы с вами, Серж, немедленно отправляемся туда, где особо притягательны улыбки красоток, где подают сногсшибательный абсент и превосходное вино, где самозабвенно звучат до утра песни, шутки, музыка, смех… Словом, — на Монмартр!.. При этом — ни с кем не прощаясь, никого не предупреждая. Обещаю, мой друг, к утру вы забудете мерзостные слова чванливой публики!..

Дягилев, почти не раздумывая, махнул рукой:

— Едем!..

На столе кабачка «Лапен Ажиль»

Еще в XIX веке, на перекрестке монмартрских улиц Св. Винсента и де Соль, славилось заведение с необычным названием «Кабаре убийц». В 1880 году его новый владелец решил сменить столь устрашающее название. Изготовить вывеску он заказал парижскому художнику Андре Жилю.

В центре вывески обновленного кабачка был изображен кролик, а в уголке — подпись «А. Жиль». По-французски «ажил» означает «шустрый, ловкий, проворный». Так, согласно монмартрскому преданию, появилось игривое название «Ловкий кролик».

Здесь частенько собирались, спорили, веселились знаменитые основоположники поэзии символизма Артюр Рембо и Поль Верлен.

Навещал это заведение Альфонс Додэ. Он слушал веселые рассказы одного из хозяев «Лапен Анжиль», а потом использовал их для создания незабываемого образа Тартарена. Бывал в этом кабачке и Анатоль Франс. А Луи Арагон и Марсель Пруст приводили сюда своих русских приятелей.

Но особенно облюбовали «Лапен Ажиль» художники Огюст Ренуар, Клод Монэ, Альфред Сислей. Вслед за своими французскими коллегами сюда стали захаживать живописцы из России Сергей Шаршун, Василий Сухомлин, Василий Кандинский, Осип Цадкин, Наталья Гончарова и Михаил Ларионов.